Рассказ
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2009
Борис РУБЛОВ
/ Кёльн /
Поклонница Фрейда
эротический рассказ
Рассказ взят из книги Б. Рублова “Меридиан на Обсерваторной”, готовящейся к печати в издательстве “Алетейя” (СПб).1
Квартира в центре Москвы, где проживал журналист Кавригин, находилась в одном из Арбатских переулков. В доме скрежетали дрели и пилы, стучали молотки, сияли белоснежные рамы окон. Среди строительного мусора во дворе громоздились картонные коробки и деревянные ящики с иностранными наклейками.
— Новые русские рубят вишнёвый сад, — сказал Кавригин.
Двухкомнатная запущенная квартира была заставлена добротной, но не новой мебелью из “Берёзки”. Гардероб хозяина в шкафу был невелик. Парадно выглядели ванная и туалет. Там всё сверкало и благоухало. Зеркала отражали стены, покрытые новым кафелем, яркие пластмассовые флаконы с шампунями и дезодорантами. На крючках из кафеля висели разноцветные полотенца.
— Меня иногда посещают женщины, — скромно заметил Кавригин.
В глазах окружающих он был успешным журналистом, к тому же знатоком театра и телеведущим. При скромном гардеробе одевался с “иголочки”; вслепую завязывал галстук. Его дорогие, но не новые вещи, отутюженные умелыми женскими руками, выглядели элегантно как для выставки моделей.
Роль метра в глазах простого паренька с периферии тешила его сознание. Он любил очаровывать всех, не только женщин.
Миша, хоть и робкого десятка, был начитан, обладал хорошей памятью и вкусом, свободно читал по-английски без словаря; пробовал писать, но не обладал литературным опытом. Начинающему писателю, не знавшему жизни и берущему героев из прочитанных книг, советы Аскольда могли принести пользу.
Покуривая за чашкой кофе, Кавригин обдумывал, с чего начать раскрутку способного паренька, приехавшего покорять Москву. На вопросы, читал ли он Бальзака и Мопассана, молодой человек, ухмыльнувшись, ответил утвердительно.
— Так с кого начнём? — с Растиньяка, или господина Дюруа? — с улыбкой спросил Аскольд. — Нечего ухмыляться. Науку страсти нежной надо познавать с юных лет — сексапильность автора — одна из основ успеха его книг.
Менторским тоном он начал издалека:
— Учти, что писательский путь — это сознание сплошной неуверенности в себе. Оценка написанного в наше время целиком зависит от количества распроданных книг, а читают их не грамотеи, а олухи, в большинстве не способные оценить стиль написанного, лишённые чувства юмора, глухие к языку, но любящие читать про ЭТО. Критики для новичков работают за деньги, которых у тебя кот наплакал. Поиск писательской харизмы следует начинать с охоты за партнёршами. Сейчас у читателей не популярна “бесполая” литература. Об этом следует подумать, прежде чем браться за перо.
— Не только сейчас, — равнодушно возразил Михаил. — Лев Николаевич Толстой и до вас говорил, что альковная тема всегда привлекательна для читателей.
— Я говорю не о теме, а о личности писателя. Он не выходит на подиум как топ-модель, но с помощью интеллектуального стриптиза возбуждает читателя. Взять, например, извращенку — Нобелевскую лауреатку, забыл её имя…
— А в каких литературных произведениях воплотилось ваше увлечение женщинами? — В эпистолярных — нашёлся Кавригин, — надеюсь, ты не заставишь меня показывать свои интимные письма? — Кавригин допил кофе и продолжил: — Не думай, пожалуйста, что я альфонс или развратник, скорее холодный мужчина, способный неделями обходиться без женщины. Их коллекционирование, донжуанский список для меня своего рода сафари — чем легче добыча, тем меньше ей цена. Мелкую дичь я использую для помощи по хозяйству, и только. Ни одна женщина не может меня упрекнуть, что я живу за её счёт. Кстати, за последние недели ты мог убедиться в моём целомудрии. Этому способствует твоя активность, связанная с уборкой квартиры. Отпадает необходимость приглашать моих подруг. Думаю, они за это тебе спасибо не скажут”.
Наступила пауза, после которой Кавригин показал Михаилу приборчик с дисплеем, размером со спичечную коробку. Он поднёс к экрану тонкую палочку — “карандаш”, и дисплей ожил.
— Хорошая игрушка — маленький компьютер: календарь, записная книжка с телефонными номерами, часы, будильник, калькулятор, музыкальная шкатулка. Я купил несколько таких в Англии по 5 фунтов за штуку и нашёл таймеру оригинальное применение. Не догадаешься, какое. Записываю время любовных слияний. Против каждого имени указана продолжительность в минутах. Свой оригинальный прибор я назвал “любомером” и надеюсь его запатентовать.
— Вам привет от Миларада Павича, — равнодушно заметил Михаил. — Простите, но это похоже на плагиат.
— Донжуанский список тоже не оригинальное изобретение Пушкина.
— Нельзя ли оставить в покое классика?
— Тебя, будущего писателя, погубит примитивное пуританство. Для меня любовный калькулятор — средство познания женщин и самого себя. Кстати мой скромный рекорд 27 связан с самой малоинтересной женщиной. Может, помнишь обезьянку, которая застав тебя в квартире, с огорчением скрылась?
Михаил вспомнил вертлявую длинноногую девушку лет восемнадцати с улыбающимся личиком.
— Я убеждён, что более сексуален, чем Пушкин. Его эротизм, бешенство желаний и вакханалии связей могли в каждом отдельном случае давать только короткие разряды.
Миша был шокирован, и подумал, что у Кавригина честолюбие иногда заменяет ум. Однако можно позавидовать его самоуверенности, умению одеваться — тёмный пиджак с красным платком в нагрудном кармане, полосатые брюки, начищенные туфли с тонкими носками. Хищник, готовый к нападению на робкую лань.
Жаль, что пора сматываться — наставник готовился к очередному свиданию.
2
Когда в квартире раздался звонок, Кавригин прильнул к смотровому глазку. Осторожно отворил дверь, помог даме раздеться, а затем, высунув голову, осмотрел лестничную клетку — нет ли сопровождающих.
Он предложил гостье пачку сигарет и чашечку кофе. У него были узкие кисти рук с длинными тонкими пальцами. Неторопливые движения. Пристальный взгляд больших зеленовато-серых глаз, вызывающий робость. Но девушка, назвавшаяся Илоной, похоже не испытывала ни малейшего смущения.
Она пришла по объявлению, в котором приглашалась учительница с хорошим знанием английского языка и параметрами топ-модели.
Её зеленоватые русалочьи глаза смотрели с иронией, губы постоянно складывались в улыбку. Илона свободно заговорила по-английски и задала несколько вопросов, на которые Кавригин, покраснев, ответил невпопад. Помешивая кофе, девушка заметила, что вначале должна выяснить степень подготовки будущего ученика. От этого зависит стоимость уроков.
На ней было красивое тёмно-вишнёвое платье с глубоким вырезом спереди, бусы из малахита и вязанные чёрные колготки. Встав со стула, она продемонстрировала красивые узкие бёдра.
— На вашей полке почти нет английских книг. Учились ли вы на языковых курсах?
— Я стажировался в Кембридже.
— Какова же цель дальнейшего обучения? Я много лет жила в Голландии. Мой отец — англичанин, мать — русская, москвичка с Чистых прудов.
При правильном русском, у неё был иностранный акцент.
— Непонятны ваши требования. Что означают “параметры поп — модели”? У Наоми Кембелл они одни, у Шиффер или Водяновой — другие. По-видимому, речь идёт о вашем идеале?
Обойдя комнату, Илона подошла к сидящему за столом Кавригину и уселась напротив, давая ему возможность заглянуть за вырез её платья.
Потом по-английски стала расспрашивать об учёбе в Кембридже. Её превосходство в языке было несомненным.
Под конец растерянный Кавригин спросил о гонораре за вызов и пробное занятие. Илона назвала немалую сумму, но, видя огорчённое лицо “ученика”, оставила деньги на столе.
— В пятницу я должна быть в вашем районе. Зайду в одиннадцать утра, и мы ещё побеседуем.
— Мерси, — обрадовался несостоявшийся новый русский, и поцеловал Илоне руку.
3
В пятницу с утра Кавригин постарался пораньше смыться из дому, а Миша пользуясь его отсутствием, занялся уборкой квартиры.
Раздался звонок. На пороге стояла привлекательная молодая женщина.
— А где же Кавригин? — с раздражением спросила она. — Мы же договорились, что в это время он будет дома. Один.
Они познакомились.
— Может, я уйду, — с готовностью предложил молодой человек, — а вы его дождётесь?
— Подожди, мой лясковый Миша, — приветливо возразила Илона. — Ты самый доверчивый из известных мне русских, готовный доверять чужой женщине квартиру. Вряд ли твой шеф придёт. Скорей всего он нас обоих подставил. Ты красивый, но грустный мальчик. Откуда ты взялся?
— Я здесь живу.
— Ты здесь служишь, убираешь? У тебя в руках щётка.
— Я составляю каталоги в Ленинке и сам немного пишу, — покраснев, сказал Миша.
— Наверно, ты хочешь писать про любовь, а он давать тебе советы? — улыбнулась Илона, и две ямочки появились на её щеках. Потом она развернула его ладони. — У тебя тяжёлая жизнь. Ты сирота. Тебя никто не любит?
Судорога исказила Мишино лицо. Он молча поставил для гостьи начатый торт и блины — остатки вчерашнего ужина, включил кофейник, а сам сел в спальне за компьютер.
Илона пригубила чашку кофе, налила себе полбокала вина и просмотрела книги на полке. Потом зашла в спальню.
— Извини, в прошлый раз я по ошибке оставила у вас свои деньги. Этой суммой нельзя разбрасывать. У меня больна мать.
Миша молча снял со стула свой пиджак и достал бумажник.
— Это твои, а не его деньги. Я не могу взять их за так. Давай, познакомимся ближе. Ты мне очень нравишься. Ты чист душой, не фанфарон. Не бойся, обними меня. Я тебя приголюблю. Кавригин не придёт. Он меня испугался.
В ней не чувствовалось ни малейшего смущения, только нежная настойчивость. Она ловко раздела молодого человека и с неожиданной силой положила на диван; как мать с младенца сняла с него плавки; выскользнув из одежды, оказалась рядом, и, ощутив животом его нетерпение, помогла войти в рай.
Он решил, что достиг наивысшей точки в любви, и в других женщинах станет искать очарованье её тела, а его душа никогда не достигнет покоя.
4
Илона не ошиблась, предположив, что Кавригин решил с ней не встречаться. Его шаблонная подготовка пошла прахом. Девушка оказалась умной, прагматичной, а главное — неразгаданной. Кроме того, жалко было платить за вызов.
Поэтому он решил не возвращаться в назначенное время, предполагая, что Михаил будет на работе, и огорчённой девушке придется удалиться.
Вернувшись к концу дня, он с удивлением обнаружил остатки вчерашнего ужина в гостиной. Дверь в спальню была полуоткрыта, а Миша, едва прикрытый простынёй, растянулся на диване. Глаза его были закрыты, а на лице блуждала ангельская улыбка.
Всё поняв, Кавригин поразился Мишиной предприимчивости. Если женщина при этом не взяла с него платы, то, получив удовольствие, парень мог произнести дьявольское заклятие: “Мгновенье, ты прекрасно. Остановись!” При этом Кавригину не придётся брать на себя роль Мефистофеля, а его бывшая возлюбленная Мартина потеряет на Мишу права.
Проснувшись, очарованный юноша погрузился в бездну отчаяния. Он впервые оказался одной из сторон любовного треугольника. Продолжая любить Мартину, он не сможет преодолеть влечения к Илоне.
Ледяной душ охладил его до костей, но не смог смыть грех совершённого предательства.
Куда бежать без копейки денег в кармане, не имея нигде пристанища?
Одевшись, он нашёл на антресолях чемодан и стал без разбора бросать в него вещи, понимая, что деваться ему некуда — от себя не убежишь.
5
Кавригин в этот вечер принял участие в очередной театральной тусовке.
Он был рецензентом — “лакировщиком”, дающим положительные отзывы даже на плохие постановки, за что удостоился клички — “калоед”. Его любили режиссеры — неудачники, телевизионщики, актёры, но особенно бальзаковского возраста актрисы, игравшие молодых возлюбленных.
Дважды в толпе мелькнуло знакомое лицо — Илона. Скрывшись за колонной, он не спускал с неё глаз — элегантна в том же темно-вишневом платье, но с меховой накидкой на плечах. Даже на расстоянии тело её казалось приятным на ощупь. Её рассматривали, и она реагировала на каждый мужской взгляд. Что-то вызывающее было в принимаемых ею позах, как у Кармен из балетной сюиты Родиона Щедрина.
— Всё-таки, она профессионалка,— подумал Кавригин, имея в виду древнейшую профессию.
Прозвучал звонок, и зрители стали медленно двигаться к входным дверям зала. Илона в сопровождении бородатого мужчины, поравнялась с Кавригином и приветливо улыбнулась:
— Знакомьтесь, это мой коллега по институту, профессор Гаркавер. Мы с ним говорим по-английски, поскольку он скоро собирается в командировку в Ирландию.
— Неужели я в ней ошибаюсь,— думал Кавригин. — Для сомнения нет причин — элегантность, умение вести себя, любое положение в обществе не мешает женщине быть представительницей древнейшей профессии.
Илона его заинтересовала, и он пожалел, что не продолжил с ней знакомства.
После спектакля они столкнулись на площади Маяковского, когда она “голосовала”, пытаясь остановить такси.
— Не желаете ли прогуляться пешком?
— У меня больна мать. В одиннадцать надо её покормить, но пол часа можно и погулять. I am appreciating evenings walking. (Люблю вечерние прогулки.) Пойдём в сторону вашего дома, а возле Арбата я остановлю такси.
Она взяла его об руку, слегка прижалась, улыбнулась и заглянула в глаза. Между ними прошёл ток, и Кавригин подумал, что не ошибся. Страшно захотелось проверить своё предположение, но час был поздним, дома в квартире его ждал Миша, а в карманах — шаром покати.
Илона охотно рассказывала ему о себе. Отец — врач нарколог, развёлся с москвичкой — матерью и похитил семилетнюю дочь, которая души в нём не чаяла. Поселились они в небольшом голландском городке Фенло на границе с Германией, где отец устроился на работу в больнице.
Илона окончила английскую школу и поступила в медицинский колледж. Смерть отца не дала ей получить высшее образование, но она дипломированная медицинская сестра с семилетним стажем.
— Чем же ты занимаешься в Москве? — спросил Кавригин, переходя на “ты”.
— Работаю и ухаживаю за больной матерью. Российского гражданства пока не оформляю.
— Каков же род твоих занятий?
— Научный сотрудник и секретарь директора в Институте сексуальной психологии.
— Тебя приняли на такую работу без высшего образования?
— А почему бы нет? Медицинское образование, большой опыт переводов, в том числе синхронных во время симпозиумов. Меня ценят — дали научную тему по Фрейду.
— Тогда признайся, почему ты пришла ко мне по объявлению? Оно не показалось тебе странным?
— Хотела подработать. У вас в Москве научным сотрудникам мало платят, да ещё задерживают зарплату.
Кавригин опешил и на время прекратил вопросы, а Илона, улыбаясь, наслаждалась его растерянностью. В этот момент она была обворожительна.
— А как же наши занятия?
— Ты надеялся переспать со мной даром, потому что у тебя нет денег. Но меня очень заинтересовал Миша, и хотелось бы поговорить о нём.
— На какую тему?
— Мне было приятно его обольстить. Ладно, не буду зря тянуть время. Миша, как оказалось, знаток книг, пробует сам писать. Что можно к этому добавить?
— Он способный, разбирается в литературе и в искусстве, но ему пока не хватает писательского опыта.
— Это то, что нужно, — профессор Гаркавер дал мне тему о связи мужской сексуальности с творчеством. Миша хороший, он мне поможет — мы поработаем вдвоём.
Кавригин был потрясён. Эта привлекательная, не глупая, но, судя по всему, малообразованная женщина взялась за осуществление его собственной идеи.
Илона поспешила сказать, что не претендует на душу Михаила. Объектом её интереса окажется только часть его плоти. Она постарается своим умением внести сексапильность в его новые рассказы, не рассчитывая на соавторство. К своим девушкам или женщинам он будет от неё возвращаться окрепшим, возмужавшим и полным энергии, которая доставит радость любимым и предаст блеск его уму.
— Меня пугает твоя Голландия, где царит вседозволенность с наркотиками. Придётся следить, чтобы ты не испортила парня.
— Ты станешь участником эксперимента: вряд ли Миша захочет показывать мне, дилетантке, свои произведения, а ты для него “метр”. Для меня тоже, хотя твой английский после Кембриджа стал rather badly (плоховатым). Не обижайся. Я сохранила русский только благодаря мачехе — филологу-переводчице. Отец с ней сошёлся в Москве, и она помогла вывезти меня за границу.
Они расстались на остановке такси.
6
Михаил давно собирался показать один из вариантов своего компьютерного каталога Пушкинскому Дому в Санкт-Петербурге. Кавригин одолжил ему деньги на командировку и помог заказать билет на вечерний поезд.
За десять минут до отхода, взмыленный от бега по длинному перрону, Михаил ворвался в четырёхместное купе, освещённое тусклой лампочкой. Поздоровавшись с сидящей на нижней полке женщиной, он стал запихивать в нижний ящик свой рюкзак. Снял плащ и повесил его на крючок возле окна. Отдышался и встретился взглядом с двумя сверкающими глазами:
— Илона! Какая неожиданность, какое счастье!
Она выскользнула из купе и пошепталась с проводницей. Дверь закрыли на задвижку. “Блаженство — всё слилось у них / В одно безумное лобзанье”. Музыка рельсов превратилась в вальс и польку, а размеренный звук колёс “тук, тук, тук” — вызвал у влюбленных глубокий сон.
Разбудили их удары кулака в дверь и пронзительный голос проводницы:
— Вы что, очумели? Мы давно в Питере, и поезд подаётся на запасной путь.
В лихорадочной спешке, полуодетые, растрёпанные с не застегнутыми чемоданами, они побрели к выходу из вокзала.
В такси Миша показал водителю листок с адресом. Улица Миллионная рядом с Эрмитажем. Там в недорогой гостинице для учёных обычно жил Кавригин во время приездов во вторую столицу.
Им достался “люкс” с ванной, а рядом в буфете — ароматное кофе со свежей сдобой. Позавтракав и купив бутерброды, они почти сутки провели на огромной сдвоенной постели. День длился дольше века, объятья не кончались, а когда истощились продукты, влюблённые, петляя по дворам, вышли на набережную Невы и поднялись по ступеням в роскошный ресторан недалеко от Эрмитажа — в прошлом особняк, принадлежащий великому князю Владимиру Александровичу.
На вторую ночь Илона стала делать большие паузы между ласками. Склонив, как Медея, на плечо Михаила растрёпанную голову со змеиными завитками волос, она перешла к расспросам:
— Мишель, мне хотелось бы побольше узнать о тебе. Кому ты был ближе в детстве отцу или матери? Я предполагаю, что ты был маменькиным сынком?
— Я воспитывался в детдоме и не знал родителей.
Такой ответ явно не устроил исследовательницу, но она решила не сдаваться.
— Надеюсь, когда возмужаль, ты наводил про них справки. Изменял ли твой отец матери?
— Постоянно, не пропускал ни одной юбки, — включился в игру Михаил.
— Почему юбки? — не поняла Илона. Это какая-то старомодность. Мужчины обычно предпочитают женщин, которые носят мини или даже бикини.
— Мои родители были людьми старомодными. Они принадлежали к старинному дворянскому роду. Меня нашла в гамаке, привязанном к дереву благородная пожилая матрона — смотрительница детдома Я был завёрнут в простыни голландского происхождения с загадочной монограммой. Поняв, что “дворянское” бельё может оказаться опасным для ребёнка в социалистической стране, моя будущая нянька продала его в киевской комиссионке и на вырученные деньги меня воспитала.
— В Голландии, действительно, хорошее белье, — согласилась Илона. А что было дальше?
— А дальше ты всё знаешь, — сказал Михаил, закрывая поцелуями ей рот.
Чтобы восстановить силы, он предложил Илоне пройтись пешком до Летнего сада.
— Но ведь сейчас осень, что же там делать?
— Гулять, любуясь замечательными скульптурами.
Боковые солнечные лучи подчёркивали ажурность “лучшей в мире ограды”, и среди теней облетающих лип по тонкому ковру листьев влюбленные подошли к мёрзнущим статуям сада — пока обнажённым в ожидании стоящих рядом деревянных саркофагов.
Илону поразила грациозность Психеи, склонившейся над спящим Амуром, прелесть Авроры, изящество Минервы и Белонны. Тронутая красотой парка, она завела разговор о красоте женского тела. В древней Греции мужчины приветствовали женщин поцелуем в грудь, восторгаясь их способностью к материнству.
Потом, видимо, вспомнив свою роль научного сотрудника, она заявила, что форма и размер груди определяют характер женщины в большей степени, чем знаки зодиака. Стоит обращать внимание на партнёрш с лимонами — они дерзки и чувственны, но еще лучше на тех, чьи груди, как у неё, напоминают груши.
— Надо говорить не “груди”, но “перси”,— с раздражением заметил утомлённый фруктовой классификацией Миша.
Замёрзнув на свежем невском ветру, они решили согреться в ближайшем кафе. Илона заказала свой любимый ликёр “Бейлис”, а её партнёр на вопрос официанта хмуро потребовал водку, которую до этого не пил. Он был раздражён, что из-за отсутствия денег позволяет Илоне оплачивать их расходы.
Через два часа, закинув за плечо руку возлюбленного, она умело довела его до остановки такси. В отеле под душем он быстро отрезвел и был уложен в их общую постель.
Глубокой ночью, когда тяжкие сновидения прошли, непонятный внутренний импульс заставил Мишу проснуться и зажечь лампочку над кроватью. На расстоянии вытянутой руки он увидел бюст Минервы. Точнее часть его, поскольку узкая лампочка для чтения освещала только пространство возле постели. Перед ним были опущенные плечи, полоски сложенных рук, искорки сосков и лоно на узком блюде живота и бёдер. Голая суть женского естества вызывала трепет робости, он зажмурил глаза, и тихий смех девы после сладких судорог вновь привёл его в рай.
На следующий день его разбудила мелодия Моцарта из мобильного телефона Илоны.
— Зачем ты сюда звонишь?— злым шепотом спросила она. — Ну и что, что час дня. Миша отдыхает. Не надо нас тревожить.
По — видимому, звонил какой-то их общий знакомый, с которым Илона на “ты”, но полусонный Миша тогда не придал этому значения.
7
После завтрака, обогнув Дворцовую площадь, они подошли к Эрмитажу, и по просьбе Илоны отправились осматривать картины голландских мастеров.
— Среди них есть нидерландцы, фламандцы, есть, так называемые, малые голландцы. С кого начнём? — спросил Михаил.
— Что за малые голландцы, карлики что ли?
— По улыбке друга Илона поняла, что сморозила глупость. Но тут же сообразила, что речь идёт о размере картин:
— Малые тоже могут быть великими. Например, Брейгели,— с торжеством сказала она. Миша не был уверен в точности её классификации, но Илона реабилитировала себя в его глазах.
Михаил не раз бродил по Эрмитажу и обстоятельно изучил его коллекции, но присутствие рядом возлюбленной, магнетизм её личности, обмен взглядами, случайные касания меняли восприятие увиденного. Сегодня его влекла лишь женская нагота, и он по-новому оценивал давно знакомые полотна.
Даная Рембрандта с вяло поднятой вверх рукой и обрюзгшим, потерявшим форму телом утратила в его глазах привлекательность. Слишком упитанными показались полнотелые фламандки на картинах Рубенса. У любимой им раньше Андромеды на этот раз была плохо развита грудь и отсутствовала талия. По-прежнему ему нравились стройные ноги богини с картины: “Союз Земли и Воды”, но обольстительная Ева с картины Голциуса на этот раз показалась слишком тонконогой и по-девичьи нескладной. Лишь у блондинки с гибкой талией и длинной косой в первом ряду картины, оставались открытыми щиколотки ног.
Чем дольше влюблённые ходили по музею, тем больше у Миши нарастала чувственная приподнятость. Изменилась даже освещённость хорошо знакомых залов. Привычный молочный свет, льющийся с потолка, по-новому озарял обнажённые фигуры. Их глаза лукаво наблюдали за ним, вызывая неведомое раньше томление души и плоти.
Потом, убыстряя шаг, они приблизились к отелю, не дожидаясь лифта, взбежали на третий этаж; у двери номера Миша начал раздевать Илону, и недосказанность художественных аллегорий искусства они дополнили своим пылким воображением.
Несколько ночей с Илоной сделали мир молодого человека другим, но эта женщина, не ограничившись телом, явно посягала и на его душу.
Утром следующего дня при тусклом петербургском рассвете Миша увидел, что Илона не спит, заглядывая в маленький блокнотик. На её лице он прочёл жалобу, и согласился отвечать на нелепые вопросы.
Он родился на Украине и происходит из славного рода Разумовских, породнившегося с царицей Елизаветой Петровной. Его родители не любили спать вместе. Мать, действительно, часто брала его в свою постель, и он подглядывал в щёлку, когда она одевалась. Ему не понятен мир бессознательного, но он не против встречи с Фрейдом, чтобы тот ему всё объяснил. В тёмном помещении Илона для него только чувственно постигается путём ощупывания, осязания и поцелуев, но если включить свет…..
— Не делай из меня дурочку, — возмутилась девушка.
— А кто тебе заказал этот глупый допрос? Почему именно меня ты выбрала объектом изучения?
Илона поняла, что придётся раскрывать карты, но не собиралась делать это до конца.
— Я медицинский работник, а сейчас изучаю Фрейда, Тебя я люблю и хочу тебе помочь.
Она, поджав ноги, уселась на кровать, обняла друга и стала рассказывать о своём опыте психофизиотерапии.
У неё в Фенло был друг, талантливый художник, которого звали Винсент. Он писал прекрасные картины, но не мог их продавать. Он любил женщин, которые его отвергали, считая безумным — он не умел раскрыть перед ними своей души.
— А потом твой друг поехал в Арль и там с горя отрезал себе ухо,— флегматично добавил Михаил.
— Мне надоели насмешки, — взбунтовалась Илона, и её глаза стали колючими. Я не хуже тебя знакома с биографией Ван Гога. Кстати имена Винсент и Тео — распространены в их роду. Между прочим, журналиста и писателя по имени Тео Ван Гог недавно убил исламский террорист.
Потом она со слезами поведала о своей любви. Её Винсент был пациентом психиатрической клиники.
Рассказы Илоны вызывал всё большее раздражение, но она этого не замечала, и, выпив натощак плоский бокальчик коньяка, продолжала: “Ты не можешь себе представить, как приятно перекатываться на дюнах обнажёнными, когда морской ветер сдувает с разгорячённых тел остатки песка. После томительной любви наши облегчённые тела принимала прохладная вода, и едва нащупывая дно, мы брели неведомо куда. Ты когда-нибудь видел, как скрещиваются угри в полосе прибоя?..”
— Прекрати, хватит,— возмутился Миша. Судорога исказила его лицо. — Меня больше не интересуют твои гадости. Никаких угрей я не знаю, и знать не хочу.
— Угри — это такие рыбы, похожие на змей. Хочешь, я куплю тебе пару в Елисеевском универсаме?
— Надеюсь, ты закончила допрос? Теперь объясни, почему я нуждаюсь в твоей медицинской помощи. Ты считаешь, что у меня не все дома, или не всё на месте? Отвечай честно. Для меня это важно.
Пытаясь обнять возлюбленного, Илона его утешила:
— У тебя всё на месте, но писательский талант пока не достиг достаточной мужской харизмы. Занятия любовью с опытной женщиной, могут тебе помочь. Разве тебе со мной плохо?
Они позавтракали в буфете гостиницы, и ушли — каждый по своим делам.
8
Михаил закончил работу в Пушкинском Доме в пятом часу, когда пасмурный день плавно переходил в сумерки. Обогнув Ростральные колонны, и Александровский столб, он медленно свернул на малолюдную Миллионную улицу, надеясь услышать позади стук каблучков Илоны или встретить такси, на котором она подъедет к входу в гостиницу.
Взяв ключи, он поднялся в номер. Пустота и потемки всегда страшили его, вызывая мрачные мысли — холодный двухкомнатный люкс, освещённый лишь настольной лампой с пыльным абажуром, показался казармой, в которой безумному Германну явился призрак Графини.
Миша подумал, что события пушкинской мелодрамы развивались совсем рядом — у Зимней Канавки.
После душа он стал рассматривать себя в зеркало. Тело, казавшееся ему тщедушным, с вялыми мышцами и женственной грудью, теперь приобретало спортивную форму. Он ощутил чувственную приподнятость, некий внутренний гальванизм, позволявший по-другому воспринимать окружающий мир. Теперь ему особенно хотелось любить и быть любимым.
Может, не так далеки от истины слова Илоны о целительном действии любви. Женщина с зеленоватыми глазами, растрёпанными или уложенными волосами, платьями с глубоким вырезом, красными замшевыми туфлями, напоминающими клоунские колпаки — влекла его с доселе неведомой силой.
Но отталкивала продуманность её действий: случайной ли была встреча в купе “Красной стрелы”? А звонки неизвестного соучастника, странные вопросы по Фрейду? Похоже на преследование, слежку, которые сродни предательству, а не любви.
Время шло. Вечер переходил в ночь, в душу глубже заползала тревога. Миша обошёл лабиринты плохо освещенного двора, постоял на Миллионной улице и вернулся в гостиницу.
У входа в номер в тёмном коридоре, прислонившись к стене, стояла Илона.
— Не смотри не меня, мне плохо.
Перед дверью в ванную она сбросила одежду. Миша почувствовал запах спиртного. Придя в себя, Илона вышла, прикрываясь полотенцем:
— Прости меня, родной, не могу больше врать, — плача сказала она.— Наплела тебе с три коробки. Была любовь, и был Винсент, но это я его погубила. Стала снижать дозы лекарства, а потом он умер от сильного приступа. Меня судили, уволили из больницы, и я приехала в Москву.
Она плакала беззвучно и беспомощно, и Мише долго не удавалось её успокоить.
Свернувшись в пружину, молодая женщина заснула, а Миша как у Пушкина в “Пиковой даме”, ощутил прелесть её горести и ночью по ошибке даже назвал “Лизой”.
9
Вернувшись после “командировки” в Москву, Миша продолжал мечтать о соединении с Илоной. Как случилось, что она не оставила ему номера телефона, адреса? В паспортном столе были сотни женщин с фамилией Ричардсон, но Илона была иностранкой и могла запросто драпануть в свою Голландию.
Появилось недоверие к Ковригину. Началось с частых звонков по телефону, но связь обрывалась, когда трубку снимал Миша. В следующий раз шеф подошёл к телефону, и обертоны низкого женского голоса в мембране показались Мише знакомыми.
Он обнаружил, что Кавригин рылся в его папках с бумагами и заглядывал в чемодан.
— Кстати, звонила Илона, с которой ты однажды неплохо провёл время на нашем диванчике; передавала тебе привет.
— Она не захотела со мной говорить. Если в следующий раз про меня вспомнит, скажи, что я умер.
По телевизору как раз крутили сериал под названием: “ Бальзаковский возраст, или все мужчины сво…” Миша понял, что перед ним загадочный собеседник Илоны, звонивший им в Санкт-Петербург. Эта парочка сво… превратила широкую постель петербургской гостиницы в лабораторию по изучению Фрейда, а его — в подопытного кролика. Но что они ищут в его бумагах? Скорей всего рассказы. Подтверждение влияния этого на писательскую потенцию. Не получат ни фига.
Отобрав нужные страницы, Миша скрутил их в трубку, поджог на газовой горелке и спустил в унитаз. Бульканье и запашок гари — вот и всё.
Выпил, не закусывая, бокал коньяка и растянулся на диване. Непричёсанные мысли мешали кайфу от выпивки:
“Забыть любовь, забыть мечты… в ночную пасмурную пору… Забыть так скоро… Они из своры, они из своры — пара гнавшихся за ним собак? Это не так: Кавригин ему не враг, Илона — плохая актриса. Но нельзя было с такой пронзительной болью лгать, оплакивая свою судьбу, так смотреть в его глаза в минуту объятий, когда сладостная боль переходила в бесконечную нежность. Засыпая, со слезами, он думал, что сердце его разбито, и корил себя за банальность этой затасканной фразы.
Когда он загадочно исчезнет после аварии, Илона с печалью скажет: “Мы винованные перед ним, а я имела в нём самого доброго и чистого юношу на своём сердце”.
10
Читая русские книги, усваивая язык, Илона невольно знакомилась со сленгами современной московской речи. Наоборот, английский постепенно выветривался из её памяти. В её переводах стали появляться грубые ошибки, за которые ей доставалось от профессора Гаркавера.
В ответ на упрёки она обвинила учителя, что он дал ей неудачную тему — выбранные им литераторы бесплатно с ней спали, но ничего не писали, требуя продолжения учёбы.
— Надо знать, с кем ложиться, — возмутился профессор. — Фрейд учил, что в человеке всё заложено с детства. Покажи мне анамнес твоих подопытных мужиков, анализ их литературного творчества. Хочешь, проверим, как твои уроки повлияют на меня. Моё прошлое, начиная с рождения — в твоём распоряжении, а темой сделаем стихи о любви. Если хочешь, съездим на месяц на Куршскую косу?
— Разве Фрейд ставил опыты на старых козлах? — возмутилась Илона. — Вам что не хватает пяти аспиранток?
После увольнения из Института сексуальной психологии, Илона стала давать частные уроки молодым юношам с ведома их родителей, богатых новых русских. Как раньше в Голландии, её приглашали в психиатрические клиники для утешения буйствующих мужчин. Она подтвердила свой статус медсестры и даже открыла небольшой кабинет в Москве, на Рублёвке.
Но после смерти матери из её жизни ушло тепло — занятость работой с утра до вечера, неплохие доходы не приносили внутреннего удовлетворения, но она жила на родине, наслаждалась звуками русской речи и не хотела даже помышлять о возвращении в унылую Голландию.
По объявлениям она теперь ходила редко, но не ради заработка, а из любопытства — её интересовали русские мужчины, их мысли в минуту близости, но секс сам по себе её давно не привлекал. В Москве посещение квартир становилось опасным. Однажды она наткнулась на объявление:
“Встречусь с приятной молодой гейшей (не обязательно японкой) для философствования о любви. Оплата по соглашению”.
Как русский “философ” давший объявление, представляет себе гейшу?
В назначенное время она поднялась на лифте, и на третьем этаже на неё набросился бородатый маньяк, начал душить и срывать одежду. От неожиданности она уронила сумку с газовым баллончиком, но использовать его в замкнутом пространстве лифта было бы равносильно самоубийству. Умело направленный удар ногой в область паха выбросил завывающего насильника на лестничную клетку.
Илона доехала до верхнего этажа, по мобильнику позвонила в милицию, подшила верхнюю пуговицу к разорванной блузке, привела себя в порядок и приняла решение никогда больше не ходить по объявлениям.
В России мужики из-за отсутствия бардаков и отдельной жилплощади вынуждены устраивать эротические встречи в парадных. Одни — для робких поцелуев, другие — для секса с изнасилованием, сопровождаемого воплями и топотом бегущих с топорами родственников и соседей.
Среди сборников русской поэзии ей попалось стихотворение, в котором воспевалась “сила, твёрдость и магнетизм символа мужественности”. Увы, “восстание” этого “начальника” всегда было кратковременным и кончалось апоплексией.
Она жила в оставшейся от матери маленькой квартире. В узкой комнате вдоль стены размещались кровать, шкаф-секретер красного дерева, да ещё компьютер. Дотянуться до нужных предметов можно было, сидя на постели. В комнате царил беспорядок — сбивались вперемежку сумочка, маникюрный набор, блюдце с остатком пирожного, сигареты, роман Кафки на английском, сквозь который она так и не смогла пробиться.
На пустой стене висел портрет отца в тёмной рамке.
На этажерке недалеко от кровати стояли две подаренные фотографии. Пожилого лысоватого мужчины с подстриженной седой бородой и усами в широком костюме с жилетом и цепочкой от часов. В отставленной правой руке он держал сигару. Этот портрет Фрейда был сделан его зятем Максом. На второй фотографии учёный был снят с любимой, похожей на медвежонка собакой, породы чау-чау. Поговаривали, что она помогает ему в лечении — единственная, кому всегда был открыт доступ в его приёмную.
После одного отрицательного опыта в Амстердаме она завязала с наркотиками, но изредка, не зажигая света, позволяла себе понежиться в объятиях увешенного цветами мака маленького древнегреческого бога Морфея с тяжёлыми, всегда смеженными веками. Её повышенная чистоплотность была вызвана стремлением очиститься от грязи бытия. Согнув ноги, она лежала на белоснежной простыне, и коварный летний сквозняк проникал к ней под рубашку. Ласки становились щекочущими, казалось, кто-то прикасается языком к её лону. Сквозь дрёму ей померещилась толстая лохматая собака с круглой мордой клоуна — короткими ушами, чёрной кнопкой носа, шариками глаз и полоской растянутого в улыбке рта.
— Прочь, прочь, поганый пёс, — отгоняла она собаку.
— Она хочет указать тебе путь освобождения от комплексов, — вкрадчиво произнес с фотографии Фрейд. — Ей известна главная тайна твоей жизни — твоё libido, стремление к похоти.
— Почему вы всегда так грубы. Ведь это можно сказать по-другому — эротика, любовь. Мир долго вас отвергал за неприятие красивых слов. Послушайте:
…И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь, И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь…
…И жар соблазна
вздымал, как ангел, два крыла
крестообразно…
— Я привык называть кошку кошкой. Поэзия — наносное, шелуха — сублимация художественного творчества. Вертер покончил с собой, осознав, что не сможет овладеть Шарлоттой. Влечение — основное. Как напряжение лука. Ещё не известно, куда полетит стрела и в чём выразится удовлетворение. Это не только физиология. Влечение отражается на всём существе человека, вплоть до вершин его духа.
— Это вы послали мерзкую собаку, которая обнюхивает меня так, словно ищет наркотики на таможне? Пошла вон, дрянь!
— Собака не виновата, — выпустив несколько колечек сигарного дыма, произнес профессор — она постоянно присутствует на моих приёмах и правильно определила твой locus minoris resistance (уязвимое место). Каждый человек, как айсберг. Видна лишь надводная часть. Ты должна иметь силу заглянуть в себя поглубже.
— Не хочу вас слушать, убирайтесь.
Со слезами она зажгла лампу и швырнула портрет Фрейда на пол. Зачем он раскрыл ей страшную тайну жизни? В чёрный для себя день она вступила с мачехой в соперничество за любовь отца, и покинутая им женщина спилась с горя.
11
Однажды Илона наткнулась на объявление, адрес которого показался ей знакомым: “Обучение актрис эротическим танцам”.
Кавригин её сразу узнал:
— Привет, поклонница Фрейда, решила пойти в актрисы?
— Нет. Навестить старого знакомого, страдающего без женщин.
— С чего ты взяла?
— Квартирка запущена — некому убрать; небось, подружки требуют валюту? Расчет натурой на диванчике современным барышням не подходит…
— Но вы с Мишей получали здесь скромные радости.
— Один лишь раз — но в Петербурге был класс!
Вспомнив про Мишу, оба взгрустнули и выпили. — Я ради него сюда пришла, — сказала Илона, наливая по второй. Пьянея, она стала говорить, что он нуждается в матери, что охота за женщинами сделает его импотентом. Потом, спохватилась, что выглядит дурой:
— Между прочим, Фрейд считал юмор средством получения удовлетворения.
— Признайся, за этим он приходил к тебе по ночам?
— Ладно, помогу тебе убраться в квартире, вынесем мусор, примем душ, а потом, как у Высоцкого, с лопатами и вилами и ещё кое с чем ускорим писание романа. Помнится ты начал его ещё при Мише? Четыре года! Долгострой.
Заглянув по-хозяйски в холодильник, Илона бросила на разогретую сковородку пару приперченных бифштексов; они выпили и закусили.
Потом с требовательной пылкостью молодая женщина сорвала с Аскольда одежды. Чайкой пролетели его плавки, раскачав люстру; охваченные влечением оба задрожали; тела соприкоснулись, и утраченная радость юности, перехватив дыхание, вызвала у неё слёзы.
Сон их был крепким. Под утро, проснувшись опустошённым, Аскольд с улыбкой вспомнил свои давние сомнения, принадлежала ли Илона к древней профессии… Впрочем, сейчас это уже не имело значения.
Прошло два года, и возле парадного молодая женщина с коляской повстречала мужа. Он был одет с иголочки, надушен и нёс подаренный студентками дипломат.
— Куда навострился? — сверкнув глазами, спросила русалка.
— Да вот, несу в издательство роман, — третий по счёту. За два года, — бодро отрапортовал муж.
— А кто выбьет за тебя ковёр — может Фрейд?