Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2008
/ Париж /
* * *
Год рождения мой: две четверки в конце
Перевернутым стульям подобны.
День рождения мой в бледнозвездном Стрельце.
Слабый луч из времен допотопных.
Из времен расставаний, бесправий, потерь,
Из времен беспредельных печалей,
Но, полжизни прожив среди жертв и тетерь,
Пожимаю о прошлом плечами.
Бедность, что ли, судить — не пойму!
Не порок ведь, коль поровну с другом,
Водку, Сталина, суку святую — войну,
Что нам души вспахала, как плугом?
Самого ли себя помыкать, что не мог,
Не желал пресмыкаться пред кем-то?
На последнем российском вокзале дымок,
Вперемешку с затяжкою “Кента”?..
О, свинцовая муть над озябшей страной,
В чьи объятья уже мне не падать!
Оглянувшись, немею, и в столб соляной,
Как сестра, превращается память.
* * *
Если смотреть на деревья зеленые
Долго
Очень долго
Увидишь что они в действительности
Желтые
Коричневые
Но если смотреть
Еще
Долго
Очень долго
Увидишь что они в действительности
Черные
Серые
Но если смотреть
Еще
Долго
Очень долго
Увидишь что они в действительности
Подобны идущим под ними
Сквозь них
Рядом
Мимо
Полым людям
Как папки с грифом “хранить вечно”
* * *
Ни в шумный Рим, ни к модным пляжам каннским
Влечет меня давно, мой друг, — о, нет!
Но к тем холмам верблюжьим астраханским,
Где хлебниковских лун мерцает свет.
Где в соляных амбарах поднебесья
Тяжелых истин слитки залегли:
Не бойся, не проси и не надейся,
И не ищи у вечности углы.
Но, вопреки всем логикам вселенной,
Чем объяснить мне темной страсти власть,
Что у Гомера краденой Еленой,
А у Колумба Индией звалась…
* * *
Прошлого всплеск. Ветерок
И под небом индиго —
Манхэттен,
Будто улитка
Ползущая к кромке воды,
Вытянув рожки
Своих небоскребов.
Тех самых.
Двадцать строк вразброд
*
Дети Ра
Дуют в горн
Радуется Артек
Родченко аплодирует Париж
*
На дворе декабрь
Снегирь
На замке амбар
В амбаре имбирь
*
Ростроповича виолончель
Горя возвращется
В дерево
Врастая в ночь земли
*
Опыт
Копит
Копыт
Топот
*
Бабуля богульник
Бобыль
Богохульник
Боли быль
* * *
Двор детства мой скворец мой ветер шалый
Слез первых мой единственный платок
Какой весны московской пьяной талой
На память завязал ты узелок
Чтобы с годами яркость не теряя
Как на морозце сквозь парок у рта
Мне в искрах уходящего трамвая
Мерцала звезд и неба нагота
В печалях преодолеваньях лени
Когда бессловье заменяет Бах
Ты пламенем гудишь в моих поленьях
Оттаивая слово на губах
* * *
Ступавший столько раз на те же грабли,
Как повторяя неудачный стих,
Я научился пить тоску окраин,
Не сетуя на горький привкус их.
Бывало хорошо мне тут и плохо,
Свет некий покидал меня внутри,
Но никогда б цветок чертополоха
Не стал менять на розы Тюильри.
* * *
Мост Аничков ничком.
Луны очко.
Вздох хора
Ветра. Охра
Сада Летнего. Летучий вздор,
И, каменея, безмятежен взор.
* * *
Балтии небосклон,
Медленные облака,
Вам мой низкий поклон
Издали — издалека.
Изгороди лесов,
Яблоневые сады,
Чаши звездных весов,
Диких зверей следы,
Цветные платки полей,
Извилины тихих рек,
Горсть вам речи моей,
Грустного эха смех,
Терпкого, как самосад,
Для языка, губ,
Тихого, словно сад,
Приговоренный под сруб.
* * *
День ветреный, должно быть, дан не зря:
В часы такие для души отрадно
Предзимнего календаря
Листки переворачивать обратно.
Не для того, чтоб время ворошить,
Пытаясь разглядеть в нем то, что мутно,
Но убедиться, что успел прожить
Еще с полгода без долгов кому-то.
Земляничные поляны
Перелесок, где нежаркое солнце
Согревало спину отца,
На земле отдыхающего,
Превратился в лес
Игольчатый,
Мхом седоватый.
В прошлых лет
Траву,
Как в воду,
Невозможно
Вступать нам
Дважды.
Кто же, однако,
Душистою земляникой
Сердце,
Память и душу
Запретит мне
Порадовать тут?
Peedu
* * *
Понимаю, что осень стоит на пороге,
Понимаю, что жизни минувшей пороки
Не изменишь, не выправишь и не искупишь,
А попробуешь — встретишь усмешку и кукишь.
Понимаю, кончается некая повесть,
Понимаю, что поздно и прошлого поиск
Бесполезен, а главное, вообщем, не нужен,
Как остывший на кухне обед или ужин.
Понимаю, что каждому срок свой отпущен,
Понимаю, как Пушкину дорог был Пущин
Не в столичной веселой и шумной усладе,
А в Михайловском, в, Богом забытой, усадьбе.
Понимаю, что Слово есть вера и мера,
Что уже никому не достигнуть Гомера.
Не умом понимаю, лишь чувством неясным,
Не привычным к абстрактным сужденьям и явствам.
Понимаю, что годы минувшие, вроде,
Без свободы, в свободе, но все же в природе
Состоялись — в той самой, что счастьем морочит
В листопады и в звезд опадающих ночи.
Понимаю, что где-то оставлено что-то,
То, что кровью давалось и каплями пота,
Что ненужно уже, да и нужно ли было,
Если сердце за то по-собачьи скулило.
Понимаю, что стрелки часов, продвигаясь,
Приближают бесстрастно последнюю малость,
Бесконечность поглотит предел мой недолгий.
Принимаю, как есть. И излишни здесь толки.
Divertissement
Двуглавому орлу
Предпочитаю решку,
Как королю в углу
Мат ставящую пешку.
Дороге столбовой —
Свою тропинку,
Толпе — покой,
С травой в обнимку.
* * *
Чем ближе к северу, тем выше
Звезда Полярная, а крыши
Не то, что ниже, но, как будто,
К земле стремятся, птицы в бухтах
Стремительней, и запах соли
Острее да светлее зори.
Чем ближе к северу, тем гуще
Вода и небо синевою, им кущи
Райские не снятся, ибо раю
В себе нет надобности, к краю
Его подвинувшись, кустарник
Ногами разгребает странник.
Чем ближе к северу, тем воздух
Прозрачнее и жестче, отзвук
Скатившегося в воду камня
Четче, и весомей капля
Дождя, что на игле сосновой
Подрагивает от озноба.
* * *
четыре стороны…
Цветаева
Дальнего странствия — облаку белому,
Неводу — рыбы и яблок — корзине,
Скалам — прибоя соленого, пенного,
Печке — поленьев в холодную зиму.
Путнику на ночь — еды и пристанища,
Дачникам — лета с короткими ливнями,
Звезд — астрономам, пожарным — пожарища
Пышных закатов с хвостами павлиньими.
Красок — художнику, пахоте — борону,
Храму — свечей у святого распятия,
Каждому — путь свой в желанную сторону,
Тех, что четыре и тайная — пятая.
* * *
Листья жухлые у ограды —
Квазимодо этакий горб, —
Лета канувшего шарады
В кучу общую ветер сгреб.
Горизонт скудным солнцем выжжен,
День субботний почти иссяк,
И, курлыча, летит над Парижем
Моих русских стихов косяк.