Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2007
1. РОЗА В КОМНАТЕ
Сестра переставляет с места
на место вещь,
в её составе нервам тесно,
скумбрия в томате, лещ,
цветут в кувшине ильдефонсы,
в буфете парные фаянсы,
идут, разительная Роза,
вразнос константы,
сестра, безумица, в огне
шипы и лепестки чуть свет,
зачем тебя наедине
с собою нет?
Эвакуация в ушах гремит ли,
когда в вагоне пеленали,
и мётлы
деревьев за окном линяли,
и так насильно
перемещали, что поныне
ты держишь оборону? Или
творишь порядок новых линий?
И мнится, что кругом обида?
Поставь же вещь,
чтобы впивалась, не забыта,
в меня как клещ,
вдвинь мне в глаза её
и водрузи на темя,
омой финальными слезами
пространство-время,
и, сердцем истощая ссору,
на склоне дня,
как занавес, задерни штору,
задёрнь ея.
2. РОЗА ОПЯТЬ
Если в слове “разорение”
переставить “о” и “а”,
то получим “розарение”.
Роза, страшная сестра.
Что орешь ты, полоумная,
что случилось, разве жизнь
может быть такая шумная?
Отойди, угомонись.
Выброшусь в окно открытое,
грозовою синевой
выборочно не забытое
в гари дальней, огневой,
там грохочут молча серые
крупноблочные дома,
временные, рухлостенные,
в одичании ума,
люди, души их и органы,
там на ниточках висят
и, взаимностью задерганы,
Богу кулаком грозят.
Вот и ты туда же, дурочка…
Вдруг она притихнет враз
и стоит в деревьях сумрачно,
на ветру с бельем борясь.
3. РОЗА НА ДАЧЕ РАЗ
Она: Не три губу.
Я тебе говорила, сволочь.
Почему ты шапочку на трубу?
Тебе нельзя солнце.
Не тереби
рот. Какой рот
выдержит такую нагрузку? Терпи.
Сиди дома весь день.
У этих соседских
все нормально.
Потому что крещеные, с детских
лет под защитой.
Ты сидишь на холодном полу,
сядь на стул.
Я уже не пойму,
к какому идти врачу.
Опять ты рот трешь.
Я тебе салфетку дала.
Он: Почему ты орешь?
Могла бы спокойно…
Она: У меня всю ночь
сердце болело…
А то еще третьего точь-в-точь
месяц назад приснилась
красная клубника размером
с помидор. Плохой сон.
Я растворила
в стакане соль,
сказала: соль растворись,
беда уйди.
Вылила в раковину: брысь
чтобы с глаз. Видишь, не помогло.
Он не должен был умереть.
Всё врачи.
Я бы в суд подала, чтобы эта смерть
не давала им жить спокойно.
(Подметает пол.
Вытирает стол.
Пьет корвалол.)
Весь год снились покойники.
Муж снился.
Я говорю: “Ты же умер”,
А он: “Нас раз в год отпускают”.
Вот так номер!
Не тащи
в дом проволоку.
Где он теперь — ищи-свищи.
Не три рот.
Давай я тебе стрептоцитом.
Он: Нет.
Она: Ну, сиди идиотом.
Не тереби. Я кому говорю?
Вон соседи — по всем обрядам
живут, по всем молитвам,
и все у них ладно.
В воскресенье поедут к батюшке.
Ничего не съел,
все выбрасываю ломтями.
Больше творог не покупаю. (Кашляет.) Надоел
этот кашель.
Что с тобой?
Почему ты свалился с дивана?
Что за напасть? То с губой…
Как будто кто-нибудь его сглазил.
Мне не жалко. Мне странно.
Почему в дураках-то быть?
Вынесла два банана,
хотя видит, что детей трое.
Пусть дома своих запрёт
и там под подушкой кормит.
Я по штрихам составляю портрет.
Они скаредны.
Ты что, шутишь
весь двор кормить?
Как себя поставишь, тем и будешь.
Куда он опять?
(Подметает пол.
Вытирает стол.
Пьет корвалол.)
Ешь сыр.
Не будешь? Тогда я буду.
Я не могу кормить весь мир,
не могу.
У меня сердце болит совсем.
Вот, грушу съешь.
Нет? Тогда я доем.
Он: Надоело мне, хоть сдохни.
Она: Что?
Он: Губа надоела.
Она: Не могу я сто
раз на дню повторять: не жуй рот.
Человек постоянно грызет свой рот.
Никогда не пройдет.
Он: А если ты будешь орать,
то уж точно.
Она: Куда смотрят отец и мать?
Сложи эту игрушку и идем спать.
Я тебе что сказала?
Ну не урод ли!
Он: Мне снился Сережа.
Она: Нет твоего дяди. Врачи убили.
Что тебе снилось?
Он: Что сидит на бревне
и играет в шахматы с папой,
и говорит мне,
что ему хорошо.
Ему хорошо, а нам плохо.
Она: иди спать.
Не поможешь, охай не охай.
(Подметает пол.
Вытирает стол.
Пьет корвалол.)
4. РОЗА НА ДАЧЕ ДВА
На темной веранде Роза
разгадывает кроссворд.
По горизонтали: угроза.
По вертикали: чёрт.
Предостережение, вероятно.
Проклятье, скорей всего.
Совсем темнеет веранда.
Тот, кто умер, того
нет и не будет в мире.
Плачет сидит сестра.
По горизонтали — море.
По вертикали — сосна.
5. ВЗРЫВ
Она вошла: в руках три сумки,
матерчатые сумки три, —
как помутненные рассудки,
набиты чепухой они.
Засчитывай мне час за сутки
вблизи родни.
Она поставила их на пол,
потом, с собой заговорив,
сказала: пьет, паскуда, запил…
Я медленно готовил взрыв.
При свете дня, в ночи под лампой ль
зверел мотив?
Из первой сумки вынув нечто,
пихнула в сумку номер три…
и далее… и бесконечно…
Гори, сестра моя, гори,
испепеляй внутрисердечно
себя, твори.
Но вот, круги вкруг сумок ширя,
она задела боком дверь,
ту, за которой, в целом мире
один, дышал косматый зверь.
Насильничай, себя топыря,
мой хмель замерь,
за вновь-миропорядок ратуй
и праведное зло добра!
Уже привстал на ложе брат твой
(гори, гори, моя сестра!),
чтоб дверь со стороны обратной
взорвать. Пора.
Тогда она пробила боком
в дверях зазубренный овал,
и в комнату, забыту Богом,
(я через миг ее взорвал),
она вломилась всем итогом,
и я взорал:
“За то, что голос твой дырявил
мой нежный мозг, за то, что ты
не столько роза, сколько дьявол,
за сумки проклятые три…”
Но не было в окружной яви
уже сестры.