Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2011
Шарики в голове
Однажды я познакомился со стариком-евреем. Он сидел на скамье в парке и, откинув голову, с интересом рассматривал проплывающие по небу облака. У него было худощавое лицо, покрытые щетиной рыхлые щёки. На ногах бордовые тапочки: недавно его выписали из психиатрической клиники, и он не успел обзавестись другой обувью.
– А вы знаете, молодой человек, – обратился он ко мне, когда я присел рядом с ним, так как в этом парке была только одна скамья.
– Что? – спросил я.
– У каждого человека в голове присутствуют шарики, – с расстановкой проговорил он.
– А вы что, в морге работали? – поинтересовался я.
При этих словах губы его искривились, глаза сузились. Он нервно сжал ладони в горбатые кулачки и каким-то неестественно-нежным голосом вытянул, как из трубочки:
– Не обижайте старость! Как вам не стыдно!
Признаться, я слегка растерялся. Мне совсем не хотелось его обижать. К тому же, я подумал, что такие люди, как он, – одиноки сверх меры и поэтому вынуждены заботиться о себе сами, часто получая от жизни тумаки и затрещины.
Чтобы хоть как-то залатать сложившееся обо мне представление, я встал и по-дружески пожал ему руку.
Он продолжал:
– Шарики в голове – не то, что материя, как вы, наверно, подумали. Благодаря шарикам человечество выбралось из пещер, облеклось в религию, окружило себя великолепными памятниками культуры. На этих шариках зиждется мироздание! Но, когда к их носителю приходит смерть, прошу извинить меня за столь обнажённый факт, они лопаются, исчезают – как будто их вовсе не было.
– Это очень печально, – силясь подавить улыбку, произнёс я.
– Нет! – вскочил он, и глаза его загорелись, как у заядлого миссионера, проповедующего в кругу дикарей.
– Не исключено, что вы считаете меня сумасшедшим, – после минутной паузы продолжал он. – Но разве навешивать ярлыки – не проще всего? Моя бабушка, её имя Роза – вы ведь никогда не слыхали о ней, – умерла под пытками в застенках НКВД, где, кстати, служил мой дедушка. И все шарики в её голове полопались – все, за исключением одного.
– Должно быть, это был какой-то особенный шарик, – не выдержал я.
– Ну что вы, самый обыкновенный, – тряхнул он рукой. – Однако, в отличие от остальных шариков, в нём пребывала её душа. Когда сердце моей бабушки остановилось, он незаметно выскользнул из её головы, воспарил в небеса, чтобы – вопреки пережитым ужасам – распечататься в ладонях единого Бога.
На этом мой собеседник умолк. Опустился на скамью и снова уставился в облака, не обращая на меня абсолютно никакого внимания – как если бы я только что лопнул, не оставив после себя ничего существенного.
Изготовившись задать старику ещё вопрос, я огляделся по сторонам и обнаружил, что в парке, кроме нас двоих, нет ни одного человека.
– Но что же, по-вашему, пребывает в остальных шариках? – спросил я.
– Это вы мне? – пробормотал он, и плечи его передёрнулись.
– Да, вам, – не унимался я.
– Иллюзии, – вымолвил он, – и ничего более. А теперь идите, оставьте меня в покое, – он тяжело закашлялся, наклонился и запечатлел на асфальте сгусток запёкшейся крови.
Я развернулся и поспешил уйти. Но в конце аллеи почему-то остановился, оглянулся на старика. Он как ни в чём не бывало сидел в одиночестве на скамье, выставив напоказ, неизвестно для кого, свои бордовые тапочки.
Больше мне никогда не случалось видеть его.