Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2005
* * * Где царь Кащей? — Порублен в колбасу. Остался винт, галоши и будильник. И снова сабли в воздухе растут, а кажется, что целый холодильник. Шаг в сторону. Предплечья уберечь от сонма неожиданных инерций. Сгибает рёбра мощь неровных плеч. Ах, Боже Святый! Вывалилось сердце! * * * Во львов тяжёлых мясо затолкать поверх копыт брыкающейся зебры. Затем вскочить на холку и стегать свои непромокаемые гетры. Упасть уж там, вдали, за контрабасом, черкнув ботинком воздух голубой. И наблюдать, как тень по тайным лазам ползёт, ревя протонами, за мной. * * * Я пришлю тебе мёртвого мима с обмороженным бледным лицом, с голубыми цветами в корзине, в чёрной шляпе с павлиньим пером. Ты отпрянешь испуганной ланью в глубь квартиры красивой своей, а уж я тут как тут, и тираню, и целyю меж строгих грудей! * * * Мне с бледным львом сшибиться по плечу. Копьё мгновенно смазав солидолом, на лошади Пржевальского скачу в доспехе тусклом и тяжёлом. На склоне лета в сохнущей траве его движеньям поведу учёт. Миг! — и бульдозер клонится к земле. Из хрупких ран шампанское течёт. * * * С таким запасом мрачной немоты не избежать причудливой войны. О, Суздаль моего ума. Как сложен путь ядер будет. С лабиринтом ножен не совпадут гиперболы мечей. Не лучше ль нож в тебя воткнуть скорей, Чтоб ми-бемолью чистой, голубой Тяжёлый рёв заколебался твой? * * * От дальнобойного удара лишь головой поколебал, винтовку вынул из отвара и выстрелил в колонный зал. Ревели басом балерины, когда по стенам вниз ползли. И пух кружился лебединый в каменноугольной пыли.