Майкл Браун об аборигенных народах и интеллектуальном праве
Опубликовано в журнале Критическая Масса, номер 4, 2006
Майкл Браун1
Члены Североамериканской ассоциации по изучению флагов и знамен недавно постановили большинством голосов, что флаг штата Нью-Мексико является лучшим в США. Он действительно необыкновенно хорош: на ярко-желтом фоне красный круг излучает в четыре стороны света по четыре луча. Рисунок флага был официально принят в 1925 году по предложению организации «Дочери американской революции», которая пятью годами раньше субсидировала конкурс на лучший проект флага, символизирующего неповторимую природу и уникальную историю штата Нью-Мексико. Лучшим было признано предложение Гарри Мера, врача и археолога-любителя из города Санта-Фе. Идею символа солнца Мера позаимствовал из центральной части узора на керамическом сосуде девятнадцатого века, созданном неизвестным гончаром из индейского селения Зиа Пуэбло, в тридцати пяти милях на северо-запад от города Альбукерке. Согласно документам штата, символ солнца общины зиа «отражает племенную философию народа пуэбло, проникнутую пантеистическим спиритуализмом и исповедующую изначальную гармонию всего сущего во вселенной». В 1963 го-ду эти чувства были официально оформлены в тексте отдания чести флагу: «Я отдаю честь флагу штата Нью-Мексико и эмблеме зиа, символизирующей безупречную дружбу объединенных культур». Десятью годами позже был официально утвержден испанский перевод текста отдания чести.
В 1994 году народ зиа бросил вызов этой безупречной дружбе, официально потребовав репарации за использование штатом символа солнца. К 2001 году денежные требования достигли 76 миллионов долларов, по одному миллиону за каждый год использования символа на флаге и бланках штата. Когда законопроект, откликающийся на требования племени, впервые рассматривался законодательным собранием штата Нью-Мексико, в региональной прессе раздались голоса скептицизма и раздражения. Агентство Ассошиэйтед Пресс в статье под заголовком «Законодатели бьются над законопроектами о молочении спаржи, утверждении динозавра в качестве символа штата и запрещении танцевать кадриль» отнесла этот законопроект к разряду необычных законодательных решений и инициатив. В статье давалось понять, что законопроект о символе солнца входит в ту же категорию, что и решение штата Южная Каролина о запрещении лизать галлюциногенных жаб. В письме в газету Arizona Repub-lican гражданка Шерли Кинней писала, что «есть что-то очень неправильное в том», что племя зиа требует компенсацию за использование его символа. «Зиа Пуэбло должны гордиться тем, что они американцы и что символ их племени является флагом штата, — писала она. — Мы не разные народы, мы единый народ этой великой страны».
Требования племени зиа никак нельзя было назвать не-обоснованными. Они были спровоцированы заявкой на торговую марку, поданной компанией American Frontier Motorcycle Tours из Санта-Фе, специализирующейся на организации путешествий на мотоциклах марки «Харлей-Дэвидсон». На фирменном знаке компании был четко изображен стилизованный вариант символа солнца. В этой заявке не было ничего особенного. Жители штата Нью-Мексико видели символ солнца на чем угодно — от номерных знаков автомобилей до магазинчиков, работающих допоздна. Но после десятилетий скрытого недовольства фирменный знак компании мототуризма заставил племя зиа перейти к действиям. Вариант символа солнца, на котором пучки из трех лучей расходятся в разные стороны (в отличие от флага штата с пучками из четырех лучей), имеет сакральную силу и используется племенем зиа и, возможно, другими народами пуэбло в обрядах, начиная с благословения новорожденных, входящих в этот мир, и кончая проводами умерших в мир иной. Помимо тревоги в связи с ненадлежащим использованием могущественного религиозного символа, жителей Зиа сердило то, что никто не спросил их согласия, прежде чем утвердить символ в качестве флага штата2.
В связи с неблагоприятной оглаской дела и вмешательством одного из сенаторов США от штата, Джеффа Бингамана, туристическая компания отозвала заявку на торговую марку. В интервью одной из газет администратор племени зиа Питер Пино отметил, что племя обычно санк-ционирует использование символа бизнесами, которые испрашивают разрешение племени и письменно подтверждают, что символ принадлежит пуэбло. Из его слов можно было понять, что речь идет не столько об оскорблении религиозных чувств, сколько об элементарном неуважении. Тем не менее вряд ли стоит сомневаться, что некоторым жителям Зиа не нравится, что бизнесы могут извлекать выгоду из символа, неразрывно связанного с религиозными обычаями общины.
Полемике вокруг символа солнца было уделено много внимания на открытых слушаниях, проведенных в соответствии с Публичным законом 105—330, который потребовал от Бюро патентов и торговых марок США (USPTO) рассмотреть его политику в отношении официальных знаков отличия индейских племен. Центральным на слушаниях был вопрос о том, следует ли символике племен — пределы которой, как станет ясно из последующего, трудно определить — предоставить ту же защиту, которой пользуются знаки отличия местных, штатных и федеральных агентств. И одновременно рассматривался вопрос о том, не унижают ли достоинство аборигенных американских культур ранее зарегистрированные торговые марки.
Интерес к защите знаков и символов является отражением продолжающихся поисков путей устранения основных, с точки зрения защиты прав аборигенов, слабостей авторского права, а именно: его ограниченного во времени действия и его неспособности обеспечить полный контроль над защищаемой этим правом работой. Защита и принцип добросовестного использования являются двумя сторонами договорной природы авторского права. Активисты движения коренных народов являются убежденными сторонниками защиты, но многие из них выступают против принципа добросовестного использования, который, по их словам, несовместим с их культурными традициями. Именно поэтому они концентрируют внимание на двух аспектах интеллектуального права, которые обеспечивают вечный и всеобъемлющий контроль над работами: на законодательстве о товарных знаках и на морально-правовом элементе авторского права — «правах автора».
На первый взгляд, опасения коренных народностей как нельзя лучше могут быть устранены именно морально-правовой стратегией. Моральные права, в отличие от экономических прав авторского права, бессрочны. Они предназначены для защиты создателя продукта от бесчестящего использования защищенной авторским правом работы. Это потенциально может оградить материал и от недобросовестного использования, в том числе от выборочного цитирования материала лицом, взгляды которого автор находит оскорбительными. В принципе, это может обеспечить мощную защиту продуктов аборигенной культуры. Но на практике не все так просто. Авторское право защищает отдельные продукты, то есть «работы». Является ли фольклор этнической группы работой в этом понимании или это что-то иное? Положим, все известные мифы и народные сказания данного общества за-писаны и опубликованы — обеспечит ли морально-правовая доктрина возможность для этой народности распоряжаться новыми пересказами тех же самых произведений? Каковы пределы таких прав контроля? То есть, если община распоряжается всеми возможными применениями ее работ, предотвратит ли это полностью и навсегда цитирование или заимствование этих материалов другими лицами?
В исследовании «Наша культура: наше будущее» (Our Culture: Our Future), опубликованном в Австралии в 1998 году, рассматривается, как могут отразиться на коренных народностях моральные права и другие аспекты интеллектуального права. Критически оценивая предлагаемое австралийское законодательство, предназначенное для защиты аборигенных народностей от «унижающего их обращения» (определяемого как «любые действия, приводящие к существенному искажению или изменению работы, что наносит вред достоинству и репутации ее автора»), авторы исследования полагают, что будет трудно провести различие между простыми описаниями жизни аборигенов и исследовательскими отчетами, в которых документально отражаются тревожащие аспекты этой жизни. Оппоненты предлагаемого законодательства явно опасаются, что оно лишит средства массовой информации возможности публично говорить о коренных народностях. Защитники прав коренных народностей, напротив, считают, что законодательство носит недостаточно ограничительный характер, оставляя слишком много лазеек и не давая ответы на вопросы, кто конкретно будет осуществлять моральные права после смерти автора.
Несмотря на первоначальные надежды на то, что принципы моральных прав явятся мощным средством в руках туземных обществ, на этом фронте пока мало что изменилось. Как указывалось ранее, морально-правовое измерение авторского права слабо выражено в США, и вряд ли эта ситуация изменится. Даже там, где моральные права узаконены, пропасть, разделяющую западные представления об индивидуальном творчестве и опасения туземных общин, очень трудно преодолеть. Поэтому внимание переключилось на другой ключевой аспект интеллектуального права — на законодательство о товарных знаках.
Товарный знак является, как говорят адвокаты Бюро патентов и торговых марок США, «признаком», явным образом отождествляющим нечто в качестве продукта конкретного производителя. Использование знаков прослеживается с Первой египетской династии (3200 лет до нашей эры), когда гончарные изделия помечались отличительными символами конкретного изготовителя. Одно из первых судебных слушаний о нарушении прав на торговую марку состоялось в 1618 году, когда английский производитель текстиля судился с конкурентом, который использовал, с целью обмана, торговую марку истца на низкокачественных тканях.
В учебниках по праву интеллектуальной собственности говорится, что отличительный знак служит двум основным целям: во-первых, он идентифицирует продукт с тем, чтобы покупатель знал, кто изготовил этот продукт; во-вторых, он защищает изготовителя от попыток других компаний ввести покупателя в заблуждение путем применения той же марки. Любой, кто бывал в странах, где неграмотность является обычным делом, сразу же начинает понимать силу торговых марок. В перуанской Амазонии даже не умеющие читать члены индейских общин спокойно говорят о тдташам мдчит (дятел-мачете), испанском инвентаре, на лезвии которого нанесена марка с изображением дятла. Удивительно, но значение торговых марок еще более возросло в развитых странах, поскольку их совершенная простота позволяет различить их даже в мощном потоке зрительных образов, генерируемых средствами массовой информации. Правовед Розмари Кумби считает, что торговые марки являются сегодня настолько важными знаками различия, что они дают нам второй язык, которым мы пользуемся для обмена информацией с другими людьми посредством товаров, демонстрируемых в наших домах и на наших телах3.
Всепроникающий «брэндовый» способ мышления заставляет, например, руководителей колледжей и университетов без зазрения совести говорить на публике о ценности их «брэндов». Обычные слова и фразы — «еда для здоровяков», «делай лучше», «здорово!» — стали торговыми марками, а предприниматели взялись за буквы алфавита. В 2002 году адвокаты ведущей популярного ежедневного ток-шоу на ТВ Опры Уинфри и ее издателей защищали ее в судебном процессе, где она обвинялась в том, что ее журнал O, The Oprah Magazine нарушил зарегистрированный товарный знак другого журнала, называемого «O», который помещает на своих страницах эротические изображения женщин в фетишной одежде. (Судья вынес решение в пользу Уинфри на том основании, что истец слишком долго не подавал иска и что эти два журнала настолько различны, что покупатели вряд ли спутают их.) Поскольку уже не остается лексических ресурсов, компании начинают активно использовать другие сенсорные способности. Звон колоколов является хорошо всем знакомым примером слуховых товарных знаков. Возможно, не все читатели знают, что звук тикающих часов в новостной программе CBS «Шестьдесят минут» и львиный рев кинокомпании «Метро-Голдвин-Майер» также являются защищенными товарными знаками. В 1994 году компания «Харлей-Дэвидсон» привлекла внимание публики тем, что попыталась зарегистрировать характерный звук работы ее знаменитого V-образного сдвоенного мотоциклетного двигателя V-Twin. (Шестью годами позже компания отказалась от этой рекламы, ссылаясь на стоимость судебных исков, возбужденных конкурирующими производителями.) Торговые марки начали обживать и мир обоняния. Европейский Союз недавно утвердил товарный знак на запах свежескошенной травы. Этим знаком будет обозначаться серия теннисных мячей Scenter Court (что можно примерно перевести как ароматизированный корт).
От торговых марок не требуют оригинальности, главное — чтобы их можно было различать. Они существуют, пока их владельцы используют и защищают их. Они могут быть потеряны, если становятся общеупотребительными, и поэтому компании возражают даже против безобидного упоминания фирменных материалов в книгах и журналах. Надобность защитить торговую марку может вылиться в такую дурацкую судебную тяжбу, что остается только недоуменно пожимать плечами. В 1993 году поп-музыкант Принц, после многолетней склоки с компанией, записывавшей его музыку, перестал пользоваться своим именем и заменил его символом, защищенным торговой маркой. (Поэтому в прессе его именовали «артистом, которого прежде звали Принцем», а потом, для краткости, просто «артистом». В 2000 году он снова стал использовать свое имя.) В 1999 году он подал иск против фан-журнала, посвященного его музыке, на том основании, что его символику используют без его разрешения. Этот абсурдный и опрометчивый иск является наглядным примером того, как экспансия «брэндовости» угрожает лишить людей их врожденной способности общаться.
На таком фоне недовольство племени зиа пуэбло тем, что кто-то другой используют символ солнца, не кажется уже таким безосновательным. И возможно, народ зиа не больше других американских индейцев удручен создавшейся ситуацией, поскольку, например, не менее сотни зарегистрированных товарных знаков берут начало в названиях трех племен — навахо, чероки и сиу. Имена и символы других племен в такой же или меньшей степени используются на рынке, в основном неаборигенными компаниями.
Последние годы Бюро патентов и торговых марок США серьезно взялось за эту проблему. Действующее право разрешает Бюро отказать в регистрации любой марки, которая «состоит из материала или включает в себя материал, который по отношению к отдельным лицам, организациям, убеждениям или национальным символам произ-водит одно из следующих действий: 1) унижает их; 2) ложно дает понять о связи с ними; 3) навлекает на них презрение; 4) навлекает на них дурную славу». По этим критериям Бюро патентов отказало в регистрации имени зиа и символа солнца зиа компании-разработчику программного обеспечения и производителю коктейлей, ссылаясь на ложную связь с зиа пуэбло, а во втором случае — на то, что «это может унизить племя». Наиболее известный случай, когда Бюро применило эти нормы, относится к имени и символу футбольной команды Washington Redskins, регистрацию которых отозвала Коллегия по рассмотрению торговых марок и апелляциям Бюро патентов, заключив, что название «redskins» (краснокожие) унижает сегодня достоинство коренных американцев, так же как и унижало его десятилетия тому назад, когда эта марка была зарегистрирована. В 2002 году (когда писалась эта книга) апелляция по делу еще рассматривалась в Федеральном районном суде, но, судя по всему, фортуна повернулась спиной к владельцам торговой марки. Отзыв регистрации торговой марки не помешает ее владельцам продолжать использовать имя и символ, он просто положит конец защищенному статусу, открывая двери для их нелицензированного использования. Учитывая финансовые риски, потеря регистрации торговой марки может поставить владельцев перед острой необходимостью переименовать команду.
Пиво Crazy Horse Malt Liquor, которое производят компании Hornell Brewing Company и Ferolito, Vultaggio & Sons, уже давно является объектом атак общенациональной кампании, требующей положить конец уничижительному использованию имени почитаемого вождя американских индейцев Бешеной Лошади (Crazy Horse). Бюро патентов и торговых марок США отказалось зарегистрировать торговую марку, и производитель был публично заклеймен главным врачом государственной службы здравоохранения США, членами конгресса от обеих партий, губернатором Южной Дакоты и несчетным количеством церковных и студенческих организаций. В 1992 году конгресс принял специальный закон, запрещающий связывать имя или изображение Бешеной Лошади с каким-либо алкогольным напитком, однако впоследствии закон был объявлен неконституционным исходя из требований свободы слова. Упрямое несогласие производителя отказаться от этого наименования, в конце концов, побудило потомков Бешеной Лошади возбудить дело в племенном суде в резервации Розбад Сиу против компании, обвинив ее, в числе прочего, в диффамации, причинении эмоционального вреда и в нарушении «права на публичное использование», то есть права лица или его агента распоряжаться коммерческим использованием его имени или изображения. На последовавшем затем судебном процессе в федеральном суде решали, распространяется ли юрисдикция племенного суда на стороны, действующие вне резервации. В 1998 году Вось-мой окружной апелляционный суд постановил, что «у племенного суда отсутствует право юрисдикции по конфликту, возникшему в связи с действиями [производителей пива]». После этого потомки Бешеной Лошади начали действовать через федеральный суд, куда они подали иск в 2000 году. Неосновной ответчик по делу, SBC Holdings, владеющий пивоваренной компанией, которая одно время производила пиво Crazy Horse Malt Liquor для компании Hornell, пришел к соглашению с истцами. Председатель совета директоров SBC Holdings Джон Стро Третий отправился в миссию в Южной Дакоте и передал в дар «32 одеяла, 32 плетенки пахучих трав, 32 скрутки табака, семь чистокровных скаковых лошадей, а также просьбу о прощении» управляющему имущественным интересом Бешеной Лошади Сету Большая-Ворона, и таким образом компания выбыла из числа ответчиков судебного процесса.
По мнению социальных критиков, продолжающаяся продажа пива Crazy Horse Malt Liquor является свидетельством бессилия индейцев. Однако неослабевающее давление, которое оказывают на производителей этого продукта индейцы — среди которых более тысячи юристов, — столкнувшиеся с вопиющей культурной бесчувственностью, можно рассматривать как проявление их морального авторитета и политической силы. В сложившихся условиях любая корпорация, которая, следуя примеру компании Hornell, использует имена или символы коренных американцев дискредитирующим их образом, действует недальновидно — даже по меркам рыночного капитализма.
Эти различные тенденции — коммерческие, политиче-ские и религиозные — столкнулись на слушаниях, которые Бюро патентов и торговых марок США организовало в середине 1999 года, посвященных статусу племенной символики в торговых марках. Мнения общественности, полученные во время слушаний в письменном виде, весьма разнообразны: от телеграфного сообщения жителя Невады «НИКОМУ не позволено использовать знаки отличия, принадлежащие коренным американцам, в рекламе, наименованиях изделий и т. д.» до сугубо профессиональных исковых заявлений адвокатов, представляющих интересы компании DaimlerChrysler, производителя столовых приборов Oneida Ltd и изготовителя ковров Mohawk Carpet Corporation. Предложения адвокатов касались трех основных проблем. Во-первых, как право должно трактовать термин «племенная символика». Адвокаты, представляющие коренных американцев, предлагали очень широкую трактовку этого термина. Например, Группа по развитию коренных народностей считала, что под символикой следует понимать «любое слово, имя, символ или компонент, а также любое их сочетание, используемые коренными американцами и/или принятые племенными властями… и которые не используются в коммерции». Во-вторых, должны ли новые методы защиты племенных имен или знаков отличия иметь обратную силу и, следовательно, лишать юридической силы торговые марки огромной коммерческой ценности. Компания DaimlerChrysler, безусловно обеспокоенная судьбой торговой марки ее джипа Cherokee, возражала против того, чтобы наименования племен трактовались как символика, поскольку в результате лишения торговых марок защиты их владельцы понесут финансовые потери.
Третья проблема касалась связей американской внутренней политики в отношении торговых марок с международной практикой деловых отношений. США подписали парижскую конвенцию, которая обязывает Бюро патентов и торговых марок США уважать заграничные торговые марки, соответствующие американским нормам. «Если заграничная компания не сможет больше защищать в США свои права на признанную торговую марку по той причине, что эта марка является также названием коренного американского племени или частью племенной символики, — писали адвокаты компании DaimlerChrysler, — это вполне может привести к тому, что иностранные государства откажутся защищать признанные торговые марки американских компаний по причине присутствия в них названий или символики коренных племен Европы, Азии, Африки или Южной Америки». Собственно говоря, изменения статуса племенной символики в торговых марках уже готовы для принятия в Австралии и Новой Зеландии. И пока еще не ясно, как это отразится на американских владельцах торговых марок, имеющих бизнес в этих странах.
Читая стенограммы трех региональных общественных слушаний, проведенных Бюро патентов и торговых марок США в середине 1999 года, начинаешь лучше понимать, какие чувства кроются за неприятием коммерческого или, в сущности, любого, отличного от очерченного самими коренными народами, способа использования традиционных символов. Эмоциональные выступления на слушаниях порой не вписывались в узкие задачи, которые ставит перед собой такая бюрократиче-ская структура, как Бюро патентов. Должностным лицам Бюро патентов приходилось выслушивать сетования на что угодно — начиная от использования слова «скво» (индианка) в топонимике и до продажи гадальных карт в книжных магазинах нововековцев. На слушаниях в Сан-Франциско женщина из Дакоты по имени Ферн Матиас, назвавшаяся руководителем американско-индейского движения Южной Калифорнии, потребовала, чтобы власти следили за использованием всех индейских символов, и особенно религиозных. «То, что индейцы не имели законодательства по авторскому праву, вовсе не означает, что другим позволено использовать их символы, — сказала она. — Нам, индейцам, никогда не нужно было регулировать честность, достоинство и уважение. Это у нас в крови. Но мы живем в современной Америке и должны защищать себя. Необходимо составить список индейских символов, особенно религиозных, которые не должны применяться в коммерческих целях. Мы должны сделать так, чтобы люди знали и понимали, почему это оскорбительно. Каждой компании и организации следует дать такие списки с тем, чтобы они не могли ссылаться на незнание».
Матиас настаивала на том, чтобы Бюро патентов и торговых марок США обеспечило защиту индейских религиозных символов, племенной символики, наименований племен и «индейских слов, имеющих важное социальное, религиозное или племенное значение». Отвечая на во-прос, как правительство может наилучшим образом определить, какие символы нуждаются в защите, она сказала, что официальные лица должны говорить со старейшинами племен, а не с племенными советами, которым, как изобретением правительства США, он не доверяет. Имея в виду межправительственный характер взаимоотношений индейских племен с Вашингтоном — а именно на таком характере взаимоотношений настаивали индейские официальные лица на этих слушаниях, — непонятно, каким образом Бюро патентов и торговых марок США сможет миновать официальные правящие структуры племен и общаться непосредственно с «исконным народом», чья самобытность, по словам самой Матиас, зачастую является строго охраняемой тайной.
На слушаниях, длившихся целый день в Культурном индейском пуэбло-центре в городе Альбукерке, основное внимание было уделено проблеме символа солнца племени зиа. После кратких выступлений комиссара Бюро патентов Тодда Дикинсона, сенатора Джеффа Бингамана и члена палаты представителей Тома Юдолла слово было предоставлено губернатору Зиа Пуэбло Айнадэо Шийе. Шийе кратко остановился на истории народа зиа и на том, как он смог выжить в невероятно трудных условиях. После этого он перешел непосредственно к теме слушаний: «Я знаю, что и у других племен есть важные для них символы. Пусть эти племена сами скажут об этом… Но я скажу, что моему народу был причинен огромный вред неуважительным отношением к символу солнца зиа. История европейцев на этом континенте было долгой историей несанкционированного присвоения. Сегодня мы находимся, я надеюсь, на пороге новых умонастроений. Я не понимаю, как Бюро патентов и торговых марок может с чистой совестью давать человеку не нашей нации право использовать наши символы на химическом удобрении, биотуалете или на каком-либо другом товаре, который он продает. По действующему праву другие правительства в этой стране защищены от таких оскорблений. Я полагаю, что символика бойскаутов и Красного Креста находится под защитой специальных законов. Исходя из одной только западной логики и без всяких скидок на сострадание в отношении нашей культуры и образа жизни, официальные знаки различия или символы суверенных племен должны находиться под такой же защитой, что и знаки или символика муниципалитетов, штатов, иностранных государств и так далее».
Ораторы, выступавшие после губернатора Шийе, выделяли те же проблемы: религиозное значение символа солнца и печаль или гнев, испытываемые индейцами, когда они видят, что такие изображения используются в коммерческих целях; возможная путаница от наименования продукта именем племени, если этот продукт не производится племенем; а также трудности, испытываемые племенами, когда они хотят зарегистрировать свои имена и символы, которыми уже пользуются сторонние лица. Иногда в этом, как правило, благожелательном и сдержанном обмене мнениями проскальзывали настроения, которые, если их оформить законодательно, увели бы правовую защиту торговых марок в совершенно новые пределы. Уильям Виахки, директор-исполнитель организации Five Sandoval Indian Pueblos, рассказывал о том, как он, единственный индеец, работал в государственной комиссии, занимающейся петроглифами — наскальными изображениями, часто встречающимися в Северной Америке, особенно на ее западе. Отмечая пренебрежительность, с которой неиндейцы используют эти изображения в своих целях, Виахки сказал: «Эти вещи неотделимы от пения. Они неотделимы от ритуала. Они неотделимы от вещей, которые мы не можем разглашать, поскольку если мы разглашаем что-то такое, то это что-то всегда используют за наш счет. Племенам ничего не возвращают». Отвечая на вопрос адвоката Бюро патентов и торговых марок США, Виахки предложил, чтобы все семнадцать тысяч с лишним уже описанных изображений и рисунков были закрыты для такого использования неиндейцами, которое позволяет им «все время извлекать прибыль, ничего не возвращая индей-скому народу».
Заключительный отчет Бюро патентов по проблеме племенной символики, выпущенный в ноябре 1999 года, показывает, насколько несовместимы тревоги о распространении культурно-значимых символов с узконаправленным и, главным образом, коммерческим предназначением Бюро патентов и торговых марок США. Бюро настаивало на том, чтобы под термином «символика» понимались только знаки, используемые для официальных целей. Другие же предлагали считать сим-воликой все, что угодно, начиная от слов языков коренных народов и кончая иконо-графией, используемой в религиозных ритуалах и произведениях искусства. Бюро патентов утверждало, что дейст-вующие правила и процедуры отвечают интересам индейцев и дают возможность предотвращать регистрацию марок, которые косвенно подразумевают несуществующую связь с конкретными племенами. Оно обещало предпринимать более энергичные усилия по документированию официальных печатей и знаков отличия признанных индейских племен, некоторые из которых отозвались на предложение Бюро патентов занести их знаки отличия в общегосударственную базу данных.
Задача, стоящая перед Бюро патентов, осложняется тем, что разные племена по-разному относятся к коммерче-скому и религиозному использованию традиционных символов. Если бы Бюро патентов провозгласило племенные знаки отличия эквивалентными другим правительственным символам, как того требовали некоторые активисты индейского движения, то племена не смогли бы использовать их в коммерческих целях, потеряв, таким образом, потенциальный источник дохода. Недавнее дело служит иллюстрацией изменчивости взглядов относительно правильного использования религиозных символов. В 2000 году племя тигуа из пуэбло Ислета-дел-Сур направило письмо в Управление парков и живой природы штата Техас с предписанием прекратить публикацию изображений хорошо известной пиктограммы из исторического парка Хуэко Тэнкс, расположенного близ Эль-Пасо. В письме утверждается, что изображение, символ солнца тигуа, имеет «глубокое религиозное и культурное значение для племени, символизируя разгадку тайны возращения к матери пуэбло последнего живущего члена племени». Однако племя уже зарегистрировало картинку пиктограммы в качестве знака обслуживания, предшественника торговой марки, и демонстрирует его на видном месте в принадлежащем племени казино Speaking Rock4.
В отличие от Бюро патентов и торговых марок США аналогичное канадское ведомство проявило большую готовность оказать помощь коренным на-родностям, добивающимся контроля над распространением культурно-значимых изображений. Небольшое живущее на побережье племя салишей, называемое Первой нацией Снухнаймо, большая часть земель которого находятся в окрестностях города Нанаймо на острове Ванкувер в Британской Колумбии, объявило в 2000 году, что оно добилось защиты десяти наскальных изображений на соседнем острове Габриола. Изображения находятся под защитой положения канадского закона о торговых марках, которое относится к «любым значкам, геральдике, эмблемам или маркам, утвержденным и используемым любым органом государст-венной власти». Зарегистрировав эти петроглифы в качестве официальных знаков, племя снухнаймо имеет право предъявить иск против любого лица, использующего эти изображения без разрешения. Племя снух-наймо уже обратилось в местные магазины с просьбой прекратить продажу теннисок и других предметов, воспроизводящих зарегистрированные изображения. Музей на острове Габриола заявил, что он уберет изображения наскальных надписей из своего Интернет-сайта и не будет больше выдавать посетителям музейные репродукции петроглифов для копирования их притира—нием.
Кэтлин Джонни, координатор по вопросам земель и ресурсов Управления заключения договоров Первой нации Снухнаймо, подчеркнула в интервью по телефону, что для снухнаймо основное значение этих петроглифов — религиозное, а не коммерческое. Старейшины общины хотят ограничить легкомысленное применение этих могущественных символов. Они надеются, что правовая защита, предоставленная теперь этим изображениям, создаст условия, при которых люди узнают о духовных ценностях снухнаймо и об их связи с изображениями, созданными их предками. «В Канаде, — сказала она, — принято уважать культуры, религии и уклады других людей. Единственное, что мы просим, это чтобы люди уважали нашу культуру. Мы не используем изображения в коммерческих целях и просим других людей уважать это. Мы используем их в религиозных целях. Они священны для нас»5.
Добиваясь защиты изображений, снухнаймо встретились со сложными вопросами. Говорят, что община решала, следует ли искать защиты всех петроглифов, представляющих для них культурный интерес. Обсудив все за и против, они выбрали более ограниченную стратегию, обращенную на самые широко воспроизводимые изображе-ния, не исключая при этом возможности добиваться защиты и других изображений. «Мы начали с того, что оформили официальный статус марки с тем, чтобы люди поняли, что изображение является объектом интеллектуального права, — сказала Кэтлин Джонни. — Если они не соглашались с этим, мы предоставляли им культурные знания и знакомили с историей вопроса. Раньше мы не занимались этим регулярно, но теперь мы стараемся рассказать им как можно больше о важности этой проблемы для нас и о ее значении в нашей культуре». Парадоксальность ситуации, с которой племени снухнаймо придется смириться, заключается в том, что процесс официальной регистрации марки, в результате которой изображения петроглифов будут изъяты из общего доступа, требует, чтобы факсимиле этих изображений были доступны для всеобщего обозрения в базе данных Бюро интеллектуальной собственности Канады.
Действия, предпринятые племенем снухнаймо, можно рассматривать либо как умелое использование права для новых целей, или как опасное искажение предназначения системы торговых марок. Как замечает Розмари Кумби в ее анализе современных тенденций в отношении торговых марок, правовая защита не-которых общественных символов имеет ряд логических обоснований. Например, использование символа и наименования местной полиции или пожарной команды ограничивается в интересах общественной безопасности. Вообще говоря, аргументирует Кумби, защита, предоставляемая официальным символам, существует для того, чтобы «однозначно определить └официальное“ значение знака и возбуждать иски против тех, кто придает знаку несанкционированные значения». Закрепляя за наскальными изображениями официальный статус марки, люди снухнаймо отстаивают контроль над их смыслом, но делают они это, строго ограничивая доступ к воспроизведению изображений. В результате этого наскальная живопись становиться антисимволом, там, где было наличие, теперь зияет отсутствие. С точки зрения снухнаймо аналогия с эмблемами общественной безопасности полная. Они утверждают, что любое использование изображений без религиозного понимания причиняет пользователю духовный вред6.
Первая нация Снухнаймо претендует на собственность на петроглифы по праву устной традиции и общего права владения, и когда они были сертифицированы в качестве официальных знаков племени, некоторые комментаторы уже праздновали «репатриацию» петроглифов. Однако по своей природе петроглифы являются объектами, которые трудно датировать или отождествить с конкретными его создателями, во всяком случае, по критериям западного права и науки. Притязания снухнаймо на права на наскальные изображения, находящиеся на территории их традиционного проживания, имеют веские основания, поскольку их присутствие в этом регионе представляется весьма древним. В отличие от этого, во многих других районах Северной Америки, начиная с шестнадцатого века, наблюдались масштабные передвижения народов, и поэтому там невозможно связать наскальную живопись с существующими в настоящее время коренными народами. В ка-ком же смысле тогда считать изображения интеллектуальной собственностью народности? Не могло ли быть так, что создатели наскальной живописи были предками других этнических групп региона или народностей, которые не оставили здесь потомков, поскольку только проходили по этим местам? Недавно признанная монополия снухнаймо на религиозно-значимые изображения вполне может стать прецедентом для аналогичных исков в других местах, но многие из таких исков будет несравненно труднее обосновать. В сущности, в деле снухнаймо, так же как и в деле зиа пуэбло, речь идет не столько об интеллектуальной собственности, сколько о неприятии неконтролируемого распространения символов — точнее, копий символов, — которые община считает своими. Термины коммерческой выгоды, в которых обычно выражаются споры о товарных знаках, очень плохо приспособлены для снятия этих религиозных тревог7.
Кэтлин Джонни говорит о том же: «Если бы федеральное правительство или мировое сообщество обеспечили другие средства защиты аборигенных культур, мы бы воспользовались ими. Мы сделали то, что могли сделать, исходя из имеющихся возможностей. Если бы мировое сообщество смогло также эффективно защищать нашу интеллектуальную собственность, как оно защищает Coca-Cola или Microsoft, то мы бы не использовали торговую марку. Мы бы использовали что-то другое. Люди оправдывают использование наших петроглифов, говоря, что они были доступны всем уже бог знает как давно. Моя община существует десять тысяч лет, и поэтому семьдесят пять лет — это капля в море. Наша правда и наши права значительно древнее».
Нельзя сказать, чтобы специалисты по культурной антропологии зачитывались «Вестником торговых марок». Однако в 1994 году в этом журнале была опубликована статья антрополога из Смитсоновского института Кондасы Грин и адвоката Томаса Дрешера, в которой рассматривались сходства и различия между американской практикой торговых марок и графическими традициями индейцев кайова. В статье прослеживается история вигвама, подаренного в 1845 году вождю кайова Маленькому Утесу вождем шайенов Спящим Медведем. Подарок был сделан в честь мирного договора, заключенного несколько лет ранее этими племенами. Вигвам, подаренный Маленькому Утесу, был украшен с одной стороны шестнадцатью желтыми полосами в ознаменование военных походов племени шайенов, а с другой — изображениями картин сражений. Со временем, Маленький Утес добавил на вигвам и свои собственные рисунки. Раскрашенные вигвамы были редкостью для племени кайова, и поэтому необычная история этого вигвама придала ему большую ценность в их глазах.
Грин и Дрешер объясняют, что вигвамы, сделанные из шкур буйвола, могут прослужить не больше одного-двух сезонов, а потом их нужно менять. Пока он был жив, Маленький Утес время от времени собирал большую группу мужчин для того, чтобы они помогли ему обновить его вигвам, нанося украшения на свежие шкуры. С течением времени украшения менялись, отражая новые военные победы, но вигвам считался тем же самым. Права на воспроизводство изображений на вигваме считались принадлежащими только самому Маленькому Утесу. Эти права можно было передавать, и за несколько лет до своей смерти он их передал своему племяннику, который также стал называться Маленьким Утесом. Племянник обновлял вигвам, пока была такая возможность, но жизнь в маленькой резервации и исчезновение буйволов очень затрудняли это дело. Нищета также не давала возможности регулярно обновлять вигвам. Когда второй Маленький Утес решил передать свои права на изображения на вигваме более молодым родственникам, оказалось, что немногие из них обладают правами, которые требовались для такой передачи. В конце концов права на вигвам с изображениями битв были все же переданы одному из его сыновей, Белому Буйволу. Последнее зафиксированное обновление вигвама состоялось примерно в 1916 году, когда он был раскрашен братом Белого Буйвола, известным художником Чарли Буйволом. Люди кайова по сей день помнят этот вигвам, хотя на смену ему пришли изображения, посвященные более современным боевым подвигам, в том числе участию кайова во Второй мировой войне, в войнах в Корее, Вьетнаме и в Персидском заливе.
Кайова ревностно защищают свои права на нематериальную собственность, в данном случае право на использование отдельных изображений и изображать конкретные события. Вообще говоря, в прежние времена их возможно больше беспокоила именно нематериальная собственность — то, что мы называем интеллектуальной собственностью, — чем материальная собственность. Интеллектуальное право народа кайова во многом отличается от западных норм. Им неизвестно важнейшее для авторского права различие между идеей и ее воплощением: человек племени кайова является владельцем своих идей и опыта своей личной жизни. Если другой человек описывает эти вещи даже своими словами или художественными средствами, то это считается нарушением культурных норм. Такие права бессрочны и они могут передаваться. Их неизменность и их тесная связь с отдельными личностями, говорят Грин и Дрешер, делают их более похожими на торговые марки, чем на авторские права: «Обладает ли символ религиозной магией или коммерческим образом — результат один: он изначально наделен могуществом».
Люди, критикующие современное интеллектуальное право и то, как оно отражается на коренных народах, утверждают, что авторское право и патенты не известны незападным обществам, которые рассматривают информацию как общественное достояние. Пример кайова показывает, что это не так. Существует богатая этнографическая литература, детально описывающая сложные правила, относящиеся к знаниям, и они соблюдаются во множестве аборигенных обществ. Было вовсе не редкостью, когда индейцы Великих равнин покупали и продавали личные песни, благословения, видения и другие проявления духовных знаний. Например, в племени ото в Оклахоме натуральная оплата за знания была обязательной, поскольку считалось, что она способствует переходу энергии от продавца к покупателю. Поэтому проблема не в том, что коренным народам не известно авторское право или его эквиваленты, а в том, что их правила обмена идеями и информацией зачастую сложно сочетать с западными методами и, что более важно, с технологиями размножения информации, привнесенными промышленной революцией8.
Видя опасности, которые таятся в западном праве и западных технологиях для аборигенных культур, некоторые критики требуют, чтобы законодательство об авторском праве было изменено таким образом, чтобы оно защищало художественные стили аборигенов, а не просто их проявления в конкретных произведениях изобразительного или исполнительского искусства. Адвокат Колин Голван, представлявший истцов на процессе «Булун-Булун» в Дарвине, рассматривает этот вопрос в статье, посвященной возможностям, заложенным в законодательстве об авторском праве, для защиты аборигенного искусства. После того, как австралийские производители теннисок были обвинены в нарушении авторских прав художников-аборигенов, они стали выпускать рубашки с поддельными рисунками. «Большинство магазинов, продающих товары для туристов, заполнены теперь рубашками с рисунками, напоминающими аборигенное искусство, но на деле яв-ляющимися лишь жалкой имитацией его, — пишет Голван. — Естественно возникает вопрос, должна ли существовать защита от такого ис-кажения аборигенного искусства и как такая защита должна работать».
Предложение Голвана о том, чтобы поддельные рисунки рассматривать — с точки зрения закона — так же как и подлинные, смыкается с наступлением, которое его коллеги-юристы энергично ведут в судах индустриального мира: за право собственности на «внешний вид и ощущение» («look and feel») продуктов и художественного выражения. По делу 1968 года «Онассис против Диора», являющемуся вехой в судебной практике, верховный суд штата Нью-Йорк вынес постановление, что модельер Диор нарушил права Жаклин Кеннеди-Онассис, когда он опубликовал рекламу, на которой некая Барбара Рейнхольдс, как две капли воды похожая на Жаклин, была изображена в компании с другими знаменитостями, которые изображали сами себя. Суд, в сущности, постановил, что Барбара Рейнхольдс не имеет больше исключительных прав на свое собственное лицо, поскольку оно похоже на лицо значительно более знаменитого человека. Аналогичные споры стали вестись в отношении использования голосового материала, который можно легко спутать с голосами известных певцов. Суды заключили, что такое использование нарушает индивидуальность певца, являющегося объектом подражания. Там, где речь идет о похожих изображениях или звуках, подлинное и поддельное теперь рассматриваются с единых правовых позиций. Следует ли этот же принцип отнести к аборигенным культурам, самобытность которых находится под угрозой?
Многих писателей, художников и правоведов беспокоит тенденция агрессивной защиты индивидуальности художника, а также произвольное законодательное продление сроков действия авторских прав. В этих дискуссиях используют такие выражения, как «душат культуру» и «подавляют творческие способности». Однако борцы за защиту культуры нисколько не прислушиваются к этим опасениям и настаивают на том, что нации-переселенцы должны как-то «репатриировать» аборигенным общинам слова, символы и измененные в культурном отношении художественные стили. Известный специалист в области аборигенного искусства Австралии и Новой Зеландии Николас Томас считает, что горы злоупотреблений, совершенных по отношению к народу маори в годы колонизации Новой Зеландии, «приводят к мысли о параллелях между вторжением в земли и вторжением в культуру». «Такое отождествление, — продолжает он, — заставляет считать, что цитирование аборигенного искусства неаборигенными художниками (независимо от амбивалентности или сложности цитат) должно подвергаться цензуре».
Как бы мы ни хотели противостоять безвкусному или вредному заимствованию иконографии или изобразительных стилей коренных народов, всеобъемлющее осуждение Томасом любых ссылок на аборигенное искусство неаборигенными художниками и писателями очень смахивает на семиотическую версию этнических чисток. Если бы не невыполнимость этих мер, это были бы очень тревожные попытки. В демократических странах, основанных переселенцами, стили коренных народов стали основой массовой культуры и образным выражением национальной идентификации. Для искоренения всего этого нужны драконовские меры социальной инженерии. Географические названия, взятые из языков коренных народов, повсеместно распространены в США, Канаде и других странах, основанных переселенцами. Около половины названий штатов в США, провинций в Канаде, а также бесчисленное количество округов и больших и малых городов (например, Чикаго, Миннеаполис, Майами) ведут свое начало из коренных языков. Ряд географиче-ских названий включают в себя названия племен (Сиу-Фолс) или имена конкретных людей (Сиэтл). К тому же коренные народы не всегда возражают против использования названий племен неаборигенами. Например, религиозные лидеры апачей явились благословить новую модель вертолета AH-64D «Лонгбоу Апач», а военные ветераны из числа апачей с гордостью говорят об этом грозном оружии.
В 2000 году племя зиа пуэбло заключило соглашение с авиакомпанией Southwest Airlines об использовании ею символа солнца на самолете, которому присвоили имя «Нью-Мексико-Один». По словам управляющего племенем зиа Петера Пино, авиакомпания в течение трех лет не решалась обратиться с этим вопросом к племени, боясь получить отказ. В конце концов она все-таки об-ратилась к племенному правлению, и договоренность была легко достигнута. «Мне кажется, они были приятно удивлены тем, что мы оказались цивилизованными людьми», — сказал Пино. На церемонии, посвященной новому самолету, официальные лица племени зиа были в числе почетных гостей, а дети исполнили «танец экипажа». Компания выпустила пресс-релиз, в котором заявлялось, что она «будет с гордостью носить символ штата Нью-Мексико с тем, чтобы его видели в пятидесяти шести городах страны, которые обслуживает Southwest Airlines.
В рамках этого соглашения авиакомпания выделила некую сумму на стипендии студентам из племени зиа. Пино особо подчеркнул, что это следует рассматривать как благотворительный вклад, а не как возмещение, что показывает, перед каким трудным выбором стоят пуэбло. Что важнее им в символе солнца — религиозный или коммерческий аспект? Отвечая на это, Пино сказал, что в идеале символ вообще не должен был быть общедоступным, так как традиционно он использовался только с разрешения особых религиозных обществ внутри пуэбло. Но поскольку сегодня символ солнца мы видим везде, то община также желает пользоваться теми благами, источником которых может быть всем известный символ.
Попытки разрешить свои разногласия со штатом Нью-Мексико оказались для зиа пуэбло менее успешными, чем его переговоры с деловыми компаниями. Осенью 2001 года законопроект № 423, представленный палатой представителей штата Нью-Мексико, согласно которому должно было быть выделено 50 тысяч долларов на учреждение специальной комиссии штата для переговоров с пуэбло, так и не вышел из комиссии по бюджетным ассигнованиям. Автор законопроекта член палаты представителей Джеймс Роджер Мадалена считает, что законопроект пал жертвой двух причин. Во-первых, финансы: посчитали, что это не первоочередная задача для штата, в котором много претендентов на его ограниченные ресурсы. Вторая причина, о которой он слышал от других членов комиссии, более философского плана: «Разве можно долларом измерять такой важный культурный и религиозный символ?» — спрашивали они.
За всей этой полемикой присутствует дестабилизирующее влияние КОПИИ. Новые технологии размножения зачастую представляют собой опасность для существующих систем общественного контроля. Изобретение печатного станка дало возможность грамотным мирянам приобретать недорогие библии, что подорвало влияние церковных властей и явилось причиной реформации. Появление кино означало конец водевиля. Промышленное массовое производство уничтожило ремесленные гильдии. Компьютерные программы, которые способствуют копированию защищенной авторскими правами музыки, потрясают основы звукозаписывающей индустрии и могут в конце концов видоизменить ее. Книге, которую вы держите сейчас в руках, возможно, суждена короткая жизнь, поскольку университетские издательства дают научным библиотекам электронные копии книг вместо бумажных. Это, правда, не так уж важно, поскольку авторские гонорары и без того подорваны использованием фотокопировальных устройств и Интернет-торговлей, которая с поразительной эффективностью доставляет пользователям подержанные книги. История попыток контролировать продукцию технологий размножения показывает, что мало надежд на то, что аборигенное наследие окажется более защищенным в этом отношении, чем другие культурные источники. Изоляция от остального мира обеспечивает какую-то защиту, но долго это продолжаться не может. Другим барьером служат языки, на которых исполняются песни и сказания. Но и в этом случае мало оснований для оптимизма: специалисты считают, что к концу столетия исчезнет половина языков мира9.
Наибольшая опасность для коренных обществ исходит НЕ от бизнесов, которые занимаются торговлей аборигенными символами, хотя такую деятельность следует резко осудить. Тем более что многие фирмы должным образом отреагировали на бойкоты, кампании антирекламы и вмешательство национальных и международных организаций, регулирующих товарные знаки. Коренная проблема — это технологии, обеспечивающие новые способы размножения информации и изображений, распространение которых прежде было легче отслеживать. Это подрывает традиционную власть и авторитет самой традиции. Последствия для аборигенных деятелей искусств могут быть самыми плачевными. В постановлении по другому делу об аборигенном авторском праве, делу «Булун-Булун», слушавшемуся в Дарвине, председатель суда судья Джон фон Даусса отметил, что художники-аборигены, чьи работы неправомерно используются неаборигенами, могут лишиться права участвовать в церемониях и писать традиционные изображения клана, или же их могут за-ставить возмещать убытки местным властям. Иногда они становятся жертвами физического насилия. Аналогичным образом писатели и интеллектуалы из числа аборигенов могут быть подвергнуты остракизму в своих общинах за публикацию сведений об их культуре, сведений, которые уже многие десятилетия можно найти в библиотеках.
На фоне возрастающей прозрачности всех социальных укладов и при избытке средств массовой информации желание иметь прочную опору в собственной самобытности выливается в энергичное сопротивление. У аборигенных народов оно принимает форму чрезмерной чувствительности к тому, что воспринимается ими как неправомерное использование традиционных символов. Это сопротивление порождает мечты об обособленном народе-хозяине своих сказаний, изобразительного искусства, музыки и религиозных обычаев. Для полиэтнических государств важнейшей задачей грядущих десятилетий будет проведение такой государственной политики, которая уважает чувства аборигенных народов, не нарушая при этом основные гражданские свободы. Никакие лозунги культурного суверенитета не смогут решить проблемы, коренящиеся в революционном развитии коммуникационных технологий; но и никакие ссылки на свободу слова не помогут разрешить нравственную коллизию, вызванную бездумным и неуважительным использованием изобразительного искусства на-рода.
Как видим, некоторые баталии этой войны символов носят, скорее, показной, чем существенный характер. По мере того как рекламный эффект одной проблемы начитает угасать, активисты переключаются на другую проблему. Однако индейцы пуэбло, как правило, смотрят на вещи основательно, и община зиа пуэбло полна решимости энергично добиваться своих целей в отношении символа солнца, независимо от неудач, которые ей предстоит испытать на этом пути. Петер Пино замечает, что ши-рокая публика в основном считает, что пуэбло судится со штатом по проблеме флага, что неверно. Пино выразил уверенность, что вопрос этот можно решить без дорогостоящего судебного разбирательства. «Нам бы хотелось верить, что мы достаточно цивилизованы для того, чтобы решить это дело за столом переговоров, — сказал он. — Символ солнца, мы верим, по праву принадлежит пуэбло зиа. Это дело имеет принципиальное значение для нас. Такую заповедь мы получили от старейшин, многие из которых теперь уже в мире ином. Поэтому на нас лежит обязанность, и мы продолжим работать в этом направлении».
Перевод с английского Джозефа Клейна
1Фрагменткниги: Michael F. Brown. Who Owns Native Culture? Cambridge, Massachusetts, & London: Harvard University Press, 2004. Автор — профессор антропологии и латино-американских исследований в Williams College (Massachusetts, США). Полный перевод готовится к изданию фондом «Прагматика культуры» (примеч. ред.).
2 В июне 1999 года на открытых слушаниях выступил в качестве свидетеля руководитель одного из религиозных обществ пуэбло Исидро Пино. Пино отметил, что знание символа солнца «является достоянием общины… Тем не менее, для того чтобы вы поняли значение символа солнца зиа, этого достояния нашей общины, я беру на себя ответственность сообщить вам следующее»… и он кратко описал применение этого символа в четырех ритуалах. «Я рассказал вам это, — заключил Пино, — надеясь, что вы серьезно подумаете, как полностью защитить символ солнца зиа в качестве официального племенного символа пуэбло Зиа» (U.S. Patent and Trademark Office, Hearing on Official Insignia of Native American Tribes, 8 July 1999, 138—139, available at www.uspto.gov/web/offices/com/hearings/index.html #native).
3 Rosemary J. Coombe, The Cultural Life of Intellectual Properties: Authorship, Appropriation, and the Law (Durham, N.C.: Duke University Press, 1998), ch. 4.
4 Информация о знаке обслуживания племени тигуа (регистрационный номер 2306017) содержится в письме Альберта Альвидреца, губернатора пуэбло Ислета-дел-Сур, от 25 июля 2000 года, адресованного в Управление парков и живой природы штата Техас. В заявлении на регистрацию указывается, что знак будет использоваться в связи с «азартными играми, например, бинго, игорными автоматами, карточными играми и играми в кости». Казино Speaking Rock было закрыто в феврале 2002 года, после того как Верховный суд постановил, что оно начало функционировать незаконно, без получения на то предварительного разрешения штата Техас.
5 Интервью по телефону 23 октября 2001 года. Пока еще не ясно, каким образом племя снухнаймо будет выполнять требование о том, чтобы зарегистрированная марка использовалась публично, например, на фирменных бланках или на автомобилях официальных лиц.
6 Coombe, Cultural Life of Intellectual Properties, 136. Конгресс США предоставил специальную защиту символам таких организаций, как Бойскауты Америки и Дочери американской революции. Талисман «Медвежонок Смоуки», созданный Службой охраны лесов совместно с Рекламным советом, тщательно контролируется Службой охраны лесов. Когда Роберт Джекэл и Дженис Хирота захотели поместить изображение знаменитого медвежонка в книге об истории рекламы и пиара, Служба охраны лесов отказалась дать им такое разрешение, ссылаясь на «нецелесообразность», как она выразилась, этого. См.: Robert Jackall and Janice Hirota, Image Makers: Advertising, Public Relations, and the Ethos of Advocacy (Chicago: University of Chicago Press, 2000), 216.
7 Агентство по делам индейцев и северных территорий Канады констатировало: «Снухнаймо репатриировали эту часть своего наследия». См.: Simon Brascoupе and Howard Mann, A Community Guide to Protecting Indigenous Knowledge (Ottawa: Research and Analysis Directorate, Department of Indian Affairs and Northern Development, 2001), 24. Бывают исключения — в некоторых случаях удается найти связь создателей наскальной живописи с современными общинами. В историческом парке Хуэко Тэнкс в Техасе пиктограммы, вероятнее всего, были выполнены в девятнадцатом веке конкретными лицами из племен тигуа и кайова. Сегодняихпотомкирегулярнонавещаютэтотпарк. См.: Adolph M. Greenberg and George S. Esber, Draft General Management Plan for Hueco Tanks Park (Report Prepared for the Tigua Indian Tribe, Ysleta del Sur Pueblo), Cultural Consultants, Inc., <www.huecotanks.com/tigua/tigua.htm>, accessed 18 Aug. 2000.
8 Еще в 1920 году антрополог Роберт Лоуви в своей книге Primitive Society (New York: Boni and Liveright, 1920) документально засвидетельствовал много случаев существования в племенных обществах практики, аналогичной авторскому праву. William Whitman, The Oto (1937; New York: AMS Press, 1969), 3—4. См. также, например: Jacob L. Simet, └Copyrighting Traditional Tolai Knowledge?“ in Protection of Intellectual, Biological, and Cultural Property in Papua New Guinea, ed. Kathy Whimp and Mark Busse (Canberra: Asia Pacific Press, 2000), 62—80; Mark C. Suchman, └Invention and Ritual: Notes on the Interrelation of Magic and Intellectual Property in Preliterate Societies,“ Columbia Law Review 89 (1989): 1264—94; Graham Dutfield, └The Public and Private Domains: Intellectual Property Rights in Traditional Knowledge,“ Science Communication 21 (2000): 274—295.
9 По оценке лингвиста Майкла Краусса, только 16% из существующих языков коренных народов США и Канады используются всеми поколениями людей из числа этих народов (у таких языков хорошие перспективы на выживаемость). На 67% языковговоряттолькопрародителииболеестаршеепоколение (Michael Krauss, └The Condition of Native North American Languages: The Need for Realistic Assessment and Action,“ International Journal of the Sociology of Language 132 (1998): 12).