Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2012
В гостях у «Крещатика» СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ ХХI ВЕКА
Андрей КОРОВИН
/ Москва /
Рождество
Рождество в Топловском монастыре Наташе Мирошниченко и Серёже Ковалю в январских небесах святой Екатерины зелёная звезда качается в груди и снег вокруг горит и светит свет старинный в рождественских яслях маячит впереди мы маленькие мы осколки синей глины мычащие во сне бредущие во тьму нам время пятки жжёт нам ветер дует в спину нам хлещет в лица дождь и радостно ему не надо лишних слов над этою купелью умыться и уснуть и видеть как во сне из каждого куста горящего капелью зелёная звезда рождается во мне ветер какое чудо весь этот ветер в лицо летящий когда ты молод когда ты Вертер ты настоящий ночная мякоть сырого неба тебя объемлет густая липа и запах мёда пчелиный лепет как пахнет каждый растущий в небе в земле сидящий лишь только ветер тебе расскажет вперёдсмотрящий и ты глотаешь густую книгу земного ветра и рёв вулканов гул океанов бег километров и задыхаясь глядишь шалея в окно ночное на этот ветер на эту нежность в ночном прибое дорожные стансы вот и мы загружаемся снова в купе в это равенство долгой дороги где поёт машинист на весёлой трубе проводнице своей недотроге и бутылками звякает каждый вагон и копчёными курами пахнет и подстриженный косами пялится склон как мамаши над чадами чахнут вот и водка закончилась надо идти к проводнице за солнечным пивом чтоб успеть полировкою душу спасти до таможни и спать лечь счастливым и проснуться открывши тугие глаза на родной как сестра Украине где тебе улыбается каждый вокзал предлагая арбузы и дыни и понять что ты дома на пару недель и уйти в бесконечное лето в абиссинство в кабановскую параллель где подлодки поют до рассвета где висит как бельё белый Крым на заре и в тени загорают собаки и ты сам только старый платан во дворе подающий какие-то знаки в дороге и едешь в забытые дали и куришь в ночное окно с бутылкой кажись цинандали кислятина а не вино ни друга ни привкуса счастья в дешёвом дорожном вине припёрся искать соучастья мужик не понравился мне какое мне дело до бабы евойной и прочих лядей принёс что ли выпить хотя бы тогда и вниманьем владей в чаду сигаретного дыма мне чудится озеро Чад в нём прошлое непоправимо бессмысленно ехать назад допили вторую бутылку и стали родней и ясней и беды в стеклянной горилке свернулись колечком на дне детство на Оке я помню этот лес: грибы, деревья маслята, ельник, вот отец, а вот я июль в зените, месяц в рукаве отец кричит ну что? – опять маслёнок! маслёнок тоже в сущности ребёнок а кто это там прячется – в траве? но очень скоро выйдем мы из леса там пруд не понимает ни бельмеса блестят на солнце рыбы караси и мы – на этом зеркале пейзажа где темпера и глушь и тишь и сажа и деревенька, Господи спаси и дальше мы идём с отцом куда-то в руке отцовской удочка зажата в затонах окских ждёт подкормку лещ скажи: скажи: ты жив ещё, ворюга? узнаемся ль, увидевши друг друга жизнь движется стремительней чем речь ах лечь бы в речь отдав себя теченью когда вся даль небес открыта зренью и ты плывёшь всевидящ как река в твоих руках уже играют рыбы и вот за это, Господи, спасибо что в звёздном небе движется Ока Окские предания: пока мы спим и выходит из леса лось и пока мы спим говорит вот живу я здесь – чисто лось а душа у меня – болит и выходит из леса ёж и пока мы спим он идёт сквозь туман сквозь кусты и дождь в потайной свой хрустальный грот и выходит за ним кабан и пока мы спим тычет нос то ли голоден то ли пьян видно туго ему пришлось и пока мы спим на земле в семиярусных облаках просыпается старый лес вся планета в его руках и пока мы спим наяву и пока мы спим день за два лес меняет как кровь траву голубая растёт трава и выходит из леса лес и пока мы спим он плывёт он плывёт посреди небес он плывёт как воздушный флот мы проснёмся а леса нет мы проснёмся и горя нет и стоит кругом белый свет самый белый на свете свет станция севастопольская поезд следует до станции севастопольская и вот въезжаю я в Севастополь выхожу из метро и вижу Лёшу Остудина и Сашу Кабанова и ведут они меня под ручки белые на пристань Графскую и говорят есть многое на свете друг Коровин и наливают виски двести грамм и продолжают выпьем за бессмертных за Моцарта в его холерной яме за Мандельштама в лагерных сугробах за Гумилева в огненном столпе за тех кто знал как надо петь и плакать и жизнь хлебал большой столовой ложкой и наливают виски двести грамм а вот ещё Остудин скажет пробуй с икрою щуки и кусочком лайма двенадцать лет томился этот виски чтоб мы его с тобой в Крыму вот так я не скажу что я предпочитаю французские классические вина а буду говорить о Мандельштаме и письма Ходасевича из Крыма читать на память вот что со мной приключилось весь понедельник из меня выходили красивые рыбы во вторник я рыбой красивой стал и сам и дни потекли медленно как река в среднем течении и плавники моих рук отдались спокойствию серебра там где небо переходит в Большого Бога там где звёзды стоят на охране наших границ я был рыбой в воде я плыл между ними и плыл бы в среднем течении долгой млечной реки и камыши-осоки шуршали мне речи ветра и вчерашние звёзды отдавали теплом костра и какие-то люди на берегу пели грустные песни и юные девушки голые как русалки плыли рядом тонули в тёмной воде кода 2 как в жизни всё быстро кончается пока на качелях качаешься и музыку слышишь вдали очнёшься и кончится музыка и ты уже больше не юзер k. а только песчинка в пыли и кто над тобою качается и что и зачем совершается ты знаешь не больше себя от этого знания сам бухой земля пахнет горькой черёмухой и птицы бегут с корабля предсказание по капельке алого лета густой земляничный настой мы необязательны в этом дыхании жизни простой без нас прорываются грозы без нас зацветает трава мы даже не люди а позы скучающего божества за нами шагают по следу забвение гибель и тьма природа одержит победу ей хватит на это ума мы минем как минули прежде кто мы? – суесловье и дым и нету ни капли надежды что мы на земле устоим станция Дно в тебя проливается озеро закат наполняется розовым и липы застывшие бронзово следят за вертлявой плотвой пиявками и водомерками живёт твоё озеро мелкое зачитанной летом листвой запойные песни кричащие душе твоей словно причастие где каждое слово мычащее до крайности доведено забудешь про зорьки и удочки летящие дни тут как туточки всё кончено станция Дно Демидова узкоколеечка на стыках стучащая в темечко мы жизнь променяли на времечко «кукушка» везёт грибников в Козлово в Астапово в Омуты и все самогоночкой промыты от Кашина до Соловков |