Опубликовано в журнале Критическая Масса, номер 1, 2005
М.: Новое литературное обозрение; Киев: Критика, 2005. 544 с. Тираж 2000 экз. (Серия Historia Rossica)
Вопрос о Василии Татищеве и его фундаментальном труде “История Российская” и сегодня остается в русской исторической науке вопросом чрезвычайной важности. В сущности, этот вопрос объединяет в себе несколько вопросов, на которые, возможно, и не существует четких ответов! Прежде всего речь, конечно же, идет об источниковедении; далее: об ответственности, о так называемой “честности” историка и, наконец — о психологии историка как этого самого “человека своего времени”. Поэтому серьезную монографию А. П. Толочко можно совершенно искренне приветствовать. Киевский историк поставил перед собой отнюдь не легкую задачу. Он вовсе не намеревается уничтожать Татищева как важнейшую фигуру русской исторической науки. Напротив, Толочко хочет прежде всего понять, осмыслить деятельность одного из “отцов русской истории”. “Я сочту одну из задач этой книги выполненной, если она восстановит репутацию Татищева-историка. И я буду полагать, что книга достигла второй своей цели, если репутация Татищева-└летописца“ окажется разрушенной” (с. 523), — говорит Толочко.
Итак, цели своей монографии киевский ученый формирует четко. Однако… Прежде всего стоит указать на излишнее невнимание Толочко к биографии Татищева. Между тем фактам бурной биографии Татищева стоит уделить гораздо более серьезное внимание, поскольку для Татищева-историка аспект “поучительности” едва ли не важнее “верности источникам”! Эта последняя для него, как для че-ловека XVIII века, даже и не столь важна. Мораль важнее точной передачи сведений! Так, источник известной “татищевской легенды” о возвращении Андрея Ярославича из Свейского королевства к брату Александру, который прощает его и наделяет уделом, стоит искать не в летописных известиях, но в жизни самого Татищева, в идеалах его времени. Татищев — человек времени правления первых европе-изированных Романовых, времени “двор-цовых переворотов”. Это имен-но Татищева (и не только его!) то ссылают, то возвращают из ссылки, то карают, то “милостиво” награждают. Ясно, что Александр Татищева поступает как идеальный гуманный правитель — только не XIII, а… XVIII века!.. Но, к сожалению, повторим, для Толочко биография Татищева не так важна.
Для русской истории, казалось, являлся важным вопрос: существовали ли когда-либо “татишевские источники”, то есть неведомо куда пропавшие известия, которыми якобы воспользовался Татищев? Или же можно объявить Татищева “фальсификатором”, самостоятельно выдумавшим свои источники? Проблема существует? И здесь можно коснуться еще одного недостатка интересной в целом книги Толочко. Он доказательно утверждает, что по сути Татищев если и мистификатор, то весьма своеобразный, то есть он пользовался имевшимися в наличии подлинными летописными известиями, но дополняя и перерабатывая их. Так полагает не только Толочко. Вот, например, мнение В. А. Кучкина: “Что касается В. Н. Та-тишева, то он события 1252 г. излагал по Никоновской рукописи XVI в., дополняя ее своими заключениями”1. Странно, что Толочко совсем не уделил внимание главе III — “Летописные известия в нарративных источниках XVII—XVIII вв.” интересной работы Я. С. Лурье “История России в летописании и в восприятии нового времени”2. Лурье тщательно анализирует источники Татищева, как известные, так и до сих пор не обнаруженные. Собственно, вывод, к которому приходит Лурье, во многом аналогичен выводам Толочко: конечно, Татищев не был вульгарным фальсификатором источников, подобным Бардину, Сулакадзеву или автору популярной ныне “Влесовой книги”. В отличие от современных историков, Татищев излагал исторические события в летописной манере и не отделял при этом данные, заимствованные из источников, от собственных гипотез и догадок. Он считал допустимым влагать в уста исторических деятелей речи, которые они могли произносить, защищая свои позиции.
В научной литературе уже отмечалось, что “Татищев своими дополнениями пытался воссоздать причинно-следственную связь между событиями”3. Сравним две цитаты. Толочко: “Под 1252 годом сообщаются подробности поездки Александра Ярославича в Орду, где он занимался доносительством на великого князя Андрея. Из-за этого Сартак якобы отнял у того и передал Александру великое княжение, а на Андрея наслал └Неврюеву рать“” (с. 40). Теперь Я. С. Лурье: “Стремлением объяснить причинную связь между событиями обусловлены и многие └татищевские известия“ в третьей и четвертой частях └Истории“. Чем было вызвано изменение политики хана по отношению к брату Александра Невского Андрею Ярославичу? Татищев объяснил эту перемену тем, что Александр “жаловался хану на нелояльное поведение брата по отношению к Орде (V, 40). Гипотезу эту можно считать правдоподобной, но Татищев изложил ее не как свое предположение, а как исторический факт”4. Далее Лурье пишет: “└Татищевские известия“ отражали не только политические воззрения автора. Татищев, несомненно, считал, что история должна быть учителем жизни и служить нравственному воспитанию людей”5.
Странно, опять же, что Толочко словно бы не знает работы Лурье, хотя ведь не может не знать трудов своего известного коллеги! А вот что пишет неоднократно упоминаемый Толочко С. Л. Пештич: “Развенчивая └Историю Российскую“ как источник, мы тем самым не преуменьшаем, а возвеличиваем заслуги Татищева как историка. Противоречивость формы и содержания его труда, написанного в виде летописного свода, но являющегося уже не летописью, а историческим произведением, только составленным в виде летописи, свидетельствует о самостоятельном истолковании источников Татищевым в духе его общественно-политических взглядов и в соответствии с общим уровнем развития исторической мысли в России”6. Это высказывание Пештича Толочко также не упоминает. Таким образом, неоднократно декларируемое Толочко мнение о перманентно некритичном отношении историков к труду Татищева, пожалуй, не настолько уж верно и бесспорно. Но дело не только в этом. К сожалению, ни Толочко, ни Пештич, ни Лурье, ни Рыбаков и т. д. не уделили должного внимания сравнению методов работы Татищева с методами работы его современников в России и в Европе. Поскольку такой сравнительный анализ не осуществлен, труд Татищева продолжает рассматриваться отчасти как уникальный.
Как создавал свои “известия” Татищев? Зачем он их создавал? Какими летописными источниками пользовался? Вопросы, поставленные Толочко, совершенно верны. Однако вывод его несколько, опять же, странен: “В результате открылась картина более сложная, нежели склонны были допускать. Татищев предстал в гораздо большей степени историком модерным, концептуальным, новаторским, чем то предполагает распространенный образ простоватого, но честного собирателя и переписывателя летописей” (с. 22). И снова можно повторить, что Толочко явно недооценивает то, что написано о Татищеве коллегами, современными историками.
Для того чтобы лучше понять, как работает сам Толочко, попытаемся рассмотреть часть 2 из главы 5 его монографии — “Чьими детьми были Борис и Глеб?”.
Работа, проделанная киевским историком, безусловно, интересна. Однако проблемы начинаются едва ли не с самого начала: “… об убитых в 1015 году Борисе и Глебе Владимировичах говорится как о └юных“ — весьма странное определение, если учесть, что младшему из них должно было исполниться самое малое 27 лет” (с. 446). Пожалуй, странно не то, что Борис и Глеб названы “юными”, а то, что Толочко не известно, что для средневекового хрониста общественное положение важнее возраста. “Юный”, “молодший”, “отрок”, “гулом” — означают не человека юного возраста, но человека, занимающего в социальной ориентации достаточно низкое положение. Такое положение, вероятно, занимают все же в иерархии наследников Владимира Борис и Глеб. Летопись XVI века называет матерью Бориса и Глеба то византийскую принцессу Анну, единственную “законную”, “венчанную” жену Владимира, то некую “болгарыню”. Татищев, в свою очередь, совершенно логично развивает летописное известие, делая сыновей Анны и Владимира законными наследниками. Если принять версию о том, что братья — сыновья Анны, то вполне естественно, что князь делает своими наследниками именно своих законных сыновей. Но почему-то Толочко оставляет без внимания именно логику построений Татищева! Разумеется, Татищев пытается подогнать “под свою версию” противоречивые факты, но суть-то не в этом, а в наличии стройного концептуального построения! Была ли версия о Борисе и Глебе исключительно догадкой Татищева? Трудно согласиться с Толочко, утверждающим, что Татищев не располагал летописными источниками. “Пускаясь в предположения”, как это определяет Толочко, Татищев рассуждает вовсе не потому, что не располагает источниками, а потому, что должен примирить две версии: о Борисе и Глебе как детях Анны и о Борисе и Глебе как детях “болгарыни”. Совершенно логично Татищев строит собственную версию, он решает, что “Анна” могла быть племянницей Романа, дочерью, к примеру, его сестры, выданной замуж за по-следнего болгарского царя. Эта версия, конечно, удивительно логична, ведь известно, что византийские им-ператоры часто отдавали “второстепенных принцесс”, племянниц, внучек от дочерей замуж за “варварских”, не-давно христианизированных правителей. Итак, Татищев, в сущности, знает, что делает, то есть он выстраивает свою стройную концепцию. Поэтому совершенно странен вывод Толочко о том, что версия “…Анна и есть болгарыня, мать Бориса и Глеба…” является недоразумением (с. 457)!
Здесь перед нами встают весьма сложные вопросы. Как вообще строятся версии? Вот, к примеру, столкновение двух версий о Киеве. О. Прицак полагает Киев первоначально хазарским центром, основываясь, в частности, на лингвистическом анализе топонимов. Ему в своей работе “Кочевые народы степей и Киевская Русь” возражает Толочко. Лингвистические построения Прицака Толочко опровергнуть не может и не намеревается даже опровергать их. Поэтому в ход идет своего рода “тяжелая артиллерия”: “…Не выдерживает испытания археологией и утверждение о постройке Киева хазарами не ранее первой половины IX в. Широкие исследования, осуществленные в историческом ядре города, убедительно свидетельствуют, что Киев изначально формировался как восточнославянский поселенческий центр”7. Лингвистический материал вполне доступен. Вот они — названия, имена. Что же касается материала археологического, то здесь нам остается лишь полагаться на ту самую честность составителей отчетов! И мы даже и не вправе судить их. Они ведь, так же как и Татищев, всего лишь отстаивают собственные версии. Только Татищев выглядит логичнее, нежели многие современные его коллеги!..
Самое забавное, конечно, то, на что никем не обращено внимание. Это имена братьев: Борис и Глеб. Братья — первые носители этих имен в русской письменной традиции. И тут стоит обратить внимание на одно примечание А. П. Ковалевского к “Книге Ахмеда ибн-Фалдана”: “Прозвище └Славянин“ здесь неопределенно и может обозначать просто жителя далекого севера…
Можно предположить, что это имя Барыс тождественно с именем южноболгарского царя Бориса, принявшего крещение около 864 года, от которого пошли соответствующие христианские имена у славян. Славянская форма Борис вполне закономерно происходила бы от Барыс. Однако в данном случае на берегах Волги это имя не могло быть уже славянским. По-видимому, этот └славянин“ был булгарин”8. Таким образом, возможно предположить, что “следы ведут в Болгарию”, Волжскую или балканскую. Традиция, в частности, утверждает, что Борис и Глеб — языческие имена братьев, а христианские их имена — Роман и Давыд. Вот этого Татищев не мог не знать, ведь ходил же он в церковь, читал Святцы, как всякий русский грамотный человек! Таким образом, версии Татищева о Борисе и Глебе, имеющих в одно и то же время и болгарское, и византийское (по дяде Роману) происхождение, отнюдь не откажешь в стройности. И напрасно Толочко полагает эту версию “недоразуме-нием”.
Это можно считать парадоксом, но Толочко, равно как и многие его коллеги, мыслит при анализе определенных данных не столь логично, как Татищев, что, впрочем, еще раз доказывает ценность “Истории Российской”, а также и ценность монографии А. П. Толочко, несмотря на наличие в ней и некоторых неточностей и недостатков.
Фаина Гримберг
1 В. А. Кучкин. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная история. 1996. № 5. С. 33.
2 Я. С. Лурье. Россия древняя и Россия новая. СПб., 1997.
3 Там же. С. 51.
4 Там же. С. 52.
5 Там же. С. 53.
6 С. Л. Пештич. Русская историография XVIII века. Л., 1965. Ч. 1. С. 261.
7 А. П. Толочко. Кочевые народы степей и Киевская Русь. Киев, 1999. С. 44.
8 А. П. Ковалевский. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956. С. 164.