Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2011
Феликс ЧЕЧИК
/ Натания /
Отныне и навеки…
|
* * * У слияния трёх рек, неба и весны, жил и видел человек розовые сны. Дни и ночи – без конца, – будто сериал; и, пока смотрел – отца с мамой потерял. И проспал свою любовь, зарекаясь впредь, чтобы только вновь и вновь грезить и смотреть. Летней ночью падал снег, пели ковыли, у слияния трёх рек, неба и земли. И покрылись реки льдом вечным – словно сон. Кинщик спился, но о том не узнает он. * * * Тарковского по новой, завидуя себе, читать в тени вишнёвой на даче в сентябре. Сентябрь. Бабье лето. Все дачники давно разъехались. Поэта трёхмерное кино, где заодно с мальками, – стрекозы, мотыльки, глядят из зазеркалья подсвеченной реки, где безразмерно время и мутно, как река, и колокол Андрея звонит издалека. * * * Мои первые джинсы за 70 рэ, – светло-синие с клёшами «Lee», – не какой-нибудь там самопал – во дворе столько шороху навели. Я неделю балдел, задирая свой нос, – но всему наступает конец, и врагу моему «Levi Straus» привёз из загранки приёмный отец… – Враг мой, брат мой, – шепчу я, как будто в бреду, – мы на взлётной уже полосе, так давай же, обнявшись, пройдём по стриту в той, не знающей сносу джинсе. Отдыхают «Сavalli», «Armani», «Versa… Кыш, высокие, не до вас. Светло-синие «Lee», как весной небеса и, как зимнее небо, «Levi’s». * * * Отныне и навеки, сейчас и навсегда, перевернулись реки и вытекла вода. Мы удивились чуду; но, сидя на мели, порожнюю посуду в приёмный пункт снесли. Купили ящик пива, а к пиву два леща, и зажили счастливо, над бездной трепеща. * * * Настоящие чехи и чешки и опять виртуальные мы; переждём этот ливень в кафешке и останемся в ней до зимы. Будет ветер над старою Прагой и вертеть, и крутить флюгера, и бездомное сердце дворнягой в тесной клетке скулить до утра. Мы «У Швейка», как будто на Бронной, разливным догоняясь «козлом», за процессией похоронной наблюдая, взгрустнём о былом. Были? Не были? Быль или небыль? Замерзает сухая вода. Левантийским безоблачным небом мы упьёмся с тобой навсегда. Ночью хлопотной, ночью холодной протрезвеем и станем, как все, на прощанье, обнявшись на взлётной не размеченной полосе. * * * Ю.Н. По чему? Почему-то. Может по небу, а? Чёрно-белое чудо прилетело вчера. И на крышу, как аист, на мгновенье присев, чёрно-белую зависть вызывает у всех, кто не верует в чудо, кто летит без стыда: непонятно откуда, неизвестно куда. * * * Остановиться, оглянуться… И я, дыханье затая, смотрю, как не спеша, из блюдца пьёт чай прабабушка моя. А за окном капель и Песах, и долгожданная маца, и смерть – существенный довесок к любви, которой нет конца. А в доме – идиш, идиш, идиш, а в детской – хохот и возня, и, если всмотришься – увидишь в трёхлетнем мальчике меня. Остановиться, оглянуться… Я слышу колокольный звон: трёх бесконечных революций и трёх незавершённых войн. Век мелочен и суматошен и синим пламенем горит, но прошлое на «маме лошен» со мной о вечном говорит. * * * Воспоминаниям о Праге, воспоминаниям о Вене – до фени – кровью на бумаге или чернилами по вене. А мне совсем не безразлично каким они меня запомнят: осенний вечер, электричка за окнами трёхзвездных комнат, каштаново-кленовый ветер, что путается под ногами, и Mustek – между тем и этим обрывистыми берегами. Так пиво узнаёшь по пене, по выбитым зубам – о драке. А может быть, я не был в Вене? А может быть, я не был в Праге? А может быть, я не был вовсе и может быть, уже не буду. И мне приснилась эта осень, и это приобщенье к чуду. Следующий материалТак долго душа тосковала…Галина КОМИЧЕВА / Киев / Так долго душа тосковала... * * * И снова – в тот пейзаж, который вряд ли пейзажем назовёшь, реку – рекой, луга – лугами, травами...
|