Опубликовано в журнале Критическая Масса, номер 1, 2005
“Господи!
Если ты есть, сделай так, чтобы моя жизнь была необыкновенной.
Чтобы она была как в книгах.
Чтобы я всегда побеждал.
Чтобы я был самым-самым героем.
Чтобы меня все любили!”
Эти слова произносит герой Андрея Чадова в фильме “Русское” (см. статью Яна Левченко на с. 21. — Ред.), снятом по четырем автобиографическим книгам Эдуарда Лимонова. Примерно эти самые слова повторяют все молодые члены НБП, когда спрашиваешь их, чего они хотят от НБП.
Бункер
Бункер НБП — настоящий бункер. Найти, а уж тем более попасть в него практически невозможно. Где-то во дворах московской улицы Марии Ульяновой, в обычном многоподъездном девятиэтажном доме есть черная железная дверь. Из черной двери торчит на улицу десятисантиметровый глазок (им можно управлять изнутри). Сначала надо позвонить в эту дверь — вам не откроют. Никому не открывают. Надо позвонить еще раз и сказать, зачем вы пришли. Тогда раздастся жуткий щелчок и черная дверь откроется. Вы спуститесь на три ступеньки вниз и окажетесь перед еще одной черной дверью. В ней есть маленькое, как в тюрьме, окно, где появятся глаза. Вас пропустят, только если есть паспорт, но перед тем, как пустить, с паспорта обязательно снимут ксерокс. За двумя дверями — огромное помещение из комнат с бетонным полом, отваливающейся со стен штукатуркой, портретом Че Гевары, серпом и молотом на стене, какими-то грязными матрасами, валяющейся везде “Лимонкой” и запахом подвальной сырости. На кухне на скамейках спят какие-то люди. В комнате “для съездов” никого нет, только в углу висит растяжка, где белым по красному написано: “Да, смерть!” Все главные люди Партии сидят в самой маленькой комнате и обсуждают будущий митинг. В кресле сидит самый старший, кудрявый, в вязаном свитере, с сигаретой во рту, — это главный идеолог партии Владимир Абель. Рядом сидит мальчик лет тринадцати, бритый, в тренировочном костюме и очках. Потом худой, интеллигентный, волосатый, в солдатской зеленой рубашке. Странный человек в потертых штанах, волосатый, но с лысиной и в тапочках. Потом очень молодой рыжий, довольно смешной, судя по виду, какой-нибудь программист. Какой-то высокий в костюме с каре, в руках пакетик и блокнот с ручкой. И в самом конце — молодой с ежиком и бородой, самый активный. Довольно странная компания обсуждает довольно странные вещи. Вся комната в сигаретном дыму, отчего все происходящее кажется еще более судьбоносным.
Совет
— У меня есть кое-что новое… — говорит интеллигентный в солдатской рубашке, показывая на пакет, копается там некоторое время, достает две маленькие ракеты и ставит их на стол.
— Что это? — интересуется активный.
— Дымовуха с огнем. Флэшки. Только я потратился.
— Сколько?
— Сто! Сто за две! — говорит интеллигентный. Активный протягивает сто рублей, пододвигает ракеты к себе и как не в чем не бывало продолжает.
— Значит, газеты надо продавать все время митинга. Флаги надо подшить, а то они все рвутся около палки… В это время бритый мальчик лет тринадцати начинает крутить маленькую ракету. Кажется, рванет прямо сейчас. Окружающие не обращают на него никакого внимания.
— Главное, чтобы все держались вместе — продолжает Активный, — фиг знает, что они сделают. Лучше не разбредаться, надают легко, никто не заметит. Потом надо сказать ребятам у двери, чтобы в день митинга никого не пускали. Кто может прийти? Свои? Свои все будут на митинге. Все остальные пусть в другое время придут. Вообще никому не открывать.
Neverland
Активного зовут Кирилл Ананьев. Ему 20 лет, он в партии 3 года, и он комендант штаба.
— Я когда пришел в партию, конечно, думал, что мне сейчас дадут взрывчатку, автомат и я пойду биться с врагами.
Кирилл рассказывает, что вырос в очень националистическо-православной семье, что еще в школе мечтал стать солдатом (Кирилл добавляет: “Ну все же хотят!”) и пошел в РНЕ (Российское национальное единство). А потом ушел из РНЕ, потому что у него много друзей разных национальностей и все они “разные по достоинству люди”. Кирилл рассуждает о советской власти (советскую власть оправдывает только Великая Отечественная война, без нее весь советский период никому не нужен), о монархии (которая невозможна, потому что династия прервалась и потомки Романовых сегодня никуда не годятся), о капитализме (капитализм достался только десятку олигархов, да и тем не достался), о демократии (она не удалась). Таким вот апофатическим путем — остается только режим НБП.
— В чем заключается идеология НБП?
— В борьбе.
— В борьбе за что?
— За власть.
— А зачем власть?
— Чтобы создать Другую Россию.
— Что будет в другой?
— В другой? Не важно. Сейчас важно свергнуть власть. Важно, что люди, которые сейчас у власти, — на них невозможно смотреть. Слушать их тоже невозможно. Эти люди все время боятся что-то потерять, поэтому говорят какую-то чушь, путаются.
— Почему НБП?
— Я когда прочел “Анатомию героя” Лимонова, я понял, что вот: читаешь другие книжки и думаешь, верить—не верить, а здесь понятно, что ему можно верить. Этот вождь не станет обманывать своих бойцов. Он говорит, что делает, и делает, что говорит. Он по-настоящему вождь. Я пришел в партию, когда Лимонов сидел, и это было очень странно. То есть вот вроде вождь есть, но его самого нет, есть только слово вождя.
— Романтика?
— Да. В некотором смысле романтика. Но вот мы все ждали войны, и вот она война есть. И это намного прозаичней, чем казалось, но здесь действительно реальные боевые действия и есть опасность.
— Хочется быть героем?
— Да, конечно. Все люди от рождения неравны. Кто-то должен быть героем, кто-то исполнителем.
В НБП, кажется, одни герои.
— Ну хорошо, а в чем задача нацбола?
— Выполнить миссию.
— Какую миссию?
— Выстрелить в нужное время в нужном месте.
— А потом, после того как миссия будет выполнена?
— Миссия невыполнима.
Герой
— Читал ли я Лимонова? Конечно, читал. Подари мне хризантему или что-нибудь такое больше хризантемы вдвое но на ту же впрочем тему. — Николай Новохатский, тридцатилетний молодой человек в костюме с пакетом, живет в Бункере и все время читает стихи: Маяковский, Лимонов.
— Наши ребята в тюрьме вдруг тоже все стали писать стихи, — смеется Николай.
В каждом номере “Лимонки” выходит рубрика “Стихи на волю”. Стихи длинные. Вот кусок из стихотворения Максима Федоровых:
Пугает сроком призрак-приговор.
Царевной каторгой. Этапом и темницей.
В плену у мертвецов-орангутангов
Недремлющий и всенощный дозор,
Подернув решкой черные глазницы
Вокруг позорного столба зовет, кружится…
Николай сам из Новороссийска, а работы в Москве пока нет, поэтому живет в Бункере. То есть была работа на заводе, где молодой анархист Николай впервые познакомился с газетой “Лимонка”.
— Мне начальник оставил несколько номеров, и я был поражен — это лучшая газета, которую я когда бы то ни было читал. Для меня газета раньше была: либо что-то очень желтое, либо что-то очень скучное, а это прямо очень интересная. И я понял, что вот люди занимаются делом. Я с анархистами только какие-то деревья сажал и пляжи убирал. Я не говорю, что это не нужно. Но тут, когда читаешь про захват в Севастополе Матросской башни, понимаешь, что люди заняты делом. Вот это акции прямого действия, вот тут плечо товарища, настоящая команда, сработанность, организация.
Когда, еще будучи анархистом-студентом экономического факультета в Новороссийске, Николай прочел “Это я — Эдичка”, его поразила целостность Лимонова и то, что эту целостность Лимонов сделал идеологией. И теперь Николай медленно движется к тому, чтобы самому стать героем. Пока отвечает в партии за “формалин”, обзванивает неактивистов, людей, только записанных в члены партии, зовет на митинги. В акциях участвуют только проверенные бойцы, только свои. Те, кто уже готов стать героем.
— Идея НБП — это идея вызова. Идея, которая очень хорошо выражена у Лимонова в “Эдичке”, — говорит Владимир Абель, идеолог.
Жизнь Владимира Абеля в общем уже как в книжках. В восьмидесятых Владимир Абель издавал в Латвии самиздатский журнал “Третья модернизация”, в котором печатал Пригова, Сорокина и многих других, пока это не перестало быть вызовом. Потом была интеллектуально-порнографическая газета “Еще!”. Потом “Лимонка”, Лимонов, НБП, первые акции в Риге, розыск, побег в Москву, похищение в Москве, тюрьма в Лефортово, угроза выдачи Латвии и многое другое.
— Когда я прочел “Это я — Эдичка” мне стало совершенно очевидно, что во главу угла Лимонов ставит героя, который бросает вызов. Смысл в вызове и в герое. Идея, которая перестает быть вызовом, теряет интерес. И меня это волновало, потому что иначе невозможно жить.
— То есть дело не в политических установках? Когда свергнется эта власть, появятся новые идеи?
— НБП дает возможность заниматься борьбой всю жизнь. НБП вбирает в себя любую революционную энергию. Здесь есть бесконечность. Дальше будет против чего бороться. На наш век уж точно хватит.
— Политические взгляды не так важны, — говорит Николай Новохатский. — Потом разберемся, что к чему. Главное, чтобы люди видели будущее страны не так, как сейчас.
— А в чем смысл НБП?
— Здесь собрались люди, которые хотят, чтобы все было по-другому.
— Чтобы была борьба?
— Да, понимаете, все остальные партии занимаются теоретизированием. Как будто чай пьют на кухне. А здесь люди совершают действия. Захватывают власть. Власть надо захватить.
— Революция?
— Да. Но не то чтобы переворот — мы готовы сотрудничать. Устроить альтернативную власть — с коммунистами, с демократами, левыми, правыми. Любыми нормальными людьми, которые видят будущее страны по-другому, не так как сейчас. СПС, “Яблоко”, любые организации. Важна степень активности человека, а не его политические взгляды.
— А что будет потом, когда захватите власть?
— Потом разберемся.
Настоящий нацбол
Мальчик девятнадцати лет называет себя не иначе как Товарищ Шмель. Вчера он вышел из КПЗ, куда его с тремя подельниками посадили за захват балкона представительства Башкирии в Москве. Товариш Шмель из Оренбурга.
— Сначала мой младший брат приехал в Москву и вступил в партию, а потом я. Три года назад. Меня здесь воспитали. Для меня Лимонов — папа.
— Папа? Он тебя опекает?
— Нет, я благодаря нему вырос. Я благодаря нему понял, что и как должен делать. На что должен положить жизнь.
— На что?
— На революцию.
— А что ты будешь делать после революции?
— Строить новое государство или негосударство.
— Ты лично чем будешь заниматься? Ты где-нибудь учился?
— Не знаю. Я даже школу не закончил. Раньше меня считали настоящим нацболом, а теперь говорят, что все-таки надо учиться. Надо, значит, буду.
— А почему теперь надо учиться?
— Потому что теперь мы популярная партия. Каждый должен уметь объяснить. Ну и вообще нужен другой уровень теперь борьбы. Нас теперь слушают.
Потом
О том, что будет потом, никому из нацболов думать не приходилось. В общем, до некоторого времени никакого “потом” и не существовало. До того, как сорок молодых людей не устроили акцию в приемной президента, мало кто знал, что такое НБП и чем они занимаются. Точнее сказать, все знали только, что у писателя и поэта Эдуарда Лимонова есть партия, кажется, бритоголовых, националисты, фашисты, наверняка все время кого-нибудь бьют. После того, как сорок молодых людей посадили по обвинению в захвате власти, выяснилось, что НБП — какая-то реальная партия и ее реально боится власть, раз устраивает такие показательные процессы над сорока детьми, а значит, у партии есть какая-то сила.
Такая реакция появляется оттого, считает Владимир Абель, что НБП — единственная современная актуальная партия и по идеям, и по действиям. Акции — это не просто крики с трибуны, это реальные действия. Из громких акций лимоновцев помимо захвата приемной президента и Минздрава, также захват вагона поезда “Москва—Калининград” в знак протеста против визового режима для граждан России. Захват маяка в Севастополе с лозунгами “Севастополь — русский город”, забрасывание яйцами Никиты Михалкова, обливание майонезом Александра Вешнякова, избиение принца Чарльза гвоздиками по лицу во время его визита в Ригу в знак протеста против вступления Латвии в НАТО.
— Будет революция, — говорит студент-химик МГУ Павел Жеребин. — Но не так, как в 17-м. Тогда столкнулись две идеологии. Тогда люди с обеих сторон готовы были положить жизнь за идею. Кто будет готов положить жизнь за идею Путина? У него и нет идеи. Я думал-думал и понял, что НБП — самая перспективная партия в смысле борьбы.
— Почему?
— Здесь нет тупого догматизма. Здесь политическая идея не ставится выше политической целесообразности. — Павел отвечает в партии за связи с общественностью, с другими партиями и общественными движениями. — НБП сейчас связующее звено во всей оппозиции. Сначала оппозиция захватит власть, а потом уже можно делится на “своих” и “чужих”.
Война
В НБП все время идет война. Несколько раз нападали на Бункер, раз в неделю кто-то из молодых нацболов оказывается в больнице с проломленной головой.
— Это какая-то околоякеменкинская компания, — говорит Кирилл Ананьев, имея в виду лидера движения “Наши”. — Я думаю, они где-то рядом сняли квартиру, все время какие-то странные люди пытаются сюда прорваться.
На совете по будущему митингу обсуждается все до мелочей как разойдутся и как сойдутся девушки с газетами, кто и где будет стоять с флагами и каким образом двигаться, как будет объединен костяк партии и где будет находиться “формалин”.
Работают чуть ли не по часам. Они точно знают, что они делают и зачем, даже если не могут объяснить. Ну, или у них не возникает таких вопросов. Они ведут свою борьбу.
Кажется, у настоящего нацбола нет другой судьбы, кроме как стать убитым или арестованным. Ничего другого они и сами не ждут. Мечта нацбола — сделать это наиболее целесообразным способом, чтобы быть убитым или арестованным как Герой.
Ракета
Бритый мальчик лет тринадцати продолжает крутить в руках эту самую маленькую ракету, подбрасывая и смеясь.
В новом номере “Лимонки” новое стихотворение. Называется “Четырнадцатое декабря”:
…Крепостными Кремля быть — печальный удел
Обескровленных душ и ослабленных тел.
Но вступились за право на жизнь для народа
Сорок юных и храбрых борцов за Свободу.
Перед стихотворением — письмо автора Дениса Оснача, в котором он пишет: “Раньше я думал, что мы многое можем. Теперь я знаю — мы можем все…”
Точно рванет.