Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 3, 2024
Алексей Дьячков родился в 1971 году в Новгороде. Окончил Тульский политехнический институт. Автор нескольких поэтических книг, лауреат премии журнала «Арион» (2019) и премии журнала «Интерпоэзия» (2020). Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Арион», «Дружба народов», «Интерпоэзия», «Новая Юность» и др. Живет в Туле.
Б.К.
Не говорить с собой, не плакать,
Не рвать рубашки без конца.
Дом пуст, разводит дождик слякоть
И лупит по доске крыльца.
Шумит листва холодным душем.
И на душе не гладь, не тишь.
Зачем кряхтишь, встаешь с подушек?
Зачем у зеркала стоишь?
Халат атласный не по чину.
С прозрачным камушком кольцо.
Найдут глубокие морщины
Себе красивое лицо.
И ты найдешь и год, и место,
Вдохнешь в апрельском Риме дым,
Сойдешься с Кипренским Орестом,
Порвешь с Сильвестром Щедриным.
Измажешь помазком щетину,
Забудешь время, страшный век.
Смеется в зеркале мужчина,
С кровавой ранкой человек.
Он хмур, он дышит перегаром,
Он улыбаться не привык.
Скажи ему: Adieu! – пока он
Не показал тебе язык.
У ПОДЪЕЗДА
В двенадцать распахнулась твердь небесная,
Посыпал дождь, как обещал прогноз.
Апрель по небу черными порезами
Кровь расплескал – зеленую, всерьез.
Над кромкой ледяной стена разрушена,
Сползают тени, кладку изодрав.
Во сне ничьем играют дети в Пушкина,
Влюбляются, стреляются – пиф-паф.
На лавке, обхватив себя ладошками,
На жизнь старушка смотрит, боже мой,
Как топчет голубь лапками затекшими
Знакомый символ, крестик меловой.
ДОБРОХОТ
Зарос огород, и вот
Жилья не видать в зазор.
Вертушка калитки от-
Сырела, как весь забор.
Туман на земле осел.
Роса поднялась давно.
Не греет почти совсем
С чужого плеча пальто.
От ужаса в голове
Сбегу, как герой кино.
Не видно тропы в траве,
Не ходит ко мне никто.
Не совесть, не скорбь, не страх,
Слезятся без слов глаза.
Молчанье не добрый знак.
Сбежать от себя нельзя.
Вернусь под дождем косым
Уставшим, почти без сил,
Почувствовав сладкий дым
На месте, где я курил.
Повесив пальто на гвоздь,
К окну обернусь на миг.
Ну что ты, незваный гость,
Стоишь, головой поник?
АРХАИКА
Мама пустошь, живая окраина,
Сдуй с винила болгарского пыль,
И плыви по дорожным царапинам
Сквозь нивяник, пырей и ковыль.
Всю неделю гудели без просыха,
По кювету собрали репей.
В отделенье приемном без воздуха
Задыхаемся с хрипом теперь.
Оптом дождь, а магнезия в розницу,
Сладким дымом пропахли люля.
В колеснице на небо возносится
В одеяниях белых Илья.
Помогли новобранцу два гаврика,
Медсестра от испуга бела.
Серпантинка из бухты Нагаева
До Костаки меня довела.
До запруды и скачущих блинчиков,
До покоя на старости лет.
До отчаянной веры язычников
В лотерейный счастливый билет.
Тишину ждет дорожка с задирами,
Торопливо хирург тянет нить.
Завершающий кадр перед титрами
Долго будет во сне приходить.
* * *
Он забирал ее из садика –
Из домика на узкой улочке.
Он ждал тех редких встреч, как праздника.
Она любила сок из трубочки.
Заливисто смеялась девочка,
Старик хихикал не по возрасту,
Когда играло солнце мелочью,
Холодный воздух медь расплескивал.
Стекло витрин ходило пятнами,
И кроны разбегались ветками…
Куда-то рай от деда спрятало
Пространство-время многомерное.
Слизнул коллапс Растяпу мелкую
В вишневом худи с модной вышивкой,
Когда в Америку уехали
Ее родители-айтишники.
Увлекся он ходьбой спасительной,
Сурепкой борется со спазмами.
Она звонит ему по видео,
О Чайна-тауне рассказывает.
О сладкой, виноградной осени
И брошенной в лагуну денюжке.
А в рыбки розовые, Господи,
Лиловые, ты веришь, дедушка?
ОТПУСК
Назови берег с рыжими соснами Грузией,
От зеленого неба ослепни на миг,
И тогда на цветные стекляшки и бусины
Всех божков обменяю алтарных моих.
За побеги рабы, за растраты начальники –
За застольем моим соберется народ.
Вот оно мое завтра, такое печальное,
Вот семья моя, душеприказчики вот.
Выступает закат виноградными гроздьями,
И шипит вдоль кустов: Ты остынь, ты остынь.
Вот руины безлюдные. Вот моя родина –
Нежилая окраина, серый пустырь.
Ненадолго прощай, до свиданья, Америка,
Я устал от чероки и сиу давно.
Поплыву, спрыгнув вниз со скалистого берега,
И уже никогда не нащупаю дно.
ЖИВОЙ
Придет к больному белая река,
Засыплет склон измятыми бумажками…
Счет оборвется после сорока,
Отпустит медсестра ладонь обмякшую.
Взмахнет крылом большой птенец в окне,
Пейзаж квадратный раскачает перышко.
А в поезде мигает свет в купе,
И в тамбуре позвякивает стеклышко.
Любой с печалью наблюдает гон
Листвы белесой за стволами голыми.
В дороге отвлекаешься легко
От горестей пустыми разговорами.
На склоне эхо слушают врачи,
Когда диспетчер кашляет по рации…
Безоблачное небо различит
Больной, очнувшись после операции.
ОСИНАТО
По утрам замерзают дома в переулке,
И тревоги глухой тяжело избежать.
Говорят, что для сердца полезны прогулки. –
Если снег не обманет, пойду подышать.
Над балконом ДК набухает лепнина,
Белый Пушкин послушных барашков пасет.
И стремительно с желтых фасадов Эвклида
Расползаются трещинки за горизонт.
Негатив детских лазилок, горок, качалок,
Крон деревьев, поэта с разбитым лицом. –
Оставляет на детской душе отпечаток
География родинок, шрамов, рубцов.
Незатейлив орнамент ограды, скамейки,
Интерната, котельной с кирпичной трубой.
Может быть, в снегопаде найдется лазейка,
Чтобы с долгой прогулки вернуться домой.