Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2011
Герман ВЛАСОВ
/ Москва /
Марей
* * * Теплота от короткого слова, а потом – долгота, маета. Тереби его снова и снова, будто гладя чужого кота. Проводя между пальцев шерстинки или – взвесив – о хитрый прищур, эскалатором ниже Неглинки я похожие лица ищу. Все они потянулись навстречу, позабыли значенье одно. – Добрый вечер, – твержу, – добрый вечер. Опускаюсь на шумное дно. И в вагоне умышленно старом станет кресло толкать и качать. От короткого слова удары – говорить про себя, не молчать. (габала) чай пили алыча желтела на вид съедобная вполне с царапиной пластинка пела в бакинской чистой чайхане снимая озк курили в беседке где был смочен пол агдам в чужие фляжки лили с сереней (где сегодня он) ловили голоса ты помнишь меня авакс и черный дрозд и выкопав деревья с комлем маршировали в полный рост еще на фабрике зеркальной на элеваторе армян а в целом все текло банально когда бы не один изъян сержант похожий на актера летел из отпуска был шок остался месяц вызов скорой но с анашой нашли мешок его судили как он где он кому он вез ненужный груз но стерло всё москва и дембель (теперь сереня в санта-круз) светает кончим спор базарный рассветы к памяти глухи но вот еще в стенах казармы не мог я записать стихи * * * А. Ивантеру про годы школьные о молодой поре влюблялись дрались точно каждый пятый как свойственно столичной детворе и дрались в кровь и не было попятных кричали не за пользу пользы нет в мальчишестве а за глоток свободы измазанные кровью на стене писали мат такое в эти годы нормально а свобода чистый бес учились жить вставать уныло в восемь и радоваться если редкий лес не обошла внимательная осень а дальше всё накрыло как сукном казенным было правильно и горько спускалась с фиолетовым пятном рукопожатьем сверху перестройка и горлопан свободен был кричать про мышленье и про свободу рынка на горлышке сургучная печать и только пшик у джина из бутылки где он теперь какой унес урок следит ли прессу двигает проценты я слышал он обрюзг и одинок имеет орденок от президента что знает о свободе этот муж он фантазер скорее а не ястреб но утром обходя осколки луж родители детей уводят в ясли они свободны нет ну хватит слов садись поближе и расставь посуду и как сказал в трамвае гумилев свобода свет он льется не отсюда Марей Как слепоньких гладят щенков и котят, нестрашные руки жалеют дитя: наверно увидело волка, трясется и плачет без толка. Обнять и утешить ребенка скорей мужик бородатый умеет Марей. А что за спиной топорище – наверное, хворосту ищет. Огромный мужик, весь пропахший конем, и сила большая, немытая в нем: всё гладит и сам причитает, а что он задумал – не знает. * * * как доктор написал была убита чайка и автор нес летунью за крыло как будто в ней увидел он гало и автор сам себе чрезвычайка фигуры речи не уберегут все пропадут зачем трепал он автор бог творенья переживая вымысла не спас но скомкал сам себя стихотворенье он целит в нас вот этим вот вишневым пистолетом и попадает в глаз я зритель не об этом * * * просто робость вызвалась вожатым с пектусином ложечку вложив в рот еще беззубый но разжатый словно уговаривая жизнь первый страх проходит с оговоркой время видеть выше головы и апреля влажною уборкой улицы москвы подметены замечаю много желтых точек липы это бродит мыльный сок и бездымный самолета почерк небо бороздит наискосок обещаю удивленью длиться дело не в апреле а во мне если угораздило родиться в этой необъятной стороне в этой удивительной и слезной где победы смешаны с виной мы еще заметим наши звезды и купаться выйдем под луной * * * я сам себя ловил как воздух щуку и радовался если проколов через тугую ткань о жабры руку я вскрикивал и уплывал улов я был в воде я плыл и я был пойман и невредим ушел я от ловца и у большой воды как в прятках понял есть три моих непойманых лица две стороны монеты но другая медь не меняет неподвижность век вот потому догадку отпуская я чувствовал себя как человек и я свободен если понимаю каким был сделан и какой внутри и всё это не блажь но слепок рая о сохрани его и не сотри когда он рядом будто ключ блестящий и март сквозит звенит его объем последним новым самым настоящим где мы живем нет стайкою плывем * * * когда деревья снова полетят не белыми но в вымышленном свете и майским ливнем вымытый до пят уткнется к ним в подол подросток ветер когда трава начнет расти с колен у вишен но не выше подбородка и люди выживанию взамен прогулку предпочтут водой короткой тогда и время говорить о том что дом просох и остается окна наружу приоткрыть понять о ком вздыхает самовар и пахнет пробка и строят гнезда рядом будто речь береговушки из весенних буден и почему опять погасла печь всё это будет сон нет вправду будет |