Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2011
Андрей ГРЯЗОВ
/ Киев /
Осенний дождь
|
* * * Я помню только звук, а говорилось – птица… Я помню только тень, а говорилось – ночь. И был мой мир готов, как зимний дождь пролиться На снег чужих миров. Некстати. Чтоб толочь На дне гигантских ступ, где бабы месят Яго – Последний Эго-пласт, упрятанный под наст, И Alter-адюльтер из самых свежих ягод, И позднюю слезу из самых ранних глаз. Я помню не духи, но парфюмера слепок, И март струился вверх пыльцою резеды… Оглохнув в тишине, мы становились слепы, Как только угасал свет утренней звезды. И вот тогда я знал, что помнил много меньше, Чем говорилось встарь и будет, дайте срок. И бабочками щек горели лица женщин И затихал мой мир кузнечиком у ног. * * * Сними туман и встань вверх головой И будешь вровень с небом и травой Пока, дыша в ночной раструб гобоя, Придет к тебе любой из нас, из них Чужой и свой, из близких и родных, Сдающих ум и сердце враз, без боя, Как шапку, шарф в небесный гардероб, Как тело вдруг сдаешь в летящий гроб, Пока ты жив, пока ты мыслишь стоя. Сними росу. Сними, как первый дубль, За первый куш и за последний рубль, И будет жизнь отчаянно смеяться, Пока следы бегут вокруг тебя, И счастья миг и множа, и дробя, Ведут тебя любимой гаммы пальцы… И ты влюблен, вон в ту, и ту, и ту, Без снов и слов, раздетую мечту, В пупырышках счастливого страдальца. Сними себя. С кровати, с тюфяка, С петель дверей, сорви себя с крюка, И сбрось с себя усталое земное, Пусть то, что есть и то, что было – блажь, Но соверши тягчайшую из краж Своей души… и то, что было мною, Уйдет с тобой, и светом и дождем, Наброшенным на миг, который ждем, Голодным сердцем, вырванным весною… Ангел Что-то есть в декабре от тюрьмы и сумы… Между снами размыта граница… В Украине пока ещё нет Колымы. Но в окне – соглядатаев лица. Впрочем, что там, зима все имеет права Остудить, осудить, заморочить, Отметелить тебя, засучив рукава, Серой мглою застлав твои очи. Не поспоришь с безбрежной соленой зимой, – Не в таком капитанском я ранге, Но, я верю: декабрь – пусть отчасти – но мой, Знаю я, – ты появишься – ангел! Из крестов и нулей я задачу решу С неизвестной в итоге судьбою. На стекле, на морозном, тебя надышу И увижу твой свет над собою. * * * Пригласи меня в свой домик, Беглой тенью по стене Я скользну на подоконник, Я приду к тебе во сне. Сна тревожную природу Буду тихо я следить… И с лица твой свет, как воду, Буду долго, долго пить. * * * Точки стопы направлены только назад и вперед И отражаются в речке ветхим созвездием брода, Только нога превращает воду в искрящийся лед, Лед в облака, а облако – снова в холодную воду. И под ногой прогибается речки кобылья спина, Мокрая, в брызжущей пене, без седла и попоны, Словно поверхность касается самого чуткого дна, Будто бы дно поднимает все сокровенные волны. Будто бы дуги упруго все замыкают в круги, Словно желая зажать смысла текущего токи, Словно река расширяет омутные зрачки, И проникают в неё света сквозные протоки. И в отраженьях реки высится неба трава, И в отраженьях небес рябью проносятся весты, Словно вот-вот и всплеснут белые рукава, И приподнимет фату облачная невеста. Сколько прошло здесь людей, сколько ещё здесь пройдет, Каждой стопы следы, кажется, здесь – навеки, Кто проходил назад, кто возвращался вперед, Помнят ладони воды, помнят текущие реки. * * * Серой мглы невесомое нечто Поднимается вверх, не спеша. Словно в небо уходит под вечер Черной почвы густая душа. Поднимается плавно, клубится, Застывая в седой монолит, Только ойкнет, споткнувшись, девица, И молитвою пес заскулит. И какая-то сила, упруго Выступая навстречу беде, Создает очертание круга, Защищая бредущих людей. Ночь идет и светла, и промозгла, Прижимается небо к земле, И я чувствую теплые ноздри Белой лошади где-то во мгле. Осенний дождь Ты долго будешь видеть дождь И долго слышать непогоду. И сходство с женщиной найдешь И различишь её природу. Когда не спрятать, не сдержать Потоки чувств и мыслей вихри… Как долго может плакать, ждать… И в миг застыть, забыть, затихнуть… * * * Алексею Зараховичу Рыбный дождь со среды на четверг. Дурачье… верит в чудо и жаждет спиртного. А за шиворот мокрая вечность течет, Пробирая до мозга спинного Так, что хочется выть, а не есть и не пить. И глотая селедочный воздух, В позвонках бесконечную чувствовать нить Словно хвост оторвавшийся звездный, Что живет по себе, сам не свой и не мой, Выгибаясь дугой бесполезной Бьется рыбиной древней, упрямо немой, Так, что в легких сквозит холод бездны. – …конский хвост, – мне подскажут, подставив плечо. И ворованные цыганчата Сварят то ли уху, то ли рыбье харчо После дождика. Перед закатом. * * * Мне впору жизнь. Тропа мне впору. Пусть путь – подобие игры. Когда идешь все время в гору, То сам уже – как часть горы. * * * На тонких проводах ветров, дождей, туманов Висят обломки дней, ночей, годов, веков… Как иней первых слов – богов и растаманов, Как первая любовь, ещё до первых слов. И нитевидный пульс огней и тротуаров Дается не за тем, чтоб гнать порожняки, Но для того, чтоб жить, быть клеткой капилляров Приподнятой, как меч божественной руки. И цену знать себе в базарный день расплаты, Когда арбузный хруст раздавленных голов Несется по земле, по водам, как глашатай, Когда ни первых нет, и ни последних слов. Когда ещё за шаг до брошенного дома, Когда ещё за миг до молнии в мозгу, На тонких проводах висят раскаты грома И замкнут дольний мир в искрящую дугу. Надежда Я ждал, а небо шло куда-то вспять. Деревья возвращались удивленно. И только два, уже засохших клена, Остались впереди меня стоять. Я ждал, но время шло наоборот, На паутинках, как марионетки Взлетали листья и тянулись к ветке С какой-то обреченностью сирот. Роняющие ниточки травы, Хватающие небо пятипало, И зелень мерзлый воздух наполняла, И растворялись трещины и швы В коре дубов, и сосен, и берез, И смачивались раны светлым соком, На черном пне, пропащем, однобоком Какое-то растенье разрослось… И я не знал, как это все понять, Я просто ждал ответа на вопросы, А на меня смотрели клены косо, И небо поворачивало вспять. * * * Вдоль леса и луга, Росою звеня, Мы ищем друг друга На краешке дня. Где край наш былинный Дубов и осин, И где журавлиный Вбивается клин. Мы ищем друг друга По краешку льда. Медвежьей услугой Желтеет вода. Как невские очи Зрачком янтаря, На краешке ночи, В конце декабря. Дегтяри На Дегтярёвской всюду дегтяри, Здесь ложкой меда август застывает, Разбавив утро каплями зари И каплей ртутной красного трамвая. Здесь старый враг почти что старый друг, Он, раздобрев, предстанет в лунном свете, И, безусловно, лучше новых двух, Хотя бы тем, что был когда-то третьим… Здесь старый друг уже и тем поэт, Что состоит из плюша и из пуха, Пусть сочинил за десять долгих лет Пяток стихов для внутреннего слуха. Спрошу: «Как жизнь?» Ответит: «Без пяти…» И убредёт за призраком трамвая, Строфой тяжелой на своем пути В потемках душных искры высекая. * * * Стихи, разбросанные ветром. Стихи, размытые дождем. Стихи, рожденные запретом. И обо всем, и ни о чем. Стихи – отместка многословью, Стихи – уступка тишине, Усыновленные любовью И говорящие во сне… |