Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2011
В глубине венерина зеркальца
Мелкие фигурки с воздушными шарами. Если хорошо присмотреться, увидишь слово «ложь», вписанное в кругляши. Их нарисовала девушка Аня, попавшая в вертеп в день выписки из больницы, в которой ей долго и безуспешно лечили душу.
Душа, жизнь, всеобщая любовь… Нет, всеобщая ложь! Человечки, поддельные, ненастоящие люди. Пьяные и блеющие, постанывающие и мычащие, накануне светлого праздника Христова Воскресения мерзко совокупляющиеся под Распятием, «под самыми сбитыми гвоздем ногами серебряного Христа».
Мать художницы, в тот тревожный день наложившей на себя руки, когда-то преподавала в школе биологию. Ей-то понятна генетическая символика на картинке. Вытянутые воздушные шары – это, должно быть, стилизованные марсовы щиты-копья, и несут их мужчины. Круглые шары – в руках женщин, и называются они венериными зеркалами.
Рассказ о шарах и человечках, «Осанна», одна из новелл сборника «Апология женщины», написанного Инной Иохвидович и увидевшего свет в американском издательстве «FrancTireur».
Апология. Какое чудно?е слово! Защита, заступничество, оправдание, восхваление. Это что, ирония автора? Неумеренное, чрезмерное восхваление – кого? Предвзятая защита – чего? Против чьих нападок направленная?
Се апология женщины – Евы, Венеры, Девы Марии. Самки человека, наиболее совершенного божьего творения.
Круг на кресте, «Венерино зеркало». Круг – это дух, энергия жизни, крест – стихия, материя. Считается, что там, где они соприкасаются, расположена точка «выхода» энергии наружу. А где точка «входа»? Ее нет, круг – фигура замкнутая. Не всегда и не всякому понятно, что же «варится» там, внутри. Не каждый способен нащупать искомую точку соприкосновения души и тела…
Древние считали, что зеркало отражает божественный свет, ибо по форме напоминает диски Луны и Солнца. Злые духи не любят зеркал и не могут отражаться в них. Правдивость, самопознание, искренность, чистота, просвещение, предсказание – вот что такое зеркало.
Но образ мира и Бога, истины, познания весьма изменчив и обманчив, за амальгамой может таиться запретная дверца в Зазеркалье. Волшебное стеклецо способно «умножить сущее», удвоить, утроить. Прозреть Гордость, Тщеславие, Самолюбование, Сластолюбие, Похоть и Безумие. «Вы не можете идти, – кричал в ярости Гамлет своей матери, – пока я не поставил вас перед зеркалом, где вы увидите вашу сущность».
Борхес называл зеркала «отвратительными». Смотреться в них – все равно что совокупляться. Иногда на шлифованной поверхности рождаются искажения, и отражение не совпадает с образом, оказывается недостоверным, поверхностным, неполным. А помните, существовало еще и зеркало Тролля, разбившееся на биллионы осколков, застрявших в глазах и сердцах людей?
В каждом из нас есть зеркало внутреннее, способное менять положение. Так считал наш современник, философ Хорхе Анхель Ливрага Рицци. Если стеклянное тело направлено вниз, в нем отражаются грязь и камни. Чуть приподнимешь – появятся просветленные горизонты и окрыленные существа. Круче вверх – «мудрость покажет истинные чудеса и двигатели всех вещей».
Ты ли отражаешься, или кто-то другой? Конечно, веришь, душа – твоя. Поэтому и повторяешь: «Свет мой, зеркальце, скажи…» Не только Галадриэль, но и всякий уверен, что видит в зеркале прошлое, будущее, настоящее. У волшебного стекла отменная память.
Не надо быть Тессалийской ведьмой, чтобы научиться «читать» по зеркалам. Колдовские рецепты просты и неизменны. «Купите обычное зеркало и напишите на нем “S. Solam S. Tattler S. Echogordner Gematur”. Закопайте его на перепутье в нечетный час. На третий день идите к этому же месту в то же время и выкопайте, однако вам нельзя первому глядеться в это зеркало. Дайте сначала посмотреться в зеркало кошке или собаке».
Героини «женской» книги Инны Иохвидович тоже познают свою сущность в зеркалах. В русской традиции принято говорить «Венера перед зеркалом», но правильнее – «at her mirror», «в ее зеркале». По Иохвидович, это может быть зеркало ванной комнаты, трельяж в гримерной, туалетный столик парикмахерской, огромное, «от пола до потолка», «мертвецкое» полотно в коридоре онкологического центра. «Вторые я» прячутся в зеркалах банкетных залов, витрин, спальных комнат, дамских ручных овалах и кружках. Хромированный бок кофейного аппарата тоже сгодится, и даже фотоснимок может стать зеркальной дверцей в мир иной. «Любящий прозревает любимого через оболочку природного мира, через кору, лежащую на всяком лице». Эта мысль Николая Бердяева взята эпиграфом к одному из рассказов книги.
О чем же может рассказать зеркало? В Средние века «зерцало» означало «нравоучение». «В этом зеркале каждый увидит, что будет танцевать так же. Мудр тот, кто разглядит себя самого». Так написано в древней книге Гюйо Маршана «Танец Смерти». Возможно, строки были заимствованы из средневекового бестселлера Шаттелена, многословной и выспренно написанной поэмы «Зерцало смерти». В стихах говорилось о том, как умирающая любовница, призвав к себе поэта, произносила надломленным голосом: «Mon amy, regardez ma face. Voyez que fait dolante mort Et ne l’oubliez desonnais. C’est celle qu’aimiez si fort. Et ce corps vostre, vil et ort, Vous perderez pour un jamais. Ce sera puant entremais. A la terre et a la vermine: Dure mort toute beaute fine» («Мой друг, взгляните на мой лик. Се горестной смерти жало; Не забывайте ж никогда, По смерти что со мною стало, С тем телом, что в любви пылало, А днесь отъято навсегда. И вскоре – мерзкая еда Червей, зловонну плоть сосущих: Смерть – вот конец красот всех сущих»).
Во все времена люди желали узнать о себе и своей судьбе все возможное и невозможное. Особенно то, что по определенным причинам скрыто от них природой и Богом. Любовь и удача, богатство и слава, власть и смерть, но, прежде всего, красота. Женщины любопытнее мужчин. Вот и всматриваются в зеркала на протяжении веков венецианские прелестницы Тициана, любовницы из Фонтенбло, кокетки Фелисьена Ропса и Константина Сомова.
«Вроде, месячные регулярно, климаксом не пахнет, неужели закончился пресловутый “бабий век”?» – рассуждает про себя героиня рассказа «Женский портрет». Но, конечно, конечно, она надеется, что для нее-то еще найдется мужчина, который захочет умереть в ее объятиях. Так, как, согласно легенде, умер художник Рафаэль – на пике любви, на взлете, счастливый и молодой.
Уборка, глажка, готовка, деторождение, «служба» женой начальника. Дети «выпорхнули из гнезда» – развод, одиночество. Так замотана-задергана «нескончаемой мышиной возней», что не успеваешь разглядеть себя утром, в час, когда положено красить губы, «наводить марафет». Замечаешь свое отражение случайно, удивляешься встрече с собою. Как будто впервые. Незащищенные ненакрашенные глаза, дряблая шея и руки, распластанные груди, обвисший живот, «полосы беременности», бедра, «вспученные» венами, незаживающие язвы на икрах. Когда-то блестящий черный треугольник лобка выглядит тусклым, скрученные в тугой завиток волоски распрямились. «Ну что за жизнь?!» – громко кричишь им – зеркалам.
Еще история. Великая актриса Елена Прекрасная в трех величественных проекциях трельяжного зеркала: анфас и два профиля – справа и слева. Лепное лицо, идеальные пропорции, настоящая Грета Гарбо, «чудо из целлулоида». Формула идеальной Красоты. Форма, импрегнированная в Вечность. Томограмма Славы. Штамп искусственного века. «Мне всегда тридцать пять!» «Мечта миллионов не может принадлежать одному!»
Загадки зеркала! «Народная» киногероиня Елена каждый вечер «пристрастно всматривается» в свое изображение и не находит никаких изменений. Она все так же прекрасна. Она не может измениться, потому что с детства приучена избегать проявления любых человеческих чувств, на них – табу!
А вот затюканной Капитолине Федоровне из рассказа «В кафе», наоборот, за ее пятьдесят лет крайне редко удается увидеть себя в зеркалах. Но даже в мутнеющем, смазанном, мельтешащем вокруг нее мире, на шлифованной поверхности настольного агрегата – в кафешке, забегаловке, стоячке, чепке – будет даровано «рабыне жизни» откровение – способность разглядеть произошедшие в душе и теле глубокие деформации.
Автор книги, наверно, бессознательно сблизила судьбы этих двух женщин, а сблизив, противопоставила.
Одна (актриса) каждый вечер добивается Omnia Lux, но в этой ее формуле счастья – «Все превосходно!» – даже младенец усматривает изъян, кричит из зала, захлебываясь: «Папа, папа, смотри, она же будто и не человек совсем, а кукла, как заводная кукла, как кукла».
Другая (буфетчица) никогда о превосходстве над жизнью и не помышляет. Свыклась с мыслью, что суждено ей в этой жизни «барахтаться». Но все же каждый вечер взгляд Капитолины нет-нет да и зацепится за эту непонятную латынь, выгравированную на проклятом кофейном аппарате. Елену-то ее зеркало навсегда «зацементировало», замуровало в амальгаме, а вот капитолинино «зерцало» и на минуту не способно удержать хозяйку на поверхности. Оно заставляет ее «я» «стекать» «темной непрозрачной струей» «в пузатую чашку» очередного клиента.
Говорят, есть кривые зеркала. А бывают вогнутые черные. Вместо амальгамы в них черная краска, свет в ней исчезает. Если в фокусе черного зеркала окажется глаз человека, он обретет способность к ясновидению. Наплывет марево, сон, видение. Не дай Бог, сквозь «открытое окошко» призрак затянет «туда», в мир иной! Как распознать «злое стекло»? Они жутко холодны на ощупь, перед ними гаснут церковные свечи. Такие зеркала надо разбить, освободить заключенную в них душу покойника!
Если есть подозрение, что против вас кто-то затевает зло, постарайтесь подвести этого человека к зеркалу. Взгляните на ваше совместное отражение. И если ваши подозрения обоснованны, на лице недруга на мгновение проступят его истинные чувства. Это народное поверье.
Вряд ли жена Николая Петровича Сосницкого, начальника зоостанции искусственного осеменения из рассказа «Лицом к лицу», во время коитуса думает о зле, которое задумал муж. Она вообще ничего не знает о «зеркальных» приметах, иначе бы ей не пришла в голову мысль уговорить мужа любиться перед зеркалом в спальне. Сведущие в магии кумушки наверняка бы дуре отсоветовали: «в зеркале может прятаться человек, стоящий между вами, возможный любовник, ревнивец, соперник, да мало ли кто! Половое сношение двоих есть любовь, но троих – разврат!» Сосницкая этой хитрой науки не знает, захватила ее идея другая, но идея, ой, навязчивая.
«Фундаментальный мужик» Николай Петрович любит брать жену исключительно «в коленно-локтевом положении». Так повелось с первого дня половой жизни незадачливой героини, когда дородный дядька, подпоив девчонку-практикантку, ткнул ее носом в сукно стола и придавил затылок тяжелой ладонью. Это был роковой «раковый» акт, но сценарий соитий, увы, оставался неизменным на протяжении долгих лет, даже когда девичья фамилия сменилась на Сосницкую.
Ее первый «амурный» опыт навсегда отпечатался в памяти картинкой-инструкцией из ветеринарного учебника: хряк-производитель вскарабкался на условную свинью, вернее, на ее модель, и изливает сперму в искусственное влагалище. Николай Петрович привычек своих держался. Просила жена, чтобы, перед, тем как он поставит ее раком, хотя бы поцеловал в губы – как бы не так! Сосницкий всегда цинично отшучивался: «Лицом к лицу лица не увидать».
Но так быть не может! Наверно, он отчего-то не воспринимает меня как цельную женщину, а вдохновляется лишь отдельными деталями, что обычно «заводят» мужиков – бедрами, грудью, ягодицами! Надо отдаться перед зеркалом в спальне, чтобы он увидел, не смог не увидеть, вот она я – вся – стою на коленях перед диваном обнаженная, жду своего мужа! Что же он чувствует в момент «страстного влечения», что написано на лице?
Ну как, увидела? Свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи!
В зеркале как обычно застыло лишенное мимики лицо – взбухшая вена, невидящие глаза, бельма слепого. Кончил, излил, отвалился, заснул, захрапел. Лицом к лицу – свидание с любовью и судьбой.
Целостность это полнота, завершенность, потенциальная способность, гармоническое согласие. При целостном восприятии человек со стороны расценивается как нечто устойчивое, неделимое. Целостность незыблема, даже если некоторые части этого целого в данный момент невидимы.
Но вот вопрос: правда ли, что незыблема? Порою это чувство обманчиво. Мы так устроены: открываешь глаза, смотришь в мир, и хочется «ясности, четкости, зримости каждого окружавшего предмета, вещи». Всегда ли? Оказывается, не всегда…
Надежда Николаевна из новеллы «Куда пойти человеку?» привыкла жить в гармонии, которая, как мы условились считать, есть зеркальное отражение целостности. Счастливый брак и материнство, устойчивое положение в обществе, достаток – это ли не гармония? Но жизнь иногда может неожиданно повернуться в такую сторону, откуда увидишь, что целостность женщины, прежде всего, в ее натуральности, подлинности.
Главное зеркало Женщины – глаза окружающих. Героиня рассказа – красивая, статная, моложавая дама в модной джинсовой юбке – залюбуешься. Но это лишь обман, игра, сознательно поддерживаемая близкими и посвященными. На самом деле целостность нарушена. Огромные холодные зеркала онкоцентра отражают подобие жизни, подобие женщины! Операция, удаление грудных желез, подмышечных лимфоузлов, маскируемые пустоты…
Зеркало, это зловещее орудие ведьм и колдунов – вот кто будет дурить голову и тебе, и окружающим, делая вид, что не замечает под одеждой изуродованного тела. Можно включиться в игру с переодеванием и гримировкой, обмануться, бросившись, как в омут, в ночь, стать неузнанной и безымянной. Но если ты Женщина, то хорошо понимаешь: подлинность, целостность подтверждает прикосновение мужчины, а настоящего мужчину никогда не ввести в заблуждение подделкой.
Ощущение чего-то упущенного, переживание потери половых свойств… «Кто же я?» Бесстыдно-обнажающее озарение: «Я – Никто!» Вынули «стержень сущности». «Там внутри – ничего-ничего… Пуста и неприкрыта».
Некоторые думают, что это они отражаются в зеркале, но найдутся и те, кто отшатнется от него, увидят чужое, чуждое. Большинство считает, что в глубине стеклянной глади отражена душа человека, но кое-кто скажет, что зеркалу не позволено отражать душу. Не в этой ли двойственности заключена для женщины притягательность зеркала?
Школьная подруга Жанка, в руках ручное зеркальце, с нею в отделении патологии беременности случайно встречается героиня новеллы «Апология женщины». Легкая дрожь покрытых тушью ресниц, голубые тени на веках, накрашенный рот – Жанка, «полюс женственности и женского». Но героиня рассказа, в отличие от мужиков, видит сквозь «одурманивающую» прелесть бывшей одноклассницы душу-дешевку, кокетство, наигрыш, фальшь, ложь. Сама же в кривых зеркалах мужских глаз она остается «недоделком», в котором «не чувствуется баба».
А вот «зеркальная» ситуация. Неловкая, бесхитростная барышня в очочках, с детства настроенная на то, чтобы «сеять разумное, доброе, вечное». Эта женщина из рассказа «Про Тату» приучилась видеть мир размытым, нечетким, грозящим бедой. Он страшил ее тем, что с каждым шагом заставлял «оступиться, провалиться, наткнуться, пораниться». Этот страх продолжался долго, очень долго, вплоть до пятого десятка, когда вдруг, отразившись тамадою в банкетных зеркалах, не приобрела Тата волшебную силу – желание властвовать, магическую способность управлять людьми. Размытость и нечеткость мгновенно исчезли, люди стали видны с их пороками и слабостями. Но фокус, в котором произошла счастливая метаморфоза, неожиданная ясность – что это? Доброе или злое «волшебство повседневной жизни»?
Ах, эта благоприобретенная форма, отраженный двойник, устраивающий абсолютно всех! Женщина недаром каждый день смотрится в зеркало. Если второе «я» не соответствует матрице, то матрица стремится соответствовать своему отражению, или ожидаемому восприятию. Вот еще одна рассказанная писателем история.
Анна, возвратившаяся из больницы после приема у гинеколога. Она смотрит в зеркало. Что-то заставляет ее прийти к мысли о беззащитности, об уязвимости женской мимикрии, хитростей переодевания и гримировки. Так и будет, если не сделать аборт. Анна представляет свое лицо меняющимся в течение девяти месяцев – выступающие на лбу, щеках, вокруг губ пятна, распухший нос. Ее глаза, вроде бы смотрящие в мир, будут устремлены вглубь, в надежде что-то узреть во тьме утробы. Сможет ли она свыкнуться с тем фактом, что окружающие увидят ее незащищенной, открытой, потерявшей маску? Автор не дает прямого ответа на этот вопрос, но подводит читателя к мысли, что беременная все же решится на роды.
Перед зеркалом (мысленным взором?) происходит не столько предполагаемая метаморфоза внешнего облика женщины в течение ближайших сорока недель, сколько наступившее в этот вечер духовное перерождение. Уайльд завещал: «Лечите душу ощущениями». Героиня рассказа всегда оставалась верной этому правилу, она любила не столько Жизнь, сколько саму Любовь, любила любить. Но воспоминания, сегодня проявившиеся в зеркале памяти, одно слово под письмом недавно скончавшегося отца – «тайно вами любимый» – убедят Анну, что «жизнь не терпит пустот». Жизнь суть «череда не только смертей, но и рождений», «вечная пульсация между тобой и другими».
Мимикрия не только подражание и маскировка, она общее соответствие, гармония в окраске особи с местом обитания. Особи? А почему бы нет! Дамы из книги «Апология» нередко ставят перед собой вопрос: особи они, или особы. Означает ли их самость самостоятельность, свободу, независимость, или же указывает, что «женщина» лишь производное от слова «самка». В книге Инны Иохвидович приведены взаимоисключающие варианты.
Два зеркала, два фотоснимка. На первом – Липочка, Олимпиада Сергеевна Заварзина, утренняя уборщица театра, о ней рассказ «Фотоувеличение». На втором – Евдокия Дмитриевна и ее домочадцы из одноименной новеллы. В обоих случаях зеркало хранит образ женщины, казалось бы, ей несвойственный.
Уличная «елка». Не первой свежести бабешечка под хмельком, танцующая и притопывающая. Детское веселье, присвист, галопирующий ритм. Пуховый платок, движение ручкой вокруг талии воображаемого кавалера. Губы, растянутые тонкими полосками, улыбающееся лицо – плакатная луна. Остановите музыку, остановите музыку, прошу вас я, прошу вас я, с другим танцует девушка моя…
Фотограф, мерзавец, скотина! Сфоткал! «Снял покровы, пелену с людских глаз, обнажил истинное»! Это не его – это мое право забыться, не думать об алкоголике сыне и умственно отсталой дочери! Никому не позволено видеть чужое, пусть и временное, счастье!
А вот в случае с Евдокией Дмитриевной Паршиновой все иначе. Соседи по многоквартирному дому привыкли воспринимать эту женщину в центре неспокойной, скандальной жизни. Слухи о возможной измене мужа-генерала, женская ревность, сын-повеса. Семейные «разборки», крики «убивают!» и «упеку!». «Сталинка» времен «расцвета архитектурных излишеств». Простоволосая, с обезумевшим взором советская барыня в «контрибуционном халате», трофее из оккупированной Германии. Позднее – психушка, вдовство, одиночество, упоение властью над подшефными тимуровцами и приживалками-богомолками. Такою запомнило Евдокию Дмитриевну зеркало чужих глаз.
Но сама-то жена (а затем и вдова) ответственного работника, лауреата Сталинской премии, в это зеркальце глядеться не желала. Предпочитала быть отраженной в фотографии своего «звездного часа» – барыней, а не неряхой-бабалыкой. Прекрасные декорации солнечного полдня в покоренной стране. Красивая и молодая, навечно застыла рядом со своим важным мужем-генералом и сыночком Димочкой, еще только-только предвкушающим будущее. Изыски, жизнь на широкую ногу, «выкомаривание» перед собой и остальными…
Но ручное зеркальце перед смертью сохранит другую картину: труп женщины с почерневшим лицом, пустые бутылки, вещи, разбросанные в беспорядке, просочившееся под амальгаму зловоние разлагающейся жизни.
Аутентичность – правильность начал, свойств, взглядов, чувств, намерений. Еще одна большая тема книги. Одним из аспектов аутентичности является гендерная принадлежность. Но почему бы нам не сказать по-человечески – «половая»? Увы, без этого «ужасного слова», «гендер», не обойтись, поскольку означает оно не биологический пол, а социальную половую роль человека, комплекс предписываемых ему норм общественного и сексуального поведения.
Гендерная принадлежность персонажей «Апологии» является отнюдь не простым вопросом самоопределения, выбора соответствия между «он» и «она».
Героиня рассказа «Трансцендентальная функция женщины», «особь удивительная, с постоянной течкой», в молодости пережила крупное разочарование. Половая слабость мужа в первую брачную ночь вызвала в ней стойкую неприязнь ко всем мужчинам и, казалось бы, навсегда изменила гендерное поведение во время соитий. Ею стали руководить мужские мотивации, «она начала брать, так, как обычно, до этого, брали ее мужчины». Подчинение любовников своему настроению, желанию, голосу, взгляду, приносило сексуальное удовлетворение. «Она могла все: и возбудить мужское желание, и, наоборот, пригасить его».
Дочь героини в первую брачную ночь тоже испытает подобное разочарование. Мама должна помочь советом. Оказывается, мать способна почувствовать что-то похожее на сожаление, и даже всплакнуть по-бабьи! Это не те рецепты, что когда-то она нашла для себя, – стать в постели «самцом», подчинить слабого любовника. В ней неожиданно просыпается женственность, казалось бы, исчезнувшая навсегда. В момент, трудный в судьбе ребенка, находятся слова утешения и мудрости.
Счастье – это гармония. Любовники сами должны найти «общий язык» во время коитуса. Конечно, проблемы мужчины неизбежно отражаются на сексуальной жизни женщины, поскольку её половое удовлетворение целиком зависит от сексуального поведения партнера. Сильный пол всегда привлекает в женщинах именно слабость и незащищённость. Вместе с нежностью, хрупкостью, искренностью, верностью, эмоциональностью для мужчины они означают женственность, рождают в нем желание оберегать, защищать подругу, удовлетворять ее сексуально.
Гармония во время полового сношения без гармонии духовной не может расцениваться как полное счастье. «Когда любишь, можешь и не мочь. Да! Сильная влюбленность даже противоположна сексу! И наоборот, сильное влечение может, а часто так и бывает, не связано ни с какой влюбленностью».
Девки, молодки, бабы, жены, вдовы. Какие они, какими должны быть и себя ощущать? Где правильные лекала? В чьи зеркала не страшно смотреться?
Какой должна быть Женщина? Естественной? А что это означает? Галька-зеленщица и ее товарки (новелла «В щели»), наблюдая из кухни ресторана за более счастливыми представительницами женского пола, испытывают лютую ненависть, мечтая оказаться на месте этих дам. А те, разодетые и надушенные, надменные в ощущении своего женского обаяния, жаждут, жаждут власти! «На их висках и носиках капли пота, помада на губах съедена, пальцы лоснятся, как ни оттирай салфеткой после цыплят табака». Сморкаются, икают, чихают, рыгают, ковыряют в носу и зубах.
Поистине, неисповедимы пути твои, Господи! Как ни всматривайся в Жизнь из щели, не поймешь, «кто плачет, а кто – скачет».
Для чего они, женщины? «Для исполнения роли – хозяйки, официального лица, т.е. жены в гостях»? («Все хорошо. Баллада одинокой женщины»).
Что ждет их, молодых Ев, вступающих в жизнь? – «Закончат институт, уедут в глухомань, выйдут замуж, детьми обзаведутся, будут мыкаться от аванса до получки, от отпуска до отпуска, от беременности до аборта» («Фотоувеличение»). Что впереди – битва за квартиру? Запоздалое откровение перед смертью, что имели-то они только «право на могилу»? («Квартира»).
«А для чего мы родились, жили и мучились, и других родили, а те еще… чтоб просто столько-то прожить, пролюбить, проесть, и в молодости раз и навсегда отсмеяться беззаботным смехом?» – терзается одна из Остапенок, Галька, в бессонную ночь, после похорон закадычной подруги («Галька и Валька»).
Все люди похожи друг на друга «в своей маяте», «не живут, а проживают». «А судьбу, известно, как и суженного, конем не объедешь»…
Соответствие, сходство, согласие. Прежде всего, согласие с самой собой.
Семь месяцев назад шла барышня ночной улицей, парень предложил прокатиться. Повалил на откидывающееся сиденье. «Он кричал, и угрожал, что изобьет, наконец, убьет ее и оставит в этом лесочке…» («Апология женщины»). Желание выжить заставило отдаться насильнику. Потом чувствовала себя оскверненной, грязной. Душа требовала от тела отчуждения ребенка, зачатого «в пароксизмах страха и скотства», ненужного свидетеля ее раздавленности, уничтоженности, одиночества.
Что-то не так! О, это тягостное ощущение! Что-то не так!
А вот еще одна мучающаяся особа! Ежеутреннее соитие, недолговременное, тусклое, но, тем не менее, дающее супругам взаимное удовлетворение. Не удовольствие, но все-таки удовлетворение («Ночной охотник»). Много лет назад бросила супруга своего тогдашнего страстного любовника, бежала из московского института в тьмутаракань. Не смогла, не стерпела. В какой-то момент почувствовала, что «сильная, безоглядная, часто сопряженная с насилием», мужская страсть стала изнурять ее, а неистовство – пугать. Пыл его требовал немедленного ответа, всеподчинения. Женская душа тогда выбрала отчуждение. Это казалось рецептом согласия с самой собой, со своим телом. Увы, увы, через многие годы «ночной охотник» стал являться во сне. Душа и тело возмечтали о единстве, возжаждали прежней «сновидной» любви – смятения, ошеломления, подчинения «сладостному» насилию. Чего-то постыдного в провальной тьме бездны.
Полноценность или неполноценность? Боязнь людей, страх совершить ошибку, постоянное напряжение. Вот оно, мое крохотное и кривобокое «я» в зеркале. Незначительное и ущербное.
Представление о неполноценности женщина компенсирует убеждением о собственной полноценности, ведь она – такая! В этом-то парадокс. По каждому пункту убеждена в том, что, на самом деле, она – необыкновенная! И когда отражение ее другими людьми не соответствует этой убежденности (а оно никогда не соответствует, и не может соответствовать), страдания и униженность бесконечны. У такой женщины существует страх быть неблагополучно отражённой.
Человек зависит от отражения и постоянно тревожится, он хочет быть похожим на образ во внутреннем зеркале. Если отражена полноценность, то следует благостная, человечная реакция, но если нет – возникает злость, защитная ненависть, бравада, конфликт.
Жизнь некоторых персонажей Иохвидович проходит в постоянном соизмерении себя на несбалансированных весах полноценности-неполноценности. «Элементы волшебства в повседневной жизни» – так называется один из рассказов. В центре повествования Николаевская, «безымянная» женщина, давным-давно потерявшая и забывшая свое имя. Нине (так на самом деле зовут героиню) «волшебство в повседневной жизни» никак не дается. Но что же для Николаевской это самое волшебство? Она, горемыка, всю жизнь чувствует себя всего лишь аморфным существом женского пола – особью. Но, конечно, мечтает, мечтает однажды, как в прекрасном сне, проснуться «прелестно-женственной особой».
Горемыки из «Апологии» нередко пытаются найти конкретные причины своей неполноценности. Еще одна Нина (новелла «О любви?») считает себя фригидной. «Зациклилась на том, что мужчина должен брать ее силой, застряла на мысли, что ей суждено быть неудачно изнасилованной». Обманывая себя и любовника, дуреха имитирует страсть: крики, шепоты, поцелуи, укусы, стоны. Мозг от «скачки мыслей» во время такой «любви» не отключается, душа – не поет, тело терпит насилие. «Отдаться» любви, войти в ритм, «поплыть вослед» любимому человеку – непосильная задача.
Так бы Нине и представлять себя сосудом, где «разрежая и заполняя собою внутреннее пространство, как поршень шприца», ходит мужской член, если бы не случай. На бедной московской окраине женщина неожиданно становится свидетельницей жуткой и неприличной сцены. Пьяная старуха, мотавшаяся всю жизнь по тюрьмам, удовлетворяет похоть, сидя промежностью на остром суку дерева и раскачиваясь при этом. Эта гадкая картина онанизма, тем не менее, творит чудо: изменяет акцентуацию в самооценке невольной зрительницы. Оказывается, сосуд для излияния мужского семени не сама она, Женщина, с непокорным, неподатливым телом и мятежной душой, а всего лишь ее часть – вагина! И это ей – женщине – принимать решение, как распоряжаться ее (!) важным органом.
Еще труднее Венере сопоставить себя со своей «второй половиной» – Купидоном. Полная гармония предполагает совпадение-совмещенность-тождественность во всем, и прежде всего, в интимной жизни.
Героини Иохвидович в поисках «единственного» используют все те же чертежи и лекала: естественность, аутентичность, целостность, полноценность…
Пришелец из другого мира, неизвестный и тысячу раз виденный, который приходит, но затем обязательно уходит. В центре эротических женских фантазий – сильный мускулистый мужчина без лица, Просто Мужчина. Вот Он войдет, вторгнется, раздвинет своей твердой плотью Ее узость, заполнит собой. Спящий мужчина – ночное божество в кровати – размытый, меняющийся в световых бликах. В него, как в Зеркало, по утрам всматривается всякая женщина. Божество безлико. Это просто мужское тело в крепком мышечном корсете: волосы, «упругие ягодицы, мускулистые ноги и, конечно… член из дымки вьющихся волос, и тяжелые яички в мошонке…» Член гипнотизирует, завораживает. Половой акт для нее, ватно-слабой, становится праздником, а фаллос – Хозяином. Затем – провал. Только и помнишь: «тусклая верхняя лампочка, оставляя во тьме лицо его, освещало лишь член, напряженный, из отверстия которого вытекла круглая капля, как из глаза слеза». «Член» – коротко, твердо и четко. Как приятно для женского слуха это упругое слово! Венера произносит его часто и вслух, иногда по буквам.
Темная жизнь твоего и его тела безраздельно властвует над волей. Тела жаждут удовольствия и избегают неудовольствия. Что заставляет их слиться? Нематериальное, незримое, непонятное… Сила, пробивающая между ними искру. «Ты» и «я» – вечный акт взаимного перехода.
Космос и хаос, музыка сфер… Сумбур, сбивчивость, несуразица, ералаш, беспорядок? Или – пластичность, ладность, складность, сообразность, соразмерность?
Человек стремится к гармонии. Как она достигается? Жизнь предлагает избитые формулы, прописные истины, клише, штемпеля, шаблоны, штампы, стандарты… Каждому кажется, он знает, что строит. Вот она – модель для сборки – цельная, литая, пластичная. Без изъянов, без сучка, без задоринки, маломальской трещинки – Зеркало Жизни. Но если все-таки дефект? Разбитое зеркало – дурное предзнаменование.
Конструирование, увы, начинается с шаблона: «книжная» любовь, «герой» типа лермонтовского «Сашки». При желании вместо него можно подставить другой штамп, допустим, кто-то из экранных красавцев – Делон, Харатьян, Шварценеггер – на выбор. Женщины обычно не любят говорить о начале близости, несут околесицу. Ложь во спасение. «ЛОЖЬ», вписанная в венерины зеркала художницы Ани. Стереотипы полового поведения, бедность экспрессивной лексики, механистичность чувствования и мышления – вот что предлагает убогая жизнь.
Не вспомнишь, когда отечественная проза о любви попала в плен модных штампов психоанализа. Еще четверть века назад за интерес к «вражескому» учению (ведь «секса в Советском Союзе нет!») гоняли и наказывали. О Фрейде говорили тайно – с придыханием. В пережитые страной «темные века» умозрительно понятый фрейдизм стал для Homo soveticus средневековой кухонной латынью. Мы возвели модное язычество в ранг универсального учения о человеке, обществе и культуре. В литературе фрейдизм, гипертрофированный и искаженный, давно и, похоже, окончательно, признан единственно верным инструментом объяснения влечения человека к человеку.
Рассказы Инны Иохвидович предстают редким исключением из общего потока штампованной прозы. Не Ид, Либидо, и Супер Эго (как и другие суррогаты) интересуют писателя, а непростые бабьи судьбы обычных Нин, Ань, Дунь.
Писатель рассуждает, описывает, но отнюдь не предписывает, не дает готовых рецептов. Эта книга не трактат по сексологии, разъясняющий, что уместно, этично и нравственно. Боже упаси! Инна Иохвидович и не посягает на сакральные основы человеческого бытия, не оспаривает философские доктрины, не претендует на объективность. Автор «Апологии женщины» всего лишь попыталась вглядеться в венерины зеркала…