Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2007
как след на сыпучем песке.
Сгорают минуты бесплодно и неотвратимо.
А я всё бегу
и надеюсь в последнем броске
поймать зыбкий смысл бытия.
Но усилия мима заведомо тщетны.
Я, бывший рабом языка,
отрёкся от звуков
и стал на мгновенье свободен.
Пространство безмолвно.
Печаль глубока и близка.
И смысл бытия уловим.
Но, увы, безысходен
Когда отрешённость в природе
достигнет последних высот –
деревья уснут в позолоте
застывших аминокислот.
И будет над городом реять
бесстрашный лесной паучок.
И чашку разбитую клеить
возьмётся седой мужичок,
но тщетная эта работа
ему не даётся никак:
ведь золото – не позолота,
а жизнь – не последний пятак.
Работа не стоит усилий –
забудь, мужичок, Хохлому.
Разбитую чашку России
не склеить уже никому
Я, заглянув на огонёк,
надоедать не буду вам,
но почему всё –
поперёк и даже где-то пополам?
Туман берёзовой тоски,
печаль разнузданных полей –
всё время давят на виски
в стране неистовой моей.
И эта головная боль во мне –
занозой навсегда,
как безответная любовь
(бессмысленная, как вода).
Но знаний горький леденец
не принимается в расчёт,
когда валдайский бубенец
в метель уныло потечёт
Покурлыкав,
улетели годы –
кажется на юг.
Долго провода гудели,
искажая долгий звук.
Машинисту дела мало.
Пассажир уходит прочь
от случайного вокзала
в нескончаемую ночь.
Ночь – кромешней не бывает.
Одинокий пешеход
медленно багаж роняет
и идёт на эшафот,
где ни зрителей, ни судей –
только стылая вода
с неба сыпется.
Не будет ничего.
И никогда
Мы на Земле не ради развлечений,
а ради умножения печалей.
Размелет Молох всех – без исключений.
И позже – тяжелее,
чем вначале
на мельнице слепого Мирозданья
пытаться уцелеть меж жерновами,
цепляясь тщетно гранями за грани
себе подобных,
и искать губами другие губы,
веря, что спасенье – в любви.
Изъяны тщательно скрывая,
под окнами слоняется осенний
бездомный дождь.
Безумная кривая
выводит за пределы тела – к звёздам.
Мы на Земле не ради развлечений,
а ради умножения вопросов и правил.
Как всегда – без исключений
Стеклянное солнце дробится в окне.
Глухая печаль листопада…
Разруха в природе.
Но хочется мне тяжёлую гроздь винограда
сорвать с одряхлевшей грузинской лозы –
и сквозь изумрудные сферы
на небо взглянуть без привычной грозы
с привычным предчувствием веры.
А небо плывёт над моей головой,
тяжёлое русское небо
и, следуя неотвратимо за мной,
глядит неразумно и слепо