Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2008
Андрей ПОПОВ
/ Сыктывкар /
* * *
Нет радости в душе милей —
Идти по кладбищу, взирая,
Как приняла земля сырая
И незнакомых, и друзей.
Иных столетий имена
Увидишь на могильных плитах.
Как много навсегда забытых!
Как многозначна тишина!
Умолкли скорби и расчет,
И только редко крикнет птица,
Да время строгое страницу
В урочный час перевернет.
И я прочту, что всё пустяк —
Тревоги и земные блага,
И что кладбищенская влага
И состоит из этих благ.
Любовь и чешуя
В селе Песец, для жизни непригодном,
Последний житель, полупьяный дед
Рассказывал, что в озере холодном,
Жила русалка. Как-то раз поэт
В Песец приехал подбирать глаголы,
Высокие и главные слова,
Он был не знаменитый, но веселый,
Окончил восемь классов средней школы
Да музыкальной школы… где-то два.
И восхитился грудью девы голой,
И у него вскружилась голова.
И он воскликнул: “Как же ты красива!
От кончиков ногтей и до хвоста!
Ты — достопримечательность залива,
Из всей нечистой силы ты чиста”.
И дева, что в воде сырой скучала,
В унынии пуская пузыри,
Приветливо поэту отвечала:
“Твои слова мне пó-сердцу, сначала
Все, что сказал, сначала повтори.
Давай с тобою плавать у причала,
И будем целоваться до зари.
И обретем телесную истому,
Когда любой контроль теряет плоть,
С тобою, милый, хоть в озерный омут,
Да и со мною тоже в омут хоть.
Иди ко мне! Зови меня голубкой,
А хочешь рыбкой. Не обижусь я.
Твои слова нужны мне и поступки,
Вот только жаль, ко мне нельзя под юбку,
Большой любви мешает чешуя”.
И дед вздыхал, раскуривая трубку,
В селе Песец, негодном для житья.
И стало страшно в этом гиблом месте,
И я приезду был сюда не рад.
А чтó — поэт? Погиб невольник чести.
По пьянке утонул, как говорят.
Африка
в год русского языка
Я русский бы выучил только за то…
Негром был бы я, поди.
И смотрел бы, как в саванне
Льют муссонные дожди.
Нà берег слоновой кости
После дождичка в четверг
Я ходил бы к неграм в гости
На костер и фейерверк.
И томим духовной жаждой,
Ел бананы на обед,
И состарился однажды,
Негром стал преклонных лет.
И готовился на небо
Уходить, да в некий миг
Вдруг решил, что надо мне бы
Русский выучить язык.
Эх, ребята-негритята,
Дожил до седых волос,
А ни слова русским матом
Мне сказать не довелось.
А на нем под звуки лиры
Говорят любимцы муз,
Например, Тимур Кибиров
Или Алешковский Юз.
Рано жизнь еще итожить,
Умирать я не готов.
Как же это с черной кожей
Прожил я без черных слов?!
* * *
Читаю рыжего поэта,
Который пел легко, как чиж,
И знал, что для любого света
Любой поэт немного рыж.
Имел он вредные привычки
И несколько гражданских жен,
Но не лежал в психиатричке,
Дождливой жизнью оскорблен.
Бывал в милиции за драку,
Душой и телом от вина
Болел, но никогда не плакал,
Что жизнь скучна и не нужна.
Когда однажды стал известным
И модным, словно ерунда,
Сдавил судьбе своей и песне
Веревкой горло навсегда.
И кто-то скажет — мог иначе,
И написать бы сколько смог!
Не смог бы. Я о нем не плачу.
Я понимаю, мир жесток.
Читаю рыжие печали,
Стихов листаю тонкий том.
Он выбрал, чтоб его читали
И говорили бы о нем.
Чтo для него души спасенье?!
Неясный и натужный труд.
Ему важнее наше чтенье
И наш посмертный пересуд.
* * *
С осенним холодом и тленьем
Приходит странная пора,
Когда плохое настроенье
Вдруг увлекает, как игра.
Как увлекает огорченье,
Что жизнь твоя не удалась —
Ни праздник, ни стихотворенье,
Ни одиночество, ни страсть.
И нет унынию исхода.
Сгибает травы первый снег.
Какая скверная погода!
И как несчастлив человек!
Как он томится и боится,
От самого себя тая,
Признать, что жизнь его, как птица,
В иные движется края!
И наконец-то виновато
Найдет негромкие слова,
Что он легко умрет когда-то,
Как снег и осень… как трава.
18 февраля
Звонят друзья сына.
Прочли в Интернете, что он погиб.
С надеждой спрашивают:
— Может, он еще в реанимации?
Что им ответить?
Я только что вернулся из морга.
* * *
И вновь представляю я светлые дали,
Благорастворение райских высот,
Где нет ни болезни, ни горькой печали,
Где жизнь бесконечная плавно течет.
И души уже ни о чем не жалеют,
Словам подбирают молитвенный лад,
И сын мой убитый по дивным аллеям
Гуляет, и ангелы с ним говорят.
И он улыбается жизни и свету,
Небесному счастью —
На каждом шагу!
Я так представляю. И плачу при этом.
Чего же я слезы унять не могу?!
* * *
Облако, редея, исчезает…
Так и отошедший в мир иной
Медленно пройдет по неба краю —
Не вернется никогда домой.
И уже не будет знать округа,
Что он мыслил про небесный свод,
И его печальная подруга
Слезы сокрушения сотрет.
Только я ищу слова и силы,
Чтобы изменить свою беду…
Помолюсь о воскресенье сына
И по краю неба побреду.