Рассказ
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2005
Однажды лютым и ветреным февральским вечером дверь переполненной корчмы медленно отпахнулась, а никто не вошёл. Все наши мужички гудеть бросили и затаились: если дверь отпахивается, значит, кому-то нужно войти. Сидят — не шелохнутся и ждут.
И вот, наконец, внутрь корчмы осторожно просунулась меховая морда. А следом и сам волк вошёл.
— Батюшки святы! — воскликнул хозяин, отродясь не привечавший в своём питейном заведении таких клиентов.
Все кругом как-то сразу засуетились. И тут над дальним столом горой вырос Иван и огромно шагнул к волку. Серый сразу зарычал, собрал в складки нос и оголил острые клыки.
— Куда ж тебя понесло, Иване?! — крикнул дед Стоимен, думая вразумить парня.
Но Иван ничегошеньки не слышал, а только смотрел прямо в волчью морду и уже засучивал рукава:
— Сейчас я ему выпишу счёт!
Вот сошлись человек со зверем совсем близко, простёрлись друг к дружке и вмиг кубарем покатились.
Иван — то сверху, то снизу — всё пытался волка за шею ухватить, да всё никак не удавалось. И так и сяк крутил он серого, а тот, знамо дело, рычал и щёлкал своими зубищами. И, как будто, не нападал вовсе на парня, а только защищался, только отбивался да изворачивался.
Но Ивану всё же случилось крепко прихватить зверя и сдавить его горло железными пальцами. И тотчас раздался такой страшный рык, что волосы у всех, кто был в заведении, распрямились и задрожали. Боец наш сей же миг отпустил волчью шею, поднялся с колен да застыл соляным столбом. Зверь тоже распрямился — встал на четыре лапы, отряхнулся — и медленно пошёл к винным бочкам.
— Чтоб тебя, гадина!.. — заголосил корчмарь и в один прыжок метнул свои сто с лишним кило прямо на винный прилавок.
На полпути волк остановился и оглядел онемевших поселян удивительным взглядом — широко раскрытыми, полными неутолимой печали глазами. Никто не смел ни вздохнуть, ни шевельнуться, а только почувствовали люди, что течёт по их жилам целая вечность. И вот, зверь медленно поднялся на задние лапы, вытянул морду к потолку и принялся выть. Ох, что ж за вой вылетал из распахнутой пасти: и не вой вовсе, но плач неземной и ужасный. Так у нас рыдают женщины на похоронах и в день поминовения усопших.
Вот сидят мужички в корчме и слушают, как волк воет. Встал на задние лапы и воет, а мужички заколдованные молчат. Молчат, а в сердца их густо вливается мука, та мука, что терзает душу этого волка. Такая бескрайняя тяжёлая мука — непроглядней гибельной ночи за окнами.
Выл серый, выл и внезапно умолк. Опустился на пол, вздохнул и упрятал голову в мягкие лапы. И больше не шевелился.
Тогда поднялся с лавки дед Стоимен и направился к зверю. Кое-кто открыл было рот, чтобы остановить старика: ведь, неровён час, волк вскочит, да как за горло схватит — мигом душа отлетит! А души-то Стоименовой — и в чём только держится! — на одну понюшку осталось. Но ни единого звука не слетело с разомкнутых губ, будто продолжалось колдовство.
Покряхтывая и пристанывая опустился старик на одно колено и склонился над волком. Протянул руки, взял лобастую голову зверя в ладони, вгляделся в его глубокие глаза и бережно опустил обратно на лапы. Потом медленно стянул с себя засаленную ушанку и опустил взгляд, как подобает перед сиятельными мертвецами. (Никто никогда так не узнал, что поведал деду волк перед смертью. Никому Стоимен не раскрылся.)
Мужички скоро догадались, что зверь помер и душу отдал — Богу ли, чёрту ли, своему ли какому божеству. Осторожно повставали все со своих мест, приблизились к серому и пялились во все глаза на него из-за Стоименова плеча: что за диво-волк, чудный волк, сказочный!..
И вот старик от пола медленно оторвался, расправил плечи и говорит:
— Возьмём сейчас кирки да лопаты и погребём его.
— Да ты что?! Да ты не спятил ли?! — завопил корчмарь и смёл свои тяжёлые телеса с прилавка.
— Умолкни! — властно взмахнул рукой старец, и все сразу уразумели, что он прав.
Мужики быстро принесли инструменты и спрашивают:
— Где будем хоронить?..
— Как где? — рассердился Стоимен. — Перед корчмой!
Все мигом вывалили наружу. Холодища такая — камни лопаются. Земля — как лёд. Метель кругом буянит и ни черта не видать. Какая уж тут работа! Но мужички отогрелись ракией да и выкопали могилу.
— Кланяйтесь теперь! Кланяйтесь все! — скомандовал старейшина.
И двадцать здоровых мужиков поклонились одному мёртвому волку. Но, какому волку — диво-волку, чудному волку, сказочному!..
Зарыли могилу и вошли обратно в тепло. Не успели дверь закрыть, как влетел сельский голова: весь бешеный, глазищи — навыкате. Влетел и вопит:
— Да что ж это происходит, люди добрые! А-а-а?!
— А ну, тихо! — осадил его дед Стоимен и ракии на пол капнул, как на поминках.
А селоначальник — ещё громче:
— Что ж это удумали — волка хоронить! Посреди села! Ну, кто скажет мне: не дикари ль вы после этого?
Шумел-шумел, а сам всё ракию попивал и мало-помалу успокаивался. Побухтел ещё немного, а потом остатки из своей чарки на пол вылил и примирительно изрёк:
— Да простят силы, что бдят над нами, грехи волка!
Вот какие дела!
Так мы по сей день и гадаем: а волк ли это был?
Уж спрашивали-расспрашивали местного мудреца деда Стоимена, но тот только усмехался да руками махал:
— Какой волк?! Вы часом не помешались? Был бы это волк, приказал бы я вам хоронить его посреди села?! Эх, дураки-дураками!
Ну, хорошо — не волк! Тогда что ж это было?
…А какая, впрочем, разница? Да, никакой!
Пришёл — помер — похоронили…
Пусть каждый сам себе кумекает: что да как…
Не правда ли?
Перевод c болгарского Ст. Семенов