Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2008
Грета ИОНКИС
/ Кёльн /
К 80-летию писателя и учёного
“И книжному искусству вразумлён”…
С Владимиром Ильичом Порудоминским я познакомилась, “земную жизнь пройдя до половины”, т.е. почти 35 лет назад. Знакомство было, как теперь принято говорить, виртуальным. В Кишинёве, где я заведовала кафедрой русской и зарубежной литературы и была завсегдатаем многих книжных магазинов, мне посчастливилось стать обладательницей десятого номера историко-биографического альманаха “Прометей”. Это был выпуск, всецело посвящённый А.С.Пушкину. Редактором и составителем его была знаменитая пушкинистка Т.Г.Цявловская, а среди статей в разделе “Поиски. Находки. Гипотезы” моё внимание привлекла работа В.И.Порудоминского, посвящённая журналу “Библиографические записки” и его издателю А.Н.Афанасьеву. Я-то его знала как сказочника, но автор статьи рассказал о подвижническом журналистском труде Афанасьева по разысканию и публикации в своём журнале неизвестных прежде произведений и писем великого поэта, что явилось неоценимым вкладом в Пушкиниану.
Когда настал час переезда в Германию, среди многих книг моей библиотеки на берега Рейна отправился и альманах “Прометей”. Кто бы мог подумать, что в Кёльне я встречу Владимира Порудоминского, чью книгу о несчастном Гаршине в серии “Писатели о писателях” я тоже прихватила с собой!
Вживую мы познакомились на собрании литературного кружка, который стихийно возник при общинной библиотеке, созданной по приезде моим мужем Исааком Ольшанским. Сразу обратила внимание на стройного мужчину со смуглым скульптурной чеканки лицом пастернаковского типа и шапкой густых волос, о которых говорят — “соль с перцем”. Угольки глаз посверкивали из-под кустистых бровей, но обычно он слушал сообщения, опустив или прикрыв глаза, иногда что-то записывал в книжечку.
Владимир Порудоминский сам не раз выступал с докладами. В нём живёт неутолимая жажда просветительства. На его вечера сбегался народ. Запомнились доклады, посвящённые Пушкину и Льву Толстому. В.И. — прирождённый мастер устного рассказа, и не менее талантливый слушатель.
После моей лекции о мифологии древних германцев (это было в самом начале знакомства) В.И. написал стихи, посвятив их мне, но признался в этом много позже. Стихи я включила в свою недавно опубликованную в Питере книгу “Евреи и немцы в контексте истории и культуры”, и я их приведу здесь как свидетельство многогранности дарования юбиляра.
Ломает буря корабли о рифы,
Глотает волк багровый серп луны.
Горит земля от спички великана…
Мой милый друг, как всё, однако, странно,
Когда коснёшься пальцами струны.
Герой могуч, безжалостен, прекрасен.
Светловолос и светлоглаз, как ясень.
С ним дева — светлолистая ольха.
Их ждут дорог неведомые дали,
Смертельный бой, посмертный пир в Валгалле
И твёрдый шаг сурового стиха.
Дитя иных небес, иных напевов,
Мой смуглолицый предок из Бер-Шевы,
На Севере заканчивая дни,
Прищурясь, ловит холод ясных взглядов,
Внимая песен воинскому ладу, —
Шма, Исроэль! Как молоды они!..
Владимир Порудоминский родился 19 июля 1928 года в Москве в интеллигентной еврейской семье. Его отец — известный профессор-уролог, один из первых сексопатологов в стране.
В 1950 году Владимир Порудоминский окончил редакционно-издательский факультет полиграфического института, где встретил спутницу и друга всей жизни голубоглазую красавицу Надежду Васильевну.
60 лет назад и началась его творческая жизнь. Вскоре определился главный для него жанр — биографический. Герои его многочисленных книг и статей — деятели русской культуры. В популярных сериях ЖЗЛ, “Жизнь в искусстве” многотысячными тиражами выходили его книги о Гаршине и Владимире Дале, Крамском и Ге, Ярошенко и Брюллове. Сотрудничал он и с детскими издательствами, а писать для детей (немногие это понимают) много труднее, чем для взрослых. И в этой области он наработал немало. В 1969 году В.И.Порудоминский был принят в Союз советских писателей.
Владимир Порудоминский — великий труженик. Мы общаемся десять лет, и на моих глазах здесь, в Кёльне, им сделано столько, что другому бы на целую жизнь хватило. Невозможно не отметить книгу “Планк, сын Планка. Фрагменты ненаписанной биографии” (2001), опубликованную на русском и немецком языках. Она об Эрвине Планке, сыне знаменитого физика, офицере, правительственном чиновнике и борце с нацизмом, казнённом в тюрьме Плётцензее за 3 месяца до окончания войны. Посвящена она Элизабет цу Зальм-Зальм, в особнячке которой нашли приют три поколения семьи Порудоминских. Немолодая дама была с довоенных времён близка семье Планков, после войны не расставалась с женой погибшего Эрвина, а после её смерти сохранила архив и библиотеку Планков, которыми пользовался В.И. при написании своей книги. Фрау цу Зальм-Зальм, принадлежащая по рождению к самой высокой аристократии, чувствует себя членом большой семьи своих постояльцев (я тому свидетель!), и это характеризует не только эту удивительную женщину, но, безусловно, и семью Порудоминских.
Несколько лет В.И. работал над книгой “Евреи Вильно. Записки из Виленского гетто”. Своего рода дневник вёл близкий родственник Порудоминских журналист Григорий Шур, узник гетто, погибший при его ликвидации нацистами. Литовская женщина Анна Шимяйте выносила эти тетрадки и клочки исписанной им бумаги из гетто и прятала под половицами университетского кабинета. Она передала эти страшные свидетельства уцелевшей дочери Шура, которая, в свою очередь, спустя годы отдала их В.И. В Советском Союзе ими никто не заинтересовался. Когда книга с предисловием Порудоминского появилась в Амстердаме и Вильнюсе (1997), её сразу стали сравнивать с “Дневником Анны Франк”, она переведена на многие языки и уже издана в Мюнхене, Петербурге, Флоренции, Тель-Авиве.
В 2004 году в Москве в издательстве “Эйдос-медиа” вышла большая и по-своему уникальная книга “Лев Толстой в пространстве медицины”, написанная Порудоминским в соавторстве с другом детства академиком РАМН А.М Вейном (он значится редактором). Заканчивал книгу В.И. в одиночестве, оплакивая смерть друга, но дело довёл до конца.
Изучением творчества Толстого В.И.Порудоминский занимается почти всю жизнь. В Музее Л.Н.Толстого в Москве прошли, по его собственному признанию, его лучшие годы. И вот в 2005 году в петербургском издательстве “Алетейя” вышла его книга “О Толстом”, куда вошли статьи и очерки, написанные им на протяжении многих лет. Изучение отдельных страниц биографии великого писателя, исследование текста его сочинений неизменно сопрягается в представленных работах со стремлением понять и обозначить “путь жизни” Толстого (по собственному его определению), его духовные искания и неизменное движение к “настоящей вере” — “одному для всех людей учению о том, что такое жизнь человеческая и как надо прожить её”.
Годом ранее издательство “Алетейя” опубликовало книгу рассказов и повестей Порудоминского “Пробуждение во сне”. Это добротная мастерски написанная проза, подкупающая своей художественной правдой. Некоторые из рассказов публиковались ранее в журналах “Октябрь”, “Знамя”, “Крещатик”, “Литературный европеец”. Собранные воедино, они создают портрет времени. Как-то В.И. заметил, что это не мы по собственной охоте вспоминаем прошлое, а оно само требовательно напоминает нам о себе. Ведь оно только и живо, пока живём мы, люди его поколения. Нас становится всё меньше, и оно сужается, уходит, перестаёт существовать вместе с нами.
Мудростью, добротой и пронзительной печалью веет от его повести “Позднее время”, опубликованной на страницах “Крещатика” в минувшем году. Когда она ещё была в работе, Володя сказал мне во время одной из наших совместных прогулок вокруг озера неподалеку от университета, что во время болезни, когда он несколько недель находился в пограничном состоянии, скорее даже уже за гранью, ему открылось нечто, что он старается выразить в этой повести, но не уверен, удастся ли. Удалось. Я читала её с трепетом душевным.
Владимир Порудоминский наделён многими талантами. Один из них — способность дружить, не просто находить среду, а создавать её вокруг себя. Среди его друзей, которых — увы! — остаётся всё меньше, — Натан Эйдельман, Лев Разгон, последний яркий пушкинист В.Э.Вацуро, Игорь Губерман… А знакомцев и приятелей вообще не счесть. В.И. не ревнив, он ещё и делится своими друзьями. Через него я познакомилась с Татьяной Бек, Мариэттой Чудаковой, пианистом Ваней Соколовым, непревзойдённым исполнителем Скрябина, с Семёном Резником, которого я знала заочно по книге о Кишинёвском погроме “Кровавая карусель”, Диной Рубиной, с журналистом и блистательным переводчиком с иврита Рафаилом Нудельманом, который открыл русскому читателю замечательного израильского писателя Меира Шалева, и с тем же Вацуро, которого я сфотографировала на Пушкинских торжествах в Одессе за 3 месяца до его смерти.
В.И.Порудоминский всегда находился в окружении пишущей молодёжи. Срабатывала сила притяжения его личности, помноженная на способность учить, делиться знаниями и опытом. В Москве он вёл кружок начинающих литераторов и поэтов. И влюблённые в него ученики, ныне седовласые мужи и дамы, к 75-летию Учителя подготовили и выпустили книгу воспоминаний о нём, тогдашнем, молодом, увлечённом, об их содружестве, о “лицейском братстве” 1960–70-х годов. Вот какой сюрприз ждал юбиляра!
И даже здесь, в Германии, писателя и литературоведа Порудоминского знают и ценят на отделении славистики Кёльнского университета, просят то проконсультировать, то обсудить план диссертации. Он открыт ищущим творческим людям.
Владимир Порудоминский — мой старший и более умудрённый опытом современник. Более того, он — мой единомышленник, что очень-очень важно. Он рассказывал, как его родители жили годами, но особенно в 1952-м (дело врачей!), в ожидании ареста, и в коридоре стоял наготове маленький отцовский чемоданчик с вещами первой необходимости. Мне это понятно, ведь моего отца взяли в 37-м как “немецкого шпиона” через два месяца после моего рождения. Мама всю жизнь прожила в страхе.
Ещё до того, как я прочла “Непридуманное” Льва Разгона, я знала от В.И., что его друг начиная с 53-го года (он тогда мотал срок в очередном лагере) и вплоть до смерти в 1999-м ежегодно праздновал 5 марта как свой второй день рождения. Трезвым в этот день он никогда не был. Помню, что в день смерти Сталина, когда все учителя в школе опухли от слёз, я не плакала. Напиться, правда, на радостях не довелось.
Когда я решилась написать биографическую книгу, В.И. терпеливо прочитывал мои черновые варианты, советовал, как лучше выстраивать материал. Я ведь до этого работала лишь в жанрах non-fiction, опыта недоставало. Мне было стыдно покушаться на его время, но приходилось преодолевать стыд. Его мнение для меня было решающим.
В. И. из тех, кто всегда подставит плечо другу. Когда я завершила, быть может, главную свою книгу “Евреи и немцы в контексте истории и культуры”, В.И. внимательно прочёл её от корки до корки, все 400 страниц, и написал к ней большую вводную статью — “Боль памяти”. Он разделил мою боль, а на это способны немногие. Неудивительно, что меня как магнитом тянет к Порудоминским, там можно не только потолковать на профессиональные темы (а этого ох как тут, на чужбине, не хватает!), но и поговорить “за жизнь”, а иногда и “поплакаться в жилетку”. В этом доме — особая аура, невольно подпитываешься духовной энергией.
Владимир Порудоминский — известный писатель, исследователь-литературовед и критик — один из немногих, кто своим присутствием определяет культурный уровень, до которого хочется дотянуться, кто согревает своим душевным теплом. В день его юбилея низко кланяюсь этому Человеку и Другу и желаю здоровья и бодрости ему и его неизменной спутнице Наденьке, ибо она, — он это поведал всему миру, — его Радость.
Грета Ионкис — с любовью