Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2012
Алексей ЦВЕТКОВ
/ Нью-Йорк /
попытка контрапункта
|
попытка контрапункта почти сказать но тенорок во рту дрожит на рубеже исчезновенья просторы в клетках не жильцы почти во всем сознаться брякнуться к стопам пока воображенье брезжит стопы в узорчатых нестираных носках так обонянью вдумчивость сестра кто человек и мир мобилизован в праматери и отчимы ему из классовых мичуринских личинок или хотите я вам сполосну носки как раз горячую пустили вот здесь похоже петелька сползла как этот голос о гортань скрежещет вы скажете душа возможно да но лучше как вода и даже ртуть душа скорее газ но в жидкой фазе стабильнее вот у меня как раз грибок не тот что запаху исток а инструмент для мелкого ремонта или я даже новые куплю или не скажете душа и славно бывало вдруг срываешься с гвоздя стремглав как тайный веймарский советник за юной со всех корточек пиздой пока носок во рту благоприятен с подвязкой вымпельной я лучше вот что проверещу чтоб подвести черту кому и вобла снулая праматерь зазор жаре надлежало легчать свежеть но жара не ждала указаний от сбивчивых на ночь надежд и пророчеств в мартеновском зареве хвост полоскала фазаний над засранным насмерть подъездом и список в печать обреченных мученью фамилий и отчеств планета вся в пламени адских намеков и знаков где каждое утро проспавшийся был одинаков с тем навзничь упавшим намедни почти идентичен но с разницей что узнавали его в своих злых зеркалах горожане едва ли пронзая пургу зуботычин пока в партактивах умы подвергали вреду и скупо в пазы шпаклевали еду а свет оставался тем самым в котором он тронувшись обосновался слетались в магический круг лазурные птицы сплывались янтарные рыбы клубились подземные духи и ангелы тоже могли бы и были и ели из рук он им не открыл где в окрестности уха куда отшумевшие мысли как перья в пенал в жару леденило касанье подземного духа и ангела алый укус на ладони пылал сонный паралич мы с ним сидим на снящемся лугу без памяти и способа проснуться там время выгибается в дугу но невелик соблазн его коснуться галлюцинация в цвету трава в купальницах и смолках склон пологий к ручью и складываются слова в условия запретных топологий уму не выкарабкаться туда в наружный мир где ты моя беда он говорит что тьма чревата днем хоть время и континуум но в нем повсюду тонкие узлы и сгибы или оно вообще швейцарский сыр и мы сейчас окружены как рыбы в болотной мочежине как могли бы микробы царствовать в одной из дыр где им в отсутствие секунд не грустно а то что нам казалось бегом лет идет в обход отвергнутого русла на траекторию возврата нет смотрю себе на прялку паука и доверять не пробую пока он говорит но что с него за спрос он здесь всегда сидел не существуя на театральном заднике берез которым сам изобретал листву я врастая в наважденье с головой залетный злак на стебельке целинном или сердечник но не луговой а медицинский с нитроглицерином последние вдыхая времена где наугад судьба искривлена а прежней можно перестать бояться чьи к зодиаку с грохотом струятся титановые сквозь бетон цветы где ты моя беда или не ты некрополь номера которых больше не набираю но заметил что с некоторых пор оставляю выбывших в телефонном списке здесь вокруг все слишком живое откуда их вырезала цензура васильки ромашки несчастная любовь все кого не успел разлюбить собраны в маленьком электронном мавзолее на расстоянии парализованной кнопки в маунтин-вью мигают светодиоды сервер мирно пасет единицы и нули мое кладбище повсюду со мной вечный покой без побудки 5616682 4259672 ты мне все еще снишься 9883394 не договорили и не поправить образец индукции они вдвоем накат либидо густ средь шороха лесного он просит с ним пожаловать под куст она в ответ ни слова он обнажит себя до неглиже одним движеньем резким пора бы и размножиться уже но здесь выходит не с кем хоть трижды будь умен и даровит но раз не сыскан способ весь угрожаемый исчезнет вид чуть заартачься особь не скажет нам ни дарвин ни кювье ни сам добжанский дока кого недосчитались мы в семье ушедшего до срока вот так однажды игуанодон когда сбежала третья предчувствовал приход глухих времен беды и лихолетья палеонтолог будущей страны меж черепков и бронзы найдет окаменевшие штаны но снятые без пользы * * * нет никогда уже не быть жуком антеннами не проверять погоду покуда в теле маленьком таком с утра пульсирует любовь к полету куницей не соваться из норы в ветвях не виснуть нитью ариадны которые хотя к своим добры детенышам но к белкам беспощадны или змеей извилистой не стать чтобы узнать каким манером змеи внезапный путь прокладывают вспять одним изящным разворотом шеи здесь возникаешь кем-нибудь одним кто заточен в своей беде и порче пока ликуют бабочки над ним и бодрые шуруют черви в почве спроси кирпич он знает что почем кто жизни обречен таких не лечим сугубо вниз рожденный кирпичом летит а ползать некуда и нечем возвращение воротясь из дальних странствий подошел к дому в ладони память перил в ноздрях сеновала ветхий в обносках как она выйдет к такому остыла ли обида раз жизнь миновала еще в глазах дороги петлистая лента приник украдкой к стеклу из внешнего мрака видит сидит у стола беседует с кем-то ни на год себя прежней не старше однако тенью к другому окну оправляя саван ведь это же он сам напротив это сам он тогда кто же опешив прислонился к вязу скиталец в конце пути накануне гроба а у них там любовь как из под венца сразу аж светятся от счастья молодые оба она краше себя самой когда стояла накануне разлуки свежа как невеста и который напротив изменился мало он у себя дома а пришельцу нет места кто сумеет подлинник отличить от фальши кому теперь умереть а кому жить дальше что за блеск сквозь кроны что за вихри в аллее прочь бы сейчас стремглав но странник к стеклу снова не поймет эта ли язва саднит сильнее или та что была когда бросил без слова вырез до брюшка ворсистая мешковина семь глаз огнем два передних ярче рубина двойник через стол переливается ртутью сперматофор наголо под головогрудью соглядатая накрыла скорбь как цунами ой любовь отрава что ж ты делаешь с нами |