Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2009
Андрей Кучаев: “Мрак должен заканчиваться светом”
Ушёл из жизни Андрей Кучаев.
Несмотря на шлейф славы сатирика, волочившийся за Андреем Леонидовичем, как кандальные цепи, писатель он был грустный и светлый (достаточно вспомнить рассказ “Любовь слонов”). Помогавший, щедро делившийся, разговаривавший с тобой, как с равным, и это — при его высотище…
Замечания Андрея Леонидовича были точны и ошеломляющи. Прочитав твою вещь, он мог подсказать совершенно другую развязку, завязку, эпитет, недостающую деталь… Я следовал его советам. Переписывал наново — и рассказы, и стихи. И относился к преображённым текстам, как к своим собственным. Рецепты, полученные от Кучаева, — старался “зарубить себе на носу”.
Однажды, давая мне мастер-класс по телефону, Андрей услышал в трубке потрескивание. И тогда он спросил: “Чем вы там занимаетесь? Магнитофон, что ли, подключаете?”.
Наверное, нужно было так и делать. Чтобы не забылось (мы были знакомы с 1996) ни одно слово Мастера.
Он учил меня работать. Учил, как садиться за письменный стол: “Если настроение плохое — развеселите себя, а потом уж пишите. Не получается развеселить — всё равно пишите. А придёт нечаянная радость, — ловите момент, переделывайте концовки. Мрак должен заканчиваться светом”.
“Когда-то в КВН была такая шутка: “Для того чтобы носить очки, недостаточно быть интеллигентным человеком. Надо ещё иметь плохое зрение”. Перефразируем: “Для того чтобы стать писателем, недостаточно быть толковым человеком. Нужно ещё видеть не так, как видят все”.
“У вас украли миниатюру? Радуйтесь, это хороший признак. Плохого не украдут”.
“А эта вещь у вас — ещё уродливей, чем “Кривое зеркало”. Я бы на вашем месте её порвал”.
“Что вам ещё надо? Вы можете быть трагичным, можете быть смешным. Не печатают? Самое счастливое время! Наслаждайтесь возможностью писать, что хочется, а не то, что требуется”.
“Для рассказа слабовато. Потому что мало. Надо бы побольше — и в том же ключе. А вообще, поздравляю. Вы набрели на новый жанр. Подумайте. И сделайте выводы”.
“Писателем может стать лишь тот, кто получил по башке от жизни”.
“Пока вещь не закончена, — никому её не читайте. Мало ли… Спугнуть соловья может каждый”.
“Это удача. Постарайтесь запомнить настроение, в котором эту вещь писали”.
“Здесь поскрипывает… Вы встали на котурны, которые не возвышают, а опускают”.
“Вы меня слушайте, но авторские углы оставляйте не метенными”.
Иногда хвалил, чаще ругал — за неточное слово, за схематичность, за любовь к внешним эффектам и нелюбовь к собственным персонажам.
И ещё — очень важное.
“Избыток логики приводит к выхолащиванию самой идеи писательства. Читать становится неинтересно, всё ясно наперёд”.
То же вспоминает В. Шендерович в своём блоге: “Кучаев учил не смешить, а вышелушивать смысл”.
Из творческой автобиографии И. Иртеньева: “Рассказы я писал до середины восьмидесятых параллельно со стихами, пока Андрей Кучаев, на чей семинар я ходил и чьим мнением дорожу до сих пор, мягко не объяснил мне, что стихи у меня получаются ловчей”.
Андрей учил не только писать, — он учил выступать на публике. “Если юморист уходит со сцены не под скандёж зала — это провал”. “Начинать — и заканчивать! — выступления нужно самыми крепкими вещами”.
Я неукоснительно выполнял советы Андрея. И вот — выступаю в его “родном” Мюльхайме — в полуподвальном зальчике, арендованном эмигрантским культурным центром.
Прочитал первую вещь (прошла “на ура”, представляю себе мою самодовольную рожу).
Не аплодировал лишь Андрей.
Концовка моей новеллы была, на удивление, сильной. Умной. Смешной. Искромётной. И придумал её, естественно, Андрей Кучаев. Аплодировать самому себе было, по меньшей мере, глупо. Андрей поднялся с места и, пригнувшись, вышел из зала. Из предбанника потянуло табачным дымом (он курил “Marlboro”).
Потом, дома, на Klosterstrasse, он угощал меня лангетами и блинами собственного приготовления. Я слушал “разбор полётов” и поглощал всё, как любил говорить Мастер, “прямо со сковороды”.
“Зачем давать два отделения, если они похожи, как партия и Ленин? Публику нужно удивлять”.
Впоследствии я так и сделал, — скомпоновал два не похожих друг на друга отделения. И понял: в моём случае — это единственно верный вариант.
Один из недавних заветов, полученных от Андрея:
“Дорогой Генрих!
Вы прислали на суд, вот я и сужу. Простите, если что не так — не выветрилась эта моя манера учить молодых.
Первый рассказ — привидения.
Я, не еврей, был задет недружелюбным подтекстом этой вещи. Когда пишете на еврейскую тему и на еврейском материале, будьте добры, — сразу же зарядиться изрядной долей мягкости, дружелюбия и лукавства.
Если человек умер и неожиданно для себя попал в юмористическое произведение, это произведение должно быть уважительно мягким, трепетным (пусть смешным…) — то есть лукавым. Идея мне нравится, — человек, на самом деле, не умер, он просто ушёл от людей. Но Вы ее сами уничтожаете, сделав героя шаромыжником, за которого больно — так Вы его вывозили. За что? Тогда и нас надо каждый день возить носом по навозу. Да, меня раздражают X и Y, но в человеческом плане, когда я сяду о них (прототипах) писать, то заряжусь снисхождением, мягкостью и рассмешу читателя. Злобы я не допущу: пусть занимаются тем, чем занимаются, живут и радуются — мы писатели, не судьи, мы любим людей всяких, они так забавно не замечают, что попали в переплет, и конец их будет и без осмеяния страшен. Всех сатирик и юморист утешает, заставляя смеяться. Тот же Гоголь, не говоря о Чехове.
Вы умеете тонко замечать и придумывать, а тут написали какой-то памфлет на наехавших наглецов-захребетников. Участь их и так невеселая, да и избито. Уходите из банальности, оставьте ее Z и Q, пора сердцем писать. Вы это умеете, увеличьте наше племя лукавых мудрецов, а не фельетонистов для сборищ недалеких стариков и больных несчастных старух. А вот добраться до их сердца и слез — это задача для нашего брата. Вперед, Генрих, больше “тепла и света”, перефразируя Гете…”
К изданию последних — фантасмагорично-реалистичных — романов Кучаева приступило московское “АСТ”. Второй из них — “Секс вокруг часов” — вышел в этом году.
А несколько лет назад Мастер, одной левой, выдал книгу афоризмов. Она так и называется: “1000 с лишним афоризмов на ночь”.
Вот лишь несколько из этих мудрых мыслей:
“Лучший хронометр — лица сверстников”.
“Некоторые государства страдают недержанием мощи”.
“Если беда не приходит одна, пусть захватит хорошенькую подружку”.
В 20-х числах апреля Андрей Леонидович вернулся из Москвы — со своей новой, только что изданной книгой. Чувствовал себя плохо. Наверно, как никогда. Потому и обратился к врачам. Но было уже поздно…
Ряды классиков скоропостижно пополнились.
Генрих Шмеркин,
Кобленц