Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2010
/ Москва /
На дворе трава —
мается завитками.
У глухого рва
плачет змеиный камень.
У глухого рва,
если к закату дело, —
раскатать слова
смутного запредела.
Бормочи в ночи,
смысла мольбы не зная,
Бьют ключом ключи —
белая кровь земная.
Бьют они ключом,
бьют сквозь глазницы камня.
Кто я? И о чем
шепчет порой тоска мне?
В чашу соберу
капель холодных гроздья,
встану на ветру —
да в исполинский рост я.
Заговора град
грянет из горла-горна…
До моих палат
тропы троятся в черном.
Но по шапке
если совсем житья нет.
Мертвая вода,
раны мои затянет.
Мертвая вода, —
мне и живой не надо;
погодят года
ставить печать распада.
Выводя строку,
стоит ли душу нежить,
коли на веку
в зеркале видишь нежить?
Оторви да брось —
выжги нутро отравой.
Хищник гложет кость,
а травоядным — травы.
На дворе трава —
в трауре под росою.
Ворочусь едва,
согнутый в колесо я.
Ловчий птицу бьет —
влет.
Беглеца настиг
крик.
Навью приговор —
мор.
— Ты мертва, вода?
— Да…
Рассветно-дорожное
1
Спеша в замызганный Касимов
из муторной Рязани,
подумай, как невыносимо
вкусна лазанья.
И не смотри, что вдоль дороги
цветы искусственные нам
внушают трепет видом строгим,
развешанные по крестам.
Но предвкушая запах чая
в закусочной, где мухи,
гостей торжественно встречая,
целуют руки, —
шлифуй послушную баранку,
насвистывай блатную хрень,
пока не въедешь спозаранку
в провинциально-хмурый день.
2
Но я недаром, я недаром
копил приметы до поры,
рыгая терпким перегаром,
вдыхая винные пары,
чтобы однажды не вписаться,
в такой несложный поворот,
и — кто поспорит? — виноват сам,
едреный рот!
И вот уже — какая прелесть —
на соснах, в качестве друзей,
ворóны (вóроны?) расселись —
на смерть поэта поглазеть.
Уже лицо желтее воска,
и леденеют трубки жил.
Когда подъедет труповозка —
я буду жив.
* * *
Без видимых причин,
разумных объяснений,
себе — не господин,
слуга своей же тени.
Извечное “авось”
сбивает с панталыку,
да так уж повелось:
ни ропота, ни рыка.
Страшит кого-то зло, —
картинки, барельефы?
Мне на червях везло,
но при раздаче — трефы.
Условно обречен,
расспрашиваю черта:
и вроде ни о чем,
а все равно о чем-то.
Тоску замуровав
в исписанной тетради,
к чему качать права,
каких иллюзий ради?
Без видимых причин,
без лишнего вопроса…
Намедни — кокаин,
сегодня — кровь из носа.
* * *
Скорый поезд недостаточно скор,
приедается услуг ассорти.
Взглядом выплеснув усталый укор,
проводница запирает сортир.
Пиво теплое, а раков — нема.
Капли пота — по вискам, по вискам.
Мой попутчик, выходя из ума,
предлагает самопальный вискарь.
Остановка, хоть в окно поглядим:
две избушки, огороды и грязь.
Ах ты, Родина, ах, диво из див, —
проблеваться бы в тебя, умилясь.
Едем дальше, вон березки пошли,
за стакан держусь, унылый сатир.
Я не буду ни грустить, ни пошлить,
просто жду, когда откроют сортир.