Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2010
Михаил ОКУНЬ
/
Аален /
“Живите жизнь…”
Два письма Бориса Рыжего
7-го мая 2011 года исполняется десять лет со дня смерти Бориса Рыжего (1974–2001). Из “лермонтовского возраста” он — по своей воле — не вышел. Его первая (и единственная прижизненная) книга “И всё такое…” (СПб, “Пушкинский фонд”, 2000) была в 2001-м году отмечена петербургской литературной премией “Северная Пальмира”. Получал ее уже отец поэта, Борис Петрович…
В тот год Борис Петрович побывал у меня в гостях 6-го июня, в день рождения Пушкина. Позже он должен был отправиться на Большую Морскую, в Дом композитора, на объявление результатов премии (по традиции “Северную Пальмиру” вручали именно в этот день). Вероятно, Борис Петрович уже догадывался, что в номинации “Поэзия” посмертно отметят его сына. Так оно и вышло.
Борис Петрович Рыжий, доктор наук и крупный геологический начальник, приезжал ко мне не зря. Он знал, что еще до смерти Бориса я написал очерк о нем, что вскоре он будет опубликован, и хотел до публикации просмотреть текст.
Сел за мой письменный стол, всё внимательно прочёл, сделал пару мелких фактических замечаний, которые я тут же внес. У меня сохранился экземпляр с его пометками цветным коричневым карандашом.
Потом мы сидели на кухне, пили чай. Я предложил выпить коньяку, помянуть… Полез за бутылкой “Амфоры”, привезенной в январе одним греческим приятелем, но спохватился, что осушил ее как раз прошлой ночью. Вышел конфуз.
Через всю левую щеку Бориса шел шрам. В разговоре Борис Петрович посетовал: пишут теперь журналисты, что получил он его в каких-то бандитских разборках. А на самом деле — двухгодовалым малышом тащил стеклянную банку, упал, банка разбилась…
Борис Петрович лишь на несколько лет пережил сына, умер от инфаркта. Светлая память.
С Борисом Рыжим мы познакомились летом 1999 года, в Таврическом дворце, на мероприятии с претенциозным названием “Всемирный конгресс поэтов”. А могли познакомиться годом раньше — 3-го июля 1998 года, когда в редакции журнала “Звезда” состоялся его вечер, на котором я хотел побывать, но не побывал.
Почему запомнилась эта дата? — она и не запомнилась. Это сейчас в поисковой системе я нашел день четвертьфинального матча чемпионата мира по футболу 1998 года Бразилия — Дания, который я тогда предпочел Бориному вечеру. Матч был интересным, команды обменивались голами, датчане стояли насмерть, хоть и проиграли в итоге 2:3. Но сейчас, если бы повторить тот выбор по прошествии почти тринадцати лет… Насколько я знаю, после вечера не осталось ни фотографий, ни, тем более, видео- или звукозаписей.
В мае 2000-го года Борис и его друг, поэт Олег Дозморов, приезжали в Петербург и останавливались у меня на несколько дней. О той встрече позже написали и я (упомянутый выше очерк “К нам приехал Боря Рыжий”, альманах “URBI” вып. 36/38, СПб — Н.Новгород, 2002) , и Олег (“Премия “Мрамор”, “Знамя” №2, 2006), — впрочем, под весьма разными “углами зрения”. Позже Олег в своем письме ко мне признал, что кое-что прибавил “для красного словца”.
Запомнился один тогдашний день. Олег уехал в Эрмитаж. Мы с Борисом пошли в ближний парк. Было жарко. Спустились к пруду, именуемому в местном народе Восьмёра, прилегли на траве. До этого выпили, конечно. О многом поговорили. До сих пор от того дня осталось какое-то ощущение редкого блаженства…
Книгу стихов Бориса я взял с собой, уезжая в ноябре 2002 года в Германию. А что, в конечном счете, является признанием для писателя? — не тусовочные славословия, не литпремии, наконец, — а то, что один из его читателей, отчаливая неизвестно куда с единственной сумочкой через плечо, выкраивает место для его книг. “Но восемь томиков, не больше…”
У меня хранятся два письма Бориса Рыжего. Вообще, Боря любил позвонить, поговорить. Как-то раз прочел по телефону стихотворение, мне посвященное: “На фоне гранёных стаканов…”. Дальше там есть строки: “Наколка — Георгий Иванов — на Вашем плече, Михаил…” Я в шутку говорю: “Исправь, а то и действительно подумают…” Принял, вроде, всерьёз, пообещал. Но не сделал. Позже неожиданно обнаружил это стихотворение уже в одном из его посмертных сборников — как привет оттуда…
Каждый свой звонок из Екатеринбурга Борис заканчивал дружеским пожеланием: “Держись!..” (есть оно и во втором письме). Я, Боря, держусь, а ты где?..
Миша, здравствуй!
Узнал от Олега, что ты отдал мои стихи в какую-то антологию, очень благодарен тебе за это. Нет человека, чьим мнением я бы дорожил более чем твоим. “Ночной ларёк” знаю уже наизусть. Это не только книга дивных стихов, но и оправдание для того поколения петербуржцев, к которому ты принадлежишь. О Венеции не стоит сочинять, она без того прекрасна. А вот выступить адвокатом торгашам и проституткам — дело чести для настоящего поэта. С пафосом, вижу, перебор, однако что делать, хотелось как-то сказать о своих ощущениях. Короче, Миша, еще раз признаюсь в любви к твоей поэзии.
Да, слушал тут по “Свободе” интервью с Полухиной, которая говорила о (…) — как, мол, этот (…) хорошо спорил с Михаилом Окунем. Я поймал эту фразу и вспомнил, как однажды, лет пять назад в Екатеринбурге, я чуть не разбил фейс этому (…), он был очень напуган. Это так, к слову.
Дозморов просит прощения за второе письмо — Олег думал, что ты не получил первое — и обещает отписать, как только с “Уралом” прояснится. Я же знаю, что в 9-ом или в 10-ом номере стихи твои идут точно. Впрочем, Олег ближе к “Уралу”, он член редколлегии и т.д.
Что касается истории с девочкой-плагиаторшей, вроде бы собираются сделать какой-то материал в опять-таки “Урале”. Я сочинил коротенькое интервью — две-три твоих фразы. Дозморов отписал в газету — не знаю, что там они собираются делать.
Миша, будет возможность, черкни два-три слова о моей подборке в “Знамени” — мне очень интересно, что ты думаешь.
С наилучшими пожеланиями
Б.Рыжий
27.6.99
Дорогой Миша!
Спасибо, очень тронут… Извини, что не писал и не звонил так долго — запой, Голландия (там, собственно говоря, было достаточно скучно), потом выход из пьянства. Сейчас не пью. Знаю, что Вы созваниваетесь с Олегом и т.д. Что нового? Из “Урала” уволили за пьянку… (и к лучшему!). Рецензию г-на Шубинского читал, — но у меня такое впечатление, что я его лично чем-то обидел — уж очень он что-то не того — дело в том, что таких рецензий (и положительных, и отрицательных) достаточно много. Твоя — первая человеческая, с любовью и русскими словами написанная, еще раз спасибо.
Как твои дела, что нового? Как обстоит ситуация с отъездом? Есть ли новые стихи?
Дозморов мне передавал “Татуировку”. Очень хорошая книга, почти всё знаю наизусть и рассказываю от своего имени.
Миша, желаю всего самого-самого, пиши, передавай привет всем, с кем я успел познакомиться. Буду тебе звонить, как выйду на службу. Держись!
Твой Рыжий.
Еще раз спасибо.
Б.Рыжий Свердловск, 2000.
P.S. Не объявлялся ли Кирдянов в Питере?