Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2012
Борис ХЕРСОНСКИЙ
/ Одесса /
Все знают
* * * Внешняя оболочка города, защищающая от полей, пологих холмов, плоских высот, готических тополей, широких дубов, внешних людей, коренастых фигур, невысоких лбов. Сколько брошенной техники, сколько пустых помещений, все больше – бетонных, складских. Вытянутый барак, выпотрошенный завод, Торчит труба над озером сточных вод. На границе города постоянно идет война с сельской местностью, побеждает то он, то она. Окраины – поле боя, не хуже других полей. Папа идет в запой, сыночек нюхает клей. Человек предместья, окраины, вышел весь в городские жители, но кто-то остался здесь. В этом домишке, за этим забором, в этом дворе, кто-то в этот дощатый сортир идет на заре. Алеет восток, бледнеет луна, гаснет звезда. Вдали грохочут товарные поезда. * * * Все знают, что лет триста тому назад, на берегу реки нашли зарезанного мальчика в белой рубашечке, на которой не было следов крови. Все знают, что глаза его были голубыми, а волосы белобрысыми, также общеизвестно, что тело его впоследствии оказалось нетленным. * Все знают, что дело было в канун еврейской Пасхи, поэтому искать убийц было легко, и никто не считал нужным доказывать их вину. * Тех, кто согласился креститься, удавили. Тех, кто не согласился – четвертовали. Те, кому удалось скрыться, умерли естественной смертью. * В результате этого события и христианство, и иудаизм получили новых мучеников. И если перегородки между религиями и впрямь не достигают неба, они встретились на небесах: белобрысый мальчик в белом, с тонкой красной чертой поперек горла и черноволосые евреи в черных одеяниях, скрывающих линии разруба. * Ты ведь знаешь, что это не мы убили тебя – сказали евреи мальчику. – Скажи, кто убил тебя? Какая разница – ответил мальчик – главное, что моего убийцы здесь нет. ведь и ваших палачей здесь нет, и это – хорошо. Да, это хорошо – сказали евреи, но лучше было бы, чтобы их не было ни на земле, ни в земле. И если бы твоего убийцы не было нигде, было бы еще лучше. Кто знает – ответил мальчик – ведь тогда мы бы не встретились здесь. И они разошлись – каждый своей дорогой… * Все знают, абсолютно все знают. * * * Принято говорить, что хамство и грубость маскируют чувствительность и ранимость. Лучшая личина ума – беспросветная глупость, за трусостью прячется истинная решимость. За пороком сокрыты совесть и твердость морали. В общем, все люди вывернуты наизнанку. Наши лица – обратная сторона медали. Мы перегибаем палку, снижаем планку, но в сущности мы хороши, только ведем себя плохо. И в этом нет ни лицемерья, ни фальши. Из этого не стоит делать переполоха. Но лучше все же держаться от нас подальше. * * * Новодельный город. Действующий макет. Я помню тебя настоящим, но рассказать – кому? На углу Комсомольской продавал сигареты шкет, он жил напротив, в разваливающемся дому. Дом десять лет, как снесен. Шкет семь лет, как в тюрьме. Не привыкать ему – второй или третий срок. Я и сам – не в своем дому, да и в своем ли уме? Кто со странностями – мудрец. Кто совсем безумен – пророк. Всех-то дел пророку – надеть на шею хомут. Гримасничать и кричать, что все катится в тартарары. Тебя возьмут. Не сразу, но все же возьмут в тюрьму или в дурку, это уж – будьте добры. Будьте добры, пожалуйста, дайте нам отдышаться немного, оглядеться по сторонам, а потом уж крутите руки, давайте в спину пинок и тащите – того в психкарету, а этого – в воронок. * * * Все, чему их научили, это метко стрелять. Неподвижно лежать, подобно барсу – добычу стеречь. Трем тысячам русских слов. Не последнее слово – блядь, как клей, скрепляющее косную, бедную речь. Их научили не морщиться, слыша предсмертный стон, скрываться самим, избавляться от мертвых тел: топить на полях орошения. Или – труп закатать в бетон, в фундаменте дома, строить который мертвец не хотел. Странно, они могли бы грудью стоять на защите страны. Но где та страна? Могли бы первенство брать на чемпионатах Европы. Здоровые лбы, хрены с бугра, ночная, прыгучая, мускулистая рать. Трезвость – норма жизни. Меткость – норма стрельбы. Волка кормят-спасают быстрые ноги, но можно уйти от пули, но не от судьбы. Бывает так, что судьба и пуля это – одно. И когда свои же боссы сдают молодцов ментам, когда их в убежище тайном в кольцо берут, все кроме главного, молча погибнут там… А вожак – уйдет. Не ищите: напрасный труд. * * * Котенок сходит с ума где-то к шести утра: мурча, ползет к подбородку, царапает грудь, тычется носом в бороду. Значит, вставать пора, накормить его, самому зажевать что-нибудь. Перед глазами мелькают обрывки сна. Слышен вороний грай из предутренней мглы. Каюсь, телячьих нежностей я никогда не знал, но кошачьи нежности мне были всегда милы. Дорогой Андрей Андреевич! Среди блаженных душ пребывающий, с облака Вам видней, но я никогда не видал треугольных груш, зато треугольные уши я видел в жизни моей. Я видел гибкие спины и задранные хвосты, взоры огненные, вспыхивающие из темноты, я видел черные тени, шарахающиеся в кусты. Страшно сказать: все это были коты. * * * Я учился в бывшей третьей женской гимназии. Среди красных знамен сохранились таблицы и карты с орфографией царских времен. Например, «анатомия птицы». Чтобы понять, что к чему, нужно было знать фиту, ижицу, ять. Также были журналы «Нива» на книжных полках отца. Не слишком веселое чтиво, но я их прочел до конца. А в конце мягкий знак, или твердый знак, другого выбора нет. Прежде писали такъ, а зачемъ – для ребенка секретъ. На черно-белые иллюстрации падал вечерний свет.. Вот портрет Николая в окружении августейшей семьи. Сам того не желая, я узнал их со школьной скамьи, запоминал их, считая от одного до семи. Не то, чтобы память в норме. Забываю. Но, вместе с тем, я вижу себя в серой форме среди гимназических стен, украшенных плотной картой страны, сметенной с лица земли. Я вижу себя за партой, учителя ушли. Сара Израйлевна, Ольга Ивановна, Станислав Антонович, Анна Наумовна. Перед Творцом представ, что они ответили, стоя в белых рубахах до пят? Мы учили советским наукам советских ребят. * * * Этот родился, поскольку мать спохватилась поздно, на пятом месяце. Решили – быть по сему. Этот – поскольку мать часто в припадках билась, считали, что роды помогут… Он вырос в сиротском дому. Этот родился, поскольку отцу подняли зарплату. Эта – поскольку мать боялась – от аборта умру! Этот родился поскольку сестрице хотелось брата. Эта – поскольку брат у мамы просил сестру… Этот родился, поскольку мать надеялась удержать мужчину, но – ищи ветра в поле! Отца и в помине нет. Может кто-то знает, какую иную причину, которая ребенка выводит на Божий свет? |