Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2006
Боль жила в человеке.
Что ль была с ним навеки?
Поначалу визжала.
Только всех раздражала.
А потом присмирела.
Боле — воль! Эко дело.
Очень тихою стала.
Моль в чулане летала.
Весь костюмчик, что тело,
Долгим временем, съела.
* * *
Мне бомж приснился во сне.
Он был в пенсне.
С ним никак не мог разобраться я.
Эка русская иммиграция!
Стоп! Вначале по мелкой примем!
В аккурат разливает он, —
Не грузи только Третьим Римом.
Мне и первый давно смешон.
Черной ночью белел рубашкой
В мае школьном и я, как вы.
Расползающейся промокашкой
Блекнет маревый мир Москвы.
Дни и ночи. Тире да точки…
Разнозвездная чепуха!
Годы катятся, как вагончики —
Вдаль — по кругу ВДНХ.
А потом вдруг — поломка.
Вылезает на лед мостовой,
Сквернословя, вожатая Томка
С черною кочергой.
Фотокамера целится,
И капканом распахнута книжка.
Моя шкурка, знать, ценится —
В тех краях, где дрочил мальчишкой!
Все бы резвых словечек им, толстым:
Что там не было? Было?
А по мне — так и пес бы с ним,
Что на ледышках бумаги остыло.
От ужаса вечности лютой,
От глáза луны черно-белой
Укройте, мохнатые буквы,
Стиха теплокровное тело!
Америка
Если же говорить о погоде,
То — апрельский — легко поутру
День вошел в этот город, как входит
После выстрела — Кольт в кобуру.
Ах, о чем я? Наверно, вот тýт она —
Плата за телечас выходных,
Вся вчерашняя память запутана
Юлом Бриннером кадров цветных.
* * *
А один раз такой был опыт:
Я спал на весенней траве, —
Мне в ухо залез муравей
И очень там ножками топал.
И хотя он измучил, — поверьте! —
Мозг мой грохотом суетным, я —
Вот — решил все-таки обессмертить
Своим словом — того муравья.
Нью-Йорк, Нью-Йорк
Словно вырезанные из ватмана синего,
Небоскребов плывут декорации.
Вертолета — пилот — многосильного
Вниз передает по рации,
Что Катскильские горы красивей,
Что уставший уже от статики,
Разошелся Гудзон с Ист-ривер
(но сольются в объятьях Атлантики).
Что затор на Седьмой, полисмен постовой
Там при бляхе и при фуражке.
Что весна. Что — вон — катимся мы с тобой
В клюквоцветной малолитражке.
Рапóрт
На воде зеленой, там где
Косит яхта волн верхи,
Праздной песенкою станьте,
Невесомые стихи!
На лужайках океанов,
Где — ни вех земных, ни мух, —
Пена слов, как одуванов
Разлетающийся пух.
Настежь — свернутые снасти!
Прежде чем уплыть во тьму:
Вот ты где, земное счастье! —
Сколько есть, тебя возьму.
Нынче гладьте меня, волны!
А обузой небу став,
В бездну черную безмолвно
Сам уйду, как батискаф.
Кино снимаем
Почти уже сорвался он, поскольку повыше
Все хотел забраться, туда, где птицы.
Но как в триллере, скинутый с небоскреба крыши,
За что-то рукою еще успел зацепиться.
И потом, разбирая, словно поутру — почту,
Или как дело частное — но на общем собрании,
Узнаём с удивлением имя. Тут — вот что:
Ситуация, господа продюсеры,
честно сказать, на грани, и,
Все такое… Но, с другой-то стороны (как обратный адрес) —
Люди бы монетами — не кидали так в небо лбы,
Клонясь тем, что сзади — к земле
(дался ж мне тот — “реверс-аверс”),
Ну, и уж кадра, конечно, такого нам не было бы…
А что без всякого страховочного каната, —
Дело личное. Пусть себе пробует, чудак человек!
Режиссерская тема тут вся: “Мотор!” да и “Снято!”.
Да извлечь из конверта — в конце —
заслуженный честный чек.