Рассказ
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2008
Моросил ленивый дождь.
— Моросит!.. — сказал продавец газированной воды, высокий, худой и усатый Амиран, устремив взгляд сперва налево, в сторону кинотеатра, потом — направо, к арочному, выкрашенному в ослепительный белый цвет входу в ботанический сад и почесал себе пах. — Помню, в далеком моем детстве я и Тамара, царство ей небесное…
— Ты хоть объясни человеку, кто такая Тамара, а то рассказываешь так невнятно, не понять ничего! — звонким голосом и менторским тоном заметила манерно заскучавшая, в меру упитанная жена Амирана, бросив мимолетный взгляд на зашедшего в будку ее мужа в гости сапожника.
— Тамара была моей двоюродной сестрой, скончалась в двенадцать лет! — тяжело, словно камни, выбросил слова Амиран и, вновь обозрев улицу в обе стороны от себя, на время замолк.
— Ну а потом что? — нежно бросила жена Амирану так, что не только тот, но и даже сапожник догадался, что этой репликой она скорее призывала мужа к сдержанному поведению, нежели просила его продолжить рассказ.
— Большой дуб рос в нашем имении, и было в нем большое дупло. В нем и любил я, когда был маленьким, укрываться от дождя. И Тамара туда часто приходила. На два года старше меня была. Иногда, бывало, возьмет меня за шкирку и выбросит вниз!.. Неугомонная такая была.
Сапожника, находившегося в состоянии похмелья, эта история еще больше удручила.
— Вряд ли я смогу сегодня работать. Мутит в глазах и кажется, что умираю! — пожаловался он.
— Такой мелкий дождь за один день не перестанет, завтра тоже будет лить. Испортятся твои булочки, никто их послезавтра не купит! — заметила жена Амирана.
— Вчера не так уж плохо поработал, а сегодня всего один стакан газировки продал, и то идиот-клиент, что воду заказывал, выплеснул ее и облил себе тельняшку. Выпивши был… Кстати, тебя спрашивал, где, мол, сапожник… Где тебя черти носили?
— Спал. Закрыл будку и лег на массу давить, — признался сапожник.
— Что за невезучий день, мать его!.. Новая буфетчица из кинотеатра приперлась вчера, работа, говорит, у тебя кипит, а у меня даже эклеры не продаются. Накаркала сучка… Сглазила! — сказал Амиран и опять почесал себе пах.
— А может, она на тебя глаз положила? — спросила жена.
— Да чтоб ее!.. — выругался Амиран и поправил усы. — Чем сын занимается, был он сегодня у репетитора?
— Я не пустила, побоялась что простудится — наберусь лишних хлопот! — жена к грустному взгляду на этот раз присовокупила подобающий тон и виновато улыбнулась.
— Ничего с ним не случится, не сахарный — не растает!.. Даром я трачусь на его образование! — вскипел Амиран. — Не подготовил, наверно, урок и потому остался дома!.. Вы меня не проведете, я не то на своем веку повидал!.. Собираю деньги по копеечкам, мать его!.. Сам в рваных туфлях хожу, вода ручьем входит и выходит, как будто мышь там бегает, и это всё для того, чтобы сын в достатке был!.. Дважды эти туфли человек починил в рассрочку!
— Тебе не стыдно говорить такие слова?! — обиделся сапожник и еще больше осунулся. — Это что получается, и я должен платить за те выпитые мной на похмелье у тебя газировки?
— Это я так просто, к слову сказал! — попытался оправдаться Амиран.
Сапожник встал и передвинул табуретку, на которой сидел, в угол.
— Пойду в свой “офис”… Или, лучше домой!
— Сядь, тебе говорят! — раздраженно бросил Амиран. — Чтó дома будешь делать? Дашь на съедение свои нервы жене и детям?.. Испортишь себе нервы, заболит сердце или вообще лопнет к чертовой матери. Может, думаешь, что откинешь копыта, и по тебе будут очень печалиться?!.. А это видал?! — тут Амиран смастерил комбинацию из трех пальцев. — Лучше козла забьем.
— Только не напивайтесь, ради Бога! — сказала жена Амирана, взялась за воротник белого халата мужа и, перевернув его, внимательно осмотрела прищуренными глазами. — Вечером после работы забери халат с собой, я его постираю… Приготовлю тебе хороший борщ.
— На базаре долго не задерживайся, а когда вернешься домой, скажи этому лодырю, чтобы шел к репетитору, а если нет, пусть уходит из дома ко всем чертям, пусть ночует там, где хочет, хоть на улице, под мостом!.. Вот тебе еще денег и с базара возвращайся на такси.
Амиран из брючного кармана достал две рублевые бумажки и передал жене, потом взглянул на жестянку из-под консервов на треть наполненную монетами, но почему-то передумал отдать мелочь жене.
Жена с любовью посмотрела на мужа.
— На эти деньги сыр куплю, — сказала она.
— Это тебе на такси!
— Только не напивайтесь! — безнадежно, как бы механически произнесла жена, взяла прислоненный в углу зонтик, раскрыв его на половину, и боком пролезла в услужливо отворенную ей мужем дверь.
Амиран на этот раз долго чесал себе пах и грустно смотрел вслед жене неторопливой походкой идущей по улице.
— Счастливый ты человек! — бросил он сапожнику после недолгого молчания.
— С чего ты взял? — чуть было не обиделся удивленный сапожник.
— Потому что дети твои давно выросли и живут на свои деньги. Молодцы у тебя дети!
— Чистые рэкетиры. Пока они выросли, я стал старым и никому не нужным… И сейчас не стесняются меня же оставлять без денег… Боже, как мне плохо!
— Собаки от хромоты не умирают! — сухо заметил Амиран.
— Умираю я, умираю, бля буду!..
— Тебе уже за шестьдесят, а ругаешься как педераст какой-то! — с отвращеньем заметил Амиран. — Хочешь выругаться, делай это по-нормальному, по-мужски!
— Это я так… Понты городские, тебе, деревенщине, этого не понять… А твоя двоюродная сестра, та, с кем в дубе вместе сидели, от чего умерла?
— Не в дубе, чтоб я тебя видел в дубовом гробу, а в дупле!.. Взяла и померла, никто не мог понять, от чего. Проснулась среди ночи и потребовала сладкого молодого вина, выпила полстакана, закрыла глаза и умерла моя Тамара. До этого никогда до молодого вина даже не дотрагивалась… И тогда, когда она умерла, как сейчас, была осень. После ее смерти в дупло зачастили змеи, лежали там, свернувшись в клубок… Тьфу, ругает нас кто-то!
— И у меня сын помер, — заметил сапожник. — Три годика ему было, красивый был такой…
— Да что ты говоришь!.. Не знал!..
Сапожник глубоко вздохнул.
— Странная все-таки штука жизнь!.. В мгновение ока, плюнуть порядком не успеешь и плевок до земли не долетит, а ты уже старик! — сказал Амиран. — Муравьи жили в том дупле до появления змей и перед смертью крыльями обрастали. Поднимутся, бывало, в воздух, полетают немного и откидывают копыта прямо в воздухе, с высоты камушками падают. Бывало, ловили мы их и обрывали у них одно крыло, а они потом вокруг своей оси крутились на земле… Не для наслаждения нас Бог создал — не терпит он от нас беззаботности. Если возгордишься и решишь крылья себе завести, то даст полетать кружок-другой и прямо оттуда, с высоты отправит на тот свет!
— Ты что несешь, когда это было, что у муравьев крылья вырастали?
— Вырастают, но ты об этом ничего не знаешь, потому что ты городской дуралей… Не согреться ли нам?
Сапожник прямо поставленный вопрос оставил без ответа — не хватило смелости ни для того, чтобы отказаться от выпивки, ни для того, чтобы выпить.
— А знаешь ли ты, ради чего нас Бог создал? — спросил Амиран.
— Ради выпить для разрядки! — неохотно ответил сапожник.
— А кто тебя такой мудрости научил?
— Ты и научил, деревенщина ты этакая!
— Пропали бы вы, городские, без нас, деревенских!
* * *
В гараже противопожарной службы позади одной из пожарных машин сидели двое пожарников, перед ними на перевернутом деревянном ящике был накрыт стол со скудной закуской, но дорогой выпивкой. На низком табурете сидел молодой, сухощавый парень в полосатой тельняшке, а на высоком табурете гордо восседал упитанный и усатый Яша, мужчина средних лет с самодовольным выражением лица.
Яша, осушив алюминиевую кружку водки, медленно, словно позируя перед фотокамерой, закусил малосольным огурцом без хлеба, а кусок колбасы только понюхал. Парень в тельняшке поступил ровно наоборот — он закусывал колбасой с ломтиком хлеба, а малосольный огурец только нюхал.
— Вот, опять полезли гады! — воскликнул молодой, поставил кружку с водкой на ящик и двух муравьев, залезших ему на грудь удалил прочь по одному, несмотря на нетрезвое состояние, меткими шалабанами. — Оказывается, больше всего муравьи любят фэйхо!
— С чего ты взял? — улыбнулся Яша и приготовился выслушать новую хохму.
— Фэйховой та газировка была, что себя облил, и то с двойным сиропом, — сказал молодой. — Дай я тебя поцелую.
— Не понял, — слегка подвыпившему Яше в отличие от собутыльника было еще далеко до кондиции, когда хочется целовать всех подряд.
— Потому что ты мужик что надо!.. Другие побоялись выпить со мной и закрылись в комнате, чтоб начальство их не видело пирующими!.. Ты не из кроликов, ты — лев!.. Только ты меня поддержал, потому и хочу тебя поцеловать!.. А тех кроликов…
— Не надо ругаться! — прервал его Яша.
— Вот, опять полезли, чтоб их!.. — он сбросил с груди еще одного муравья. — А один молодчик, знаешь, как поступил, когда его невеста за другого замуж выскочила?.. Нанял машину, что из турецких туалетов выгребает жижу, очищает, одним словом… Полная до отказа была, оказывается, та машина, а парень подогнал ее прямо к свадебному столу своей бывшей невесты, то есть, занес туда длинный шланг от резервуара машины и обгадил весь стол на триста человек…
— Слышал я эту историю, только она больше походит на легенду, чем на быль!
— Совсем не легенда! — обиделся молодой в тельняшке. — Восемь лет строгого режима дали этому парню!
— Это всего-навсего легенда! — стоял на своем Яша.
— Нет, не легенда!.. Невезучий я человек, дядь Яша, чтоб меня черти побрали, а тот сукин сын сапожник, очень везучий сукин сын, мать его!.. Если бы я его застал в своей будке, я бы ему показал, где раки зимуют… Я бы ему так сказал: “То, что ты, сволочь, дочь выдал замуж за другого, тебе показалось мало, так ты еще взял и отправил меня в армию!”
— А почему сегодня об этом вспомнил?
— Потому что именно сегодня я узнал, что именно он меня в армию отправил… Я же говорил.
— Нет, не говорил.
— Так и было… Я же вчера ночью на дежурстве был?.. Сегодня спозаранку, еще задолго до того, как моя смена кончилась, позвонил отец и говорит, я и твоя мама едем в деревню на похороны, а ты после дежурства сходи на дачу, там виноградник и огород, особенно саженцы огурцов в поливке нуждаются. Я говорю, зачем их поливать, когда сегодня обязательно пойдет дождь. Не будет, говорит отец, дождя, не меня ученого по этой части учить распознавать погоду, пойди и полей саженцы и виноградник. А я решил, что поеду на пожарной машине и из нее полью и виноградник, и огород и еще успею вернуться до прихода начальства. Сел за баранку и меньше чем за пятнадцать минут был уже на месте… Если бы не поехал на машине, надо было бы целую операцию по поливке проводить, то есть, сначала надо было электронасос из погреба вынести и установить его в колодец… В погребе дома, под ключом мы насос храним, чтоб не свистнули… Короче, подлетел на машине…
— На какой, на этой? — спросил Яша и уставился на покрышки пожарной машины, возле которой они сидели.
— Я же говорил, тогда еще не было дождя и на грунтовых дорогах было сухо, не было грязи… Так вот, подогнал машину, протянул шланг к винограднику и отпустил воду. В это время из соседнего дома выбежала какая-то женщина, полуголая. Что случилось, спрашивает, пожар что ли?
— И оказалось, что она твоя бывшая невеста, дочь того сапожника?
— Нет, дай рассказать… Та дача, что рядом с нашей стоит, дача летчика. Тот летчик целых два года не появлялся в наших краях, а я его целых три года не видел, потому что я службу в армии, вернее в подлодке нес. До моего ухода в армию, я и летчик и, вообще, наши семьи поддерживали друг с другом очень близкие отношения… Он, оказывается, с какой-то женщиной, не с женой, а просто так, приехал в отпуск… Так вот, пришел ко мне тот летчик (в туалете, оказывается, сидел; турецкие у нас там туалеты во дворах стоят, потому что центральной канализации нет), поболтали о том, о сем, и вдруг, знаешь, что он мне говорит?
— Откуда я могу знать, что он тебе сказал?
— Я же рассказывал уже!
— Может, Жоре ты рассказывал до моего прихода?
— Чтоб этого Жору!.. Сбежал гад!.. Короче, тот летчик вдруг мне и говорит, что, мол, это отец твоей невесты, гад-сапожник в армию тебя отправил… Представляешь?.. Оказывается, все об этом знали кроме меня — и мои отец и мать…
— Как мог сапожник тебя в армию отправить?
— Мои родители фиктивный развод устроили, как будто мама у меня одинокая мать. Комиссар города и летчик были закадычными друзьями. Летчик попросил комиссара, и он на фиктивность развода глаза закрыл, а меня комиссовали. Но кто-то анонимно донес, что развод был фиктивным, и меня отправили в армию. Оказывается тот гад-сапожник и донес, чтоб его!.. — молодой сгоряча хотел ударить по ящику кулаком, но сдержался и хлопнул себя по ляжке.
— А потом что? — спросил Яша, не очень-то соболезнуя молодому.
— Сложил шланг, завел машину и поехал домой…
— Подожди, хочешь сказать, в этой машине нет воды?
— Пустая. Не мог же я с заполненным наполовину резервуаром ехать по спускам, там такие крутые повороты, в резервуаре поднялся бы самый настоящий шторм, и вынесло бы меня прямо к обрыву… По дороге и слил воду, прямо на ходу еще до того места, откуда спуск начинается. Страшная грязь наверняка поднялась по грунтовой дороге, шоферá, наверное, ругали меня на чем свет стоит… Но попозже пошел дождь, и все дороги размокли… Так вот, пришел я домой и спрашиваю отца, почему, мол, скрывал от меня, что сапожник на меня донес. А он отвечает, побоялся, что ты этому сапожнику морду набьешь, а он за это еще раз на тебя донесет и попадешь в тюрьму… А я дурак, в свое время закрыл, было, глаза на то, что отец моей невесты был вонючим сапожником, а он вот чем отблагодарил!.. Хорошо еще, что в армию взяли и не смог жениться на своей невесте. Слишком молодым я тогда был, не понимал ничего. Если бы женился на дочери сапожника, потом бы очень пожалел!.. — с уверенностью сказал молодой, хотел опять ударить себе по ляжке, но вскочил как ошпаренный, и стал бешено чесать себе грудь. — И под тельняшку залезли гады!.. Ну и кусаются, словно молока просят!
— Так ты говоришь, что поступил очень умно, когда не женился на дочери сапожника? — переспросил Яша.
— Ну, конечно!.. Если бы женился на ней, точно знаю, что пожалел бы! — ответил молодой.
— Зачем тогда так сильно переживать и волноваться, не пойму!
— Я оттого переживаю, что по милости сапожника три года на подводке отслужил, три года, можно сказать, дневного света не видел, и после этого у меня появилась склонность к клаустрофобии! — вопреки ожиданию собутыльника спокойно объяснил молодой.
— Если бы тебя не забрали в армию, ты женился бы на своей невесте?
— Наверно!
— А если бы женился, то об этом потом пожалел бы, не так ли?
— Не в этом дело! — вскипел вдруг молодой. — Возьму и найму машину, что турецкие туалеты чистит, поведу ее к сапожнику и всю его будку наполню жижей… Сделаю я это ночью, засуну шланг внутрь будки и включу насос, устрою сапожнику на утро хорошенький сюрприз. Никто не догадается, что это я сделал…
— Пропадут ведь туфли, которые честные и бедные люди принесли на починку!.. Не жалко тебе их?
— Нет, не жалко… Или, знаешь, что сделаю, возьму вот эту машину, подойду к колодцу канализации где-нибудь на улице, открою люк, опущу туда шланг… Конечно, такую жижу, как из турецких туалетов, оттуда не выгрести, но вода из будки просочится, а главное останется!.. А для этой машины все равно, что чистую воду в нее залить, что грязную…
— Давай, выпьем еще по одной, затем ты поспи в комнате отдыха, а если хочешь, я отвезу тебе домой… Вон, еще один муравей на тебя полез.
Молодой с тельняшки шалабаном удалил муравья и плюнул ему вслед.
— Неужели у них в глазах не пестрит, когда ползают по этой полосатой тельняшке? — пошутил молодой. — Сегодня утром, когда возвращался с дачи на машине, по краям дороги полосатые бордюры стоят, от них так запестрелось в глазах, чуть было не покатился с обрыва. Повезло мне, что тогда еще не было дождя и дорога сухая была, а то там мокрые дороги хуже, чем в гололед…
— Наверно, и тогда пьяным был, потому и запестрелось в глазах.
— Нет, злой был. Когда злюсь, в глазах пестрит и может даже помутнеть! — ответил молодой.
* * *
Повеселев от выпитой водки, сапожник облизывал кончиком языка пересохшие губы.
— Тебе легко, сидишь тут на центральной улице, в самом эпицентре событий, как иногда говорят по радио. А я валяюсь там, на краешке самого глухого парка, куда только хромые собаки заходят, или же, если повезет какому-нибудь пацану и он уломает какую-нибудь дешевую шлюшку, приводят в парк… Вчера один из них к самой моей будке сзади свою девицу прислонил и давай ее по полной программе… Я вышел, хотел замечание сделать, а он чуть было не треснул меня! — обратился он к Амирану.
— Ты вот что мне скажи, выпивал ли ты когда-нибудь из туфли женщины шампанское? — спросил вдруг Амиран.
— Из грязной туфли женщины шампанское пьют только деревенские. Ты, наверное, и бюстгальтером выпивал шампанское, не так ли?
— Что там не говори, но мы ничтожные существа, мы — муравьи, а корчим из себя ангелов!
— Пойду-ка я к себе в контору! — решил сапожник и с трудом поднялся с табуретки. — Пойду, поработаю немножко, надо два срочных заказа выполнить!
— Уймись, дуралей! На что ты годен, даже в одну точку не можешь сконцентрировать взгляд! — ответил Амиран и силой усадил гостя на табуретку. — Проткнешь еще себе иглой ляжку или еще что-нибудь…
— Тогда пойду домой. Не хочу больше пить. И ты домой иди, отдохни.
— Не хочу я домой, хочу в дубовое дупло моего детства. Этот дуб прадед моего прадеда посадил. Соскучился я по Тамаре. Представить себе не можешь, как она умела петь. Когда она пела, мне хотелось плакать… Давай, принесем еще один пузырь и выпьем за упокой души Тамары!
— Пили уже за упокой души!
— Мы пили за упокой души всех усопших, а я хочу выпить персонально за упокой души Тамары и за твоего сына тоже.
— Я пить больше не могу! — категорическим тоном заявил сапожник.
— Боишься, что дети увидят?.. Какая нелепая штука жизнь — если дети выросли хорошими и умными, ты должен остерегаться, чтобы они не пожурили тебя за стаканчик-другой, а если выросли никудышными, должен за них стыдиться!.. Нелепая штука все-таки жизнь!
— Облегчиться хочу!
— Облегчись позади будки, ни души на улице не видно!
— Увидят из корпусов. Лучше пойду в туалет кинотеатра! — сказал сапожник, но не тронулся с места.
— Потерялась могила Тамары. Была, и нет ее. Давай споем ту песню, которую пела Тамара.
— Ты уже достаточно пьян, пить больше не рекомендую! — сказав это, сапожник встал и зевнул.
— Дядя! — послышался вдруг с улицы детский голос.
У будки стоял мальчик лет двенадцати и стеснительным и серьезным взглядом взирал на сапожника.
— Слушаю! — отозвался Амиран и отодвинул сапожника в сторону. — Я продавец, а это мой гость.
— Налейте, пожалуйста, стакан газировки с фейховым сиропом! — попросил мальчик и положил на оцинкованную полку двадцатикопеечную монету.
Сапожник громко икнул и открыл дверь.
— Смотри у меня, не удирай! — бросил ему вслед Амиран.
— Пойду в туалет кинотеатра.
— Зайди за будку! — чуть ли не умоляюще произнес Амиран.
Сапожник махнул рукой и поплелся в сторону кинотеатра. Амиран, выполнив заказ, протянул мальчику стакан.
— Ты сегодня мой первый клиент… Правда, был утром еще один, облил себе тельняшку… Не простужен ли ты, сынок, что в такой дождь захотелось пить?
— Вон там, на перекрестке, машина убила одного человека полтора месяца назад… Погибший был моим отцом! — сказал мальчик и покраснел.
Амиран от неожиданности икнул.
Мальчик взял стакан и сделал два глотка.
— У моего отца волосы были зачесаны назад, — сказал он и сделал еще один глоток.
— Знаю, о ком ты говоришь, но я ничего не видел. В ту сторону, когда это произошло, посмотрел только после того, как услышал скрежет покрышек машины. Когда пришел к месту происшествия, все было уже кончено, царство ему небесное. И следователь ко мне приходил, — сказал Амиран.
— Знаю, что следователь был у вас, — сказал мальчик. — Позавчера отметили сорок дней.
Амиран взглянул на мокрый пиджак мальчика.
— Зайди в будку, погрейся, обсушись немного.
— Нет, спасибо, лучше тут постою, — ответил мальчик и выдержал напряженную паузу. — Если к вам придет моя мама, не говорите ей, что я у вас был. Она запретила мне сюда приходить.
— Поймали того, кто твоего отца убил?
— Мама сказала, что его скоро выпустят, оказывается, он заплатил много денег… И мой отец был немного выпившим. Он вообще-то был непьющим, но в тот день пропустил стаканчик-другой вместе со своими сослуживцами. Один из его сотрудников отмечал день рождения в ресторане.
Амиран открыл дверь, высунулся на улицу и помахал рукой мальчику, чтоб тот вошел в будку.
Мальчик перед входом в будку по-привычке потер туфли об асфальт, как бы чистя их о тряпку и сел на предложенную табуретку, школьную сумку положил на колени и с отвращением посмотрел на объедки колбасы и хлеба, наваленные на газету, расстеленную на перевернутом деревянном ящике.
— Отец любил выпить газировки с двойным сиропом. У него часто болел желудок. Я подумал, что перед смертью, может, выпил газировку у вас.
— Нет, не приходил он ко мне за газировкой, это я точно знаю!
— Редко когда он в этот район попадал. В тот день из ресторана, оказывается, раньше всех ушел и объяснил это тем, что не хотел пьянеть.
— У тебя брат или сестра есть?
— Есть сестра, младше меня на два года. Пойду я…
— Подожди! — остановил мальчика Амиран, взял у него стакан и наполнил его сиропом.
— Не надо! — застеснялся мальчик. — Верните, пожалуйста, пять копеек, я должен на автобусе домой поехать.
— Поедешь, а пока выпей воды, она с тройным сиропом.
Мальчик покорно поднес стакан к губам и осушил его на треть.
— Не говорите моей маме, что я тут побывал. Она может прийти сюда, чтоб повидаться с вами.
— Не скажу! — сказал Амиран и посмотрел в сторону перекрестка.
Из кинотеатра вышло несколько человек. Амиран, надеясь, что они направятся к будке выпить газировки, рефлекторно остановил на них взгляд, но надежды его не оправдались.
— Ты меня, конечно, не знаешь, но я могу тебе сказать, что я не тот человек, который чего-то или кого-то боится. Не видел я, как все это случилось. Клиентов, четырех или пятерых человек, тогда обслуживал, — грустным голосом произнес Амиран. — Сколько твоему отцу было?
— Сорок два… Я должен идти, а то мама будет нервничать, если опоздаю.
Амиран взгромоздился на высокий стул.
— Мы мурвьи! — произнес он. — И черт знает, кого, где и как прихлопнет капризница-судьба!
— Муравьи, наверное, на сироп ползут, — не понял Амирана мальчик. — И перед нашей школой продают газировку. Тамошний продавец, старый человек и ничего не может поделать с муравьями. Гошей его звать, может, знаете?
— Нет, не знаю, но слышал о нем.
— Когда мой отец приходил в нашу школу меня и сестру домой забирать, всегда у Гоши пил газировку… Пойду я, а то мама волноваться будет.
Мальчик встал и неловко улыбнулся — пить газировку ему больше не хотелось.
Амиран достал из жестяной коробки немного мелочи и бросил в карман пиджака мальчика.
— Не надо! — чуть было не закричал тот.
— Возьми! — попросил Амиран. — Купи конфет сестре. Слушайся маму, не нервируй ее… На какие оценки ты учишься?
— На четверки и на пятерки. Больше на пятерки.
— Правда?
— Правда!
Видно было, что мальчик не лгал.
— Дай я тебя поцелую! — сказал Амиран и поцеловал мальчика в лоб. — Не тот я человек, чтобы кого-то бояться и увидь я, как все происходило, рассказал бы следователю!
— Верю! — ответил мальчик.
— Ты на маму больше похож или на отца?
— На отца.
— Тогда тебе будет гораздо труднее пережить все произошедшее!
— Всего вам доброго! — попрощался мальчик и осушил стакан залпом.
После его ухода Амиран вышел из будки и посмотрел вслед странному гостю, уходящему торопливыми шагами — продавцу было интересно, остановится ли мальчик у перекрестка. Мальчик обернулся. Амиран помахал ему рукой. Мальчик, словно устыдившись, даже не взглянул в сторону перекрестка.
В будку вошел сапожник и с весьма довольным видом уселся на табуретку.
— От буфетчицы большой привет! — вымолвил он. — Не такая она, оказывается, злюка. Если жена тебя не навещает на работе, ты сможешь найти общий язык с любой женщиной.
— А кому ты к черту сдался, если бы не то что жена, а даже лимузин за тобой заезжал!
— А это мы еще посмотрим! — спокойно отозвался сапожник. — Разговаривать с женщиной надо по-городскому, а не по-деревенски!
— Так пойди к ней и возьми в кредит бутылку водки!
— Там не продают крепких напитков!
— Продают втихаря. Пойди и возьми!
— Я пить больше не буду!
— Пошли в буфет и там выпьем по-городскому.
— Пошли! — согласился сапожник после недолгого колебания. — Культурно выпьем и культурно уйдем.
— Мальчик, что сюда приходил, знаешь, зачем приходил?.. Пришел отдать долг памяти своего отца. Пришел тот ноготок как взрослый мужик!.. Понял ты?.. Что полтора месяца назад на перекрестке машина мужчину сбила, его сын…
— Шофера или погибшего?
— Погибшего. Если бы объявился сын шофера, сказал бы я, что он пришел отдать долг памяти своего отца?
— А черт его знает, город полон маньяками. Сейчас ничему удивляться не стоит… Вот, на днях, как только стемнело, позади моей будки примостились парень и девушка, она умоляла парня дать ей пошлепать его по ягодицам, да так, чтобы отпечатки пальцев на них остались; только так я могу почувствовать настоящее женское счастье, иначе, мол, не получаю никакого удовольствия. Сперва дай, говорит, пошлепать, а потом делай со мной что хочешь, один хер, ничего я не чувствую, фригидная, говорит, я…
— Какая, она сказала?
— Фригидная, то есть, холодная!.. Оказывается, моя женщина знала, что это слово означает. Я тогда с одной особой в будке был, потому и не включил свет…
— Пошлепала?
— А черт их знает, не расслышал. Радио включил на весь голос, догадаются, думаю, что в будке не безлюдно и уйдут. А они, наоборот, под музыку, оказывается, своим делом занимались. Под конец приходит ко мне парень и, благодарит, что включил Пугачиху, моя девчонка, говорит, от ее голоса просто тащится!.. Представляешь?.. Понаприехали из деревень и становятся потом маньяками!
— Да пошел ты, мудила городская!.. Ты можешь себе представить, что этот мальчик-ноготок сделал — он пришел посмотреть на место гибели своего отца. Ты можешь понять, свидетелями какого великого события мы стали?.. Боялся, но все же пришел!
— А может, он маньяк?
— Нет, он не маньяк! Маньяк — это ты, раз подобные подозрения в твоей башке блуждают!.. Такая вот штука жизнь, помрешь, пройдет немного времени, и даже могилы от тебя не останется, как не осталось от моей Тамары. Муравьи мы и есть… А тот шофер, оказывается, уйму денег заплатил, чтобы выйти сухим из воды.
— Как я слышал, не во всем он был виноват. Поговаривали, что не исправно работал светофор. Так вот, брат, я довольствуюсь только тем, что от народа услышу, а ты примостился здесь на центральной улице, где происходит все самое интересное и можешь все своими глазами увидеть… Говорят, что когда светофор неисправен, можно оправдать шофера. А ты как думаешь?
— А черт его знает! — ответил Амиран. — Мурашки по телу бегают, как только задумаюсь о том, как тот ноготок по-мужски поступил — как он в себе страх преодолел. Только не говори, что из него, когда он вырастет, может получиться маньяк — не гневи Бога… Жить без отца в таком возрасте, все равно, что жить с одним крылом… А мой кретин ленится даже к репетитору сходить. Давай, пойдем в буфет, там у них телефон, позвоню сыну и скажу, что если он сейчас же не пойдет к репетитору и не сдаст ему урок, то может уходить из дома ко всем чертям!
— Смотри у меня, веди себя с буфетчицей достойно! — погрозил пальцем сапожник. — Она достойная городская дама, любительница тонкого базара, а не уличной, пляжной болтовни…
— Да пошел ты вместе со своей дешевой буфетчицей!.. Сколько с тобой ни говори, все равно не поймешь, свидетелями какого великого дела мы стали сегодня! — разозлился Амиран и обеими руками по очереди пригладил себе усы. — Мурашки по телу бегают… Знаешь, кто ты такой?.. Ты ничтожный муравей, которого Бог даже перед смертью на секунду крылом не снабдит, чтобы он хоть ненадолго почувствовал вкус высоты!
Амиран и сапожник вышли с будки.
Шел мелкий дождь.
Амиран покрутил в руках ключи и постарался одним из них попасть в замочную скважину двери будки, но первая попытка не увенчалась успехом.
— Ты что, оставляешь мелочь в будке? — удивился сапожник и икнул.
— По возвращении из буфета зайду, перед тем как идти домой, — ответил Амиран.
— Да брось ты, после буфета не до этого будет!.. Лучше возьми деньги сейчас, может, хватит на такси, — сказал сапожник.
Амиран вздохнул, вторая попытка попасть ключом в замочную скважину не принесла результата.
— Интересно, как ты в ту самую главную дырочку попадаешь?! — пошутил сапожник и собрался расхохотаться, даже глаза прищурил заранее, но снова икнул, на этот раз гораздо сильнее, чем в первый раз, и настроение у него окончательно испортилось.
Амиран в конце концов попал ключом в замочную скважину и с вызовом посмотрел на товарища.
— Возьми деньги! — посоветовал сапожник.
Амиран, оставив ключ в скважине, приоткрыл дверь будки.
— Вон тот мальчик с ноготок! — сказал вдруг сапожник и указал рукой в сторону кинотеатра.
Мальчик переходил пустую улицу.
— Ба-а! — удивился Амиран.
— Что это он под дождем разгуливает? — заметил сапожник и помахал мальчику рукой, но тот не смотрел в сторону будки — напряженными и одновременно демонстративными шагами направлялся он к другой стороне широкой улицы.
— Идет как пьяный! — сказал сапожник.
— Ты посмотри, какой он смелый!.. Идет по следам своего отца. Боится, но все же идет!.. Хочет переступить через последние шаги отца… Хочет побороть смерть своего отца!.. — завелся Амиран, но вдруг подул ветерок и прикрыл дверь будки, ключи, висевшие до этого на двери, выпали из замочной скважины и шлепнулись об асфальт.
— Эй, сынок! — позвал сапожник мальчика. — Иди домой, сынок. Домой иди!
Мальчик, дошедший до осевой полосы, обернулся на зов сапожника и посмотрел в сторону будки.
Амиран поднял ключи с асфальта. Оказалось, что висевший на колечке миниатюрный слоник, треснул. Амиран выматерился.
— Этим слоником игрался мой сын-балбес, когда был маленьким, а когда подрос, я взял его себе как талисман. Вчера ночью приснилось, будто этот слоник был не простым, а из настоящей слоновой кости, хотел его продать, чтобы отдать репетитору деньги… Не к добру это, бля буду!.. — сказал Амиран. — Позови мальчика, пусть не уходит никуда, возьму мелочь и отправлю его домой на такси, если ему не слишком далеко ехать!
— Не уходи никуда, мальчик! — прокричал сапожник в сторону перекрестка.
Мальчик улыбнулся в ответ, но Амиран и сапожник издалека не заметили его улыбки.
— Парень что надо! — восторженно сказал Амиран и вошел в будку.
— Ты парень что надо! — крикнул мальчику сапожник, как бы подбадривая его, и посмотрел в сторону Амирана.
— Ты что, дуралей, сказал? — послышался из будки наигранно возмущенный голос Амирана.
Ветерок опять прикрыл дверь будки. Щелкнул замок, и дверь захлопнулась. Амиран от неожиданности выронил из рук жестянку, и мелочь рассыпалась по деревянному полу.
Страшный мат Амирана перекрыл скрежет покрышек — пожарная машина на всей скорости неслась, приближаясь к перекрестку.
— Значит, где-то пожар… Оказывается, и во время дождя случаются пожары! — равнодушно заметил сапожник.
— И пожарная машина мне приснилась!.. Не могу найти выключатель, чтоб включить свет… И ключей тоже, и их куда-то уронил!.. — прокричал из будки Амиран. — Раздвинь шторы от витрины снаружи, толкни сильно, и они сами откроются, а то тут темно, как у негра в заднице!..
Но сапожнику было не до того.
Прямо на перекрестке пожарная машина вдруг стала поворачивать направо в сторону улицы идущей к входу в ботанический сад, на середине которой стояла будка Амирана. Водитель пожарной, парень в тельняшке, с трудом выровняв руль, вдруг подпрыгнул как ошпаренный, одной рукой схватился за грудь и стал бешено ее чесать. Машину при резком повороте сильно пошатнуло и наклонило сперва вправо, потом влево.
Мальчик, повернувшись к машине, все никак не мог решить, в какую сторону лучше всего отскочить, чтобы увернуться от машины, в какой-то момент он поднял руки вместе с сумкой к небу, словно хотел сдаться в плен.
— Что там происходит?! — неистовым голосом прокричал из будки Амиран.
Мальчик уставился на машину, летящую прямо на него, и стоял как вкопанный.
— Уходи, уходи, тебе говорят! — проорал сапожник.
Водитель пожарной, чтоб объехать мальчика, взял еще раз вправо. Покрышки заскользили по мокрому асфальту. Водитель, вскочив на ноги и упираясь головой в потолок кабины, всем телом налег на тормоза. Машину на сей раз серьезно шатнуло. Парень в тельняшке отпустил тормоза, но было слишком поздно, машина, встав на дыбы правой стороной, на одно мгновение замерла в воздухе до того, как опуститься прямо на мальчика.
— Что там происходит, я спрашиваю?! — еще раз прокричал Амиран.
Мальчик как будто хотел посмотреть в сторону будки, но не успел — машина тяжело и бесшумно опустилась на него.
— Раздавило как муравья, бля буду! — успел сказать сапожник.
Моросило…