Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2011
Сергей СЛЕПУХИН
/ Екатеринбург /
Возвращение в Галич
|
* * * Синяя птица молчит на насесте, Трубы сомкнули дымные кроны. Мы оказались в неприбранном месте Так одиноки, нас миллионы. Шаткие тени чьих-то подобий Падают в ночь, в пустоте догорая, Каждый в своей недохоженой Гоби, На пересылке ада и рая. * * * Вожди чего-то и еще чего-то, покойники, обутые в бахилы, смерть-доктор на трибуне мавзолея, погасших «я» торжественный флэшмоб. В морозной свежести могильного покоя трехцветный обморок и воздух медвежатый, шестиугольное неистовство снежинок И равнодушно-грозное Ничто… В пустом, нерасчлененном наши чувства теряют меру времени и смысла, и мы несем в своем неизмеримом кабалистической угрозы торжество… Обретший катарсис подобен дезертиру из круга заколоченного света, как чей-то сон, сбежавший за кулисы, в размазанный размытый негатив… Возвращение в Галич Я вернулся к тебе через двадцать колымских шаламов Черной хвоей волны, мертвой пеной таежных морей, Одиссей лагерей, островов человечьего хлама, Чьи Печора и Кама скрипят на цепях якорей. Нас Великий Циклоп разыскал ненавидящим оком, Людным стадом овец гнал на Север и Дальний Восток, Так и этак – умри, ведь Итака осталась далёко, Так и этак – живи и мотай незаслуженный срок. Вот он – я, на груди посинела старушка Паллада, Верный Аргус издох, и не слышно в сенях пацана. Ставь на стол магарыч, ничего на закуску не надо, И пускай старый хрыч режет сердце ножом. Басана. * * * М. Д. Расплавила мозги сковорода небес, На кончике вися блуждающего нерва, Из крапа звездных карт подмигивает бес, Свернулся хвост крестом, а в лапах – чья-то черва. Нерв тужится, скрипит, вращая небеса, Страх сыплется, шурша, из чертовой кошелки, Гребенкой острых пик расчесаны леса, С них прыгают, рыча, на город человолки. Течет яичный сглаз в утробный беспредел Над сплющенной землей, где времена глагола В омлете заварном сырых белковых тел Свернулись, как зверьки без возраста и пола… * * * все растения безжалостно срезаны в нескольких сантиметрах над мерзлой землей в глубине почернелой души в сизом свете ноябрьского утра туманные струйки звуков обретают скульптурную округлость – своды и купола цисты и яйца простым толчком прикосновеньем переносом ударения глагол превращается в существительное действие – в несуществующий предмет скоро и время передвинут на час освобождая в отсутствие перемещенные души но тела наши будут недвижны недвижны на мерзлой земле * * * Необитаемо внутри, Лишь пепел сумерек зеленый. Собака жертву над кустом Традиционную приносит, Мигалка по небу летит, Сигнализация рыдает, Скулит в настенной конуре Часов замученная птица. Я знаю Кто все это сочиняет. Один из игроков в глухие телефоны. * * * Д.Г. Из ярмарочной колонки течет Nirvana, тряпичная барыня стережет самовар, крашеные яйца, зайцы из марципана, торговцы мыльными пузырями расхваливают товар. Трехмерное, невесомое от губ отгоняя, кутаются, полые, в замурзанные армяки. Прозрачная радуга ждет нагоняя, зависает в воздухе велению вопреки. Улетай, бродяжка, пружиня зрение, разматывай линь, истончая нить, священнодействие праха, безысходности оперение, всяк захочет тебя уколоть, пронзить. Может, это я сам скольжу, текучий, одинокий выдох на счет два-три, народившийся в рубашке пшик колючий, знать бы, что же вырвется изнутри. * * * И сказал: да сойдет снег! И снег сошел. Так сходит во сне человек Назад, в шеол. Солнце в ногах чернеет. Дыра. Во что? Весна, чернотроп? Не греет, Валенки, пальто. Мертвый кладезь погоды, Ураганов, гроз, Хляби, серные воды. Воскрес? – Вопрос. Юноша чистого света? Во мраке не опознать. Отсвет или комета? Нощь, тать? Мнимый конец, окоем, Мнимых начал час. И да пребудем во сне Твоем, А сон да пребудет в нас… * * * Я, закрывавший солнце царским пальцем, Теперь лишь точка сна и невозврата, Изъятая из праздного соблазна Навечно быть заменою огня. В самом себе мне многое открылось: Свет жизни скуден, рассечен на части. Он крошится в расточенном пространстве На лепет, шорох, суету теней… |