/ Москва /
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2005
Елена ЛАПШИНА — поэт, прозаик, переводчик (Москва)
Сейчас, когда сочетание слов “традиционная поэзия” зачастую звучит, как ругательство, хочу поговорить о противостоянии традиции и новизны. Ругающие в чем-то правы: современная традиционная поэзия (лучшие ее образцы) собирает со стерни последние колосья, если не зерна, доводя до совершенства звуковую и формальную сторону. За столетие — Серебряного века и Малого века постмодернистов — проделана столь большая работа со словом, что нынешняя поэзия, со всеми ее эстетическими и ассоциативными наслоениями сделалась искусством супер-элитарным. Да и сама элита — выжимка из наиболее интеллектуальной литературной среды.
Разработка метаязыка вывела поэзию в кущи культурных аллюзий многих времен и народов. Слово уже не работает как просто слово — на нем отпечаток мировых культур, начиная с его этимологии. Общение на усложненном метаязыке уравнивает автора и читателя, давая справедливость утверждению, что “профессионала поймет только профессионал”. Автологический язык в рамках традиционной поэзии за век обогатился усложненным звуком, изощренным движением фразы. Сегодня для поэтического произведения недостаточно только наличия высказывания, что бы ни думали об этом приверженцы так называемой новой поэзии. (Примечательно, что в критической литературной мысли уже утвердился термин “современное стихотворение” при отсутствии методики его анализа, т.е. — самóй возможности оценки.)
Для оформления первичного ощущения — вдохновенного импульса! — в чувство, чувства — в мысль, мысли — в совершенную поэтическую фразу, необходима определенная культура мышления. Привычка к мышлению. Попытка авторов новой поэзии выдать тексты, построенные на обрывочных затемненных фразах, якобы многозначительных — намекающих на причастность автора к некому сакральному знанию, — за самодостаточные произведения — не более, чем профанация читательской аудитории и всего литературного процесса. Правда, дающая кусок хлеба критикам. Процветание литературной критики на гумусе всей этой бессознательной лирики обусловлено еще и возможностью самому критику утвердиться как причастнику Большой Культуры, “расшифровав” текст, выявив свое понимание/узнавание скрытых ассоциаций (которых там, зачастую, просто не существует). Это важно и губительно для литературы и для поэзии в частности, так как литературная критика сегодня во многом подменяет сам литературный процесс. (Хотя, справедливости ради надо сказать: как не все журналисты становятся папарацци, так и не все критики жнут хлеб на этой сомнительной ниве.)
Недобросовестная критика взращивает взгляд на традиционную поэзию, как на нечто закоснелое, с чем сегодня надо бороться. Взгляд этот, с энтузиазмом, свойственным молодости, подхватываемый адептами новой поэзии — либо юношеская “болезнь левизны” (перефразируя — “новизны”), либо прикрытие индивидуальных, весьма ограниченных способностей к стихосложению. (Намеренно не привожу текстовых примеров, чтобы ненароком не увязнуть в анализе или пререканиях. Желающие подробностей могут обратиться, например, к 62-му номеру “Нового литературного обозрения” (№ 4, 2003), память о котором до сих пор не стерлась в умах представителей различных литературных кругов.)
Правда, есть одно важное “но” в защиту всех, на бумаге профанирующих поэзию. Это “но” — их поэтическое (исключаю сознательных версификаторов и мистификаторов!) чувствование мира. Обычно не принимается в расчет, что человек, будучи абсолютным Поэтом — гением тонкого чувства — может абсолютно не уметь писать стихи. (Лучше бы, конечно, и — не желать!..) Невозможность сказать — а поэзия — это, в первую очередь, культура сказать, — подгоняемая то щедростью души — поделиться, то литературными амбициями, дает на сегодняшний день легион беспомощных авторов и калечных текстов. Плохо это потому, что новичок литпроцесса с серьезностью думает, что так — можно! Что “без труда и без науки” реально — писать в наш век громадных языковых наработок.
Но в большей мере дурно это оттого, что новая поэзия агрессивна и проводит свою “сицилианскую защиту” против (именно — против!) гроссмейстеров традиционной школы всеми своими полками. Мастеров — всегда мало. И заняты они своим непосредственным делом — пишут книги. Это неравное на сегодня противостояние ведет к вытеснению традиционной поэзии со страниц многих “толстых” журналов и с литературных площадок.
Перефразируя известное: традиция — “не камень”. Она вбирает все, закрепленное как прием. Можно, конечно, разок сказать “дыр-бул-щыл” или прочитать ресторанное меню как поэтический текст. Но только — раз. Не закрепившись как прием, это, возможно, и войдет в историю литературы неким чудачеством, но не войдет в саму литературу. Не станет частью Культуры.
Что до нового, то его в литературу привносит каждый приходящий Поэт: Поэт-Мастер, Поэт-Личность. А никак не сообщество, декларирующее свою приверженность “новизне”, выдвигающее программу ранее самогó творчества.