Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2023
Владимир Иванов родился в 1976 году в Городце (Горьковская, ныне Нижегородская область). Публикации в журналах «Новый Мир», «Новая Юность», «Октябрь», «Волга», «Арион», «Нева» и др. Книги стихов «Мальчик для бытия» (2009) и «Ничья» (2017). Живет в Костроме.
КИТАЙКА
Грешно губить, когда приносит –
Величиной с два кулака,
Такое на макушку сбросить,
Всяк заорет: «О, эврика!»
Во славу муссов и варений,
Ликеров и прохладных вин
Шумят плодовые деревья
И не торопятся в камин.
Дичок, притихший на отшибе,
Заглохший «золотой налив»,
Предвидя скорую погибель,
Задумчив, как иероглиф.
Он тень бросает на розарий,
Он место занимает зря,
Ни душ, ни дум не потрясая
И озарений не даря.
Лишь двое граждан без прописки
В видавших виды паспортах
В себя уходят по-английски
И гордо курят на кортах.
Довольны тем, что занимать им
Уже не к спеху лишний нал
На кильку рижскую в томате,
Печенье «Старт», сырок «Волна»…
Есть чем заесть в родном пейзаже,
Пусть кисло так, что свет не мил,
И пусть глубок в стволе пропил,
Но хватит сил поднять стакашек
За наше все, за все за наше!
Которым Пушкин раньше был.
* * *
Мы в розной плавали воде
Околоплодной,
Но, разных, нас белиберде
Учили сходной –
Где, пред кем ломать картуз,
Чалму, папаху…
Как выбирать для брачных уз
По зодиаку.
Чему еще? Да ничему –
Делить наследство,
Впадать по слабому уму
Из детства в детство.
Кто – кто, кто кот, кто шалопай,
Без снисхождений,
Всех отсечет речной трамвай
От отражений.
А речки нет – не унывай,
Ведь снова ржавый
Войны заводится комбайн
В углу державы.
«Роди обратно» – хохма, стеб
И шанс, быть может!
И вновь за нами хоть потоп,
И перед – тоже.
НА ПРОГУЛКЕ
Пинаем с папой голубей,
Грачей, ворон и чаек
За то, что птицы, всех слабей,
Живут и бед не чают.
Кидаем хлеба и зерна
Им, типа, для прикорма.
И те, дурашки, прямо к нам
Сигают с крыш покорно.
Собратьев тушки не страшат
Доверчивых пернатых.
Их ночью кошки потрошат,
Им тоже кушать надо.
Вот нас закладывать бегут
Старушки к постовому.
А им в ответ: «Яволь. Зер гут» –
Сейчас не до того, мол.
Кого-то в маечке «За мир!»
Пихают в обезьянник,
Шлют лесом сердобольных мымр.
И дальше мы буяним.
Плюем на мир и на войну,
Но все же для плезира
Орем в два голоса: «А-ну,
Который Голубь Мира?!»
* * *
Носи по мне траур два года,
Лишь долу при встрече глаза.
«Похожего тьма здесь народа», –
Турист из Пекина сказал.
Вот именно! Вот и не надо
Во всяком меня узнавать.
В купальнике черном наяда,
Фарватер свой мимо фарвать.
То улей ютился, то кокон
С тобою под крышей одной,
Ходил, как лунатик, из окон
И ты, как сурок мой – со мной.
Теперь это мифы, фантомы –
И ты, и, тем более, я.
Где линия рдела разлома,
Зияет овраг забытья.
Кого, как ребенка из сада,
Из ада летишь забирать?
Взгляни – под тобой автострада,
И голос напрасно не трать.
Два года, мой ангел, два года…
Откуда я взял эти «два»?
Потом выходи за кого-то,
Вей гнезда, мышкуй, как сова.
* * *
Стучат дождинки-градинки
По голой по спине,
Мы пляшем, пляшем с Наденькой,
Как янки на Луне.
С апреля зной, как в кратере –
Ощерились верха,
Жара, как на экваторе,
И в озере – уха.
Пекло до исступления,
До одури пекло.
Народонаселение
Спасалось, как могло.
А как оно спасается?
Оно известно как –
Гибрид Мазая с зайцами,
Все в наших, мол, руках.
Льют белую за шторою,
Первач под лопухом.
Глядишь, бегут за скорою,
А следом – за венком.
И вдаль – на легком катере!
Но катер на мели –
И жизнь послали к матери,
И в смерть не догребли.
Мы пляшем, пляшем во поле,
Кричим: «Смелее лей!»
В пожаре ли, в потопе ли
С надеждой веселей.
Упорством вдохновленная,
Природа к нам щедра.
Шкварчим, как сталь каленая:
Нет худа без добра!
СОСЕДКА
Как лампочка, вобрав извне всю тьму,
Пускай не всю, лишь емкости согласно,
Слепая улыбается тому,
Что тьма прекрасна.
Мы с ней знакомы, это значит, мы –
Часть тьмы, да-да, но не спеши пугаться,
В той тьме мы ослепительней зимы,
Светлей акаций.
Ее глазами на себя смотри,
Любуйся, так сказать, но с нею, кроме
Погоды, ни о чем не говори –
Скрывай, что темен.
В ПУСТОМ КАФЕ
Коготок Аленушки-сестрицы
Гаджета царапает экран.
К ней подсесть никак не расхрабрится
О родстве вдруг вспомнивший Иван.
Он сюда одной ногою вышел
Из живых и электронных книг,
Смутно прозревая, что не выжил
В нравственных метаниях своих.
Если не годишься в Монте-Кристы
И не той горючкой бак залит,
Плед накинь, прикинься интуристом –
Черта ль мне до ваших, мол, коррид?!
Башмаком мотай, слегка на взводе,
В такт БГ излюбленным местам…
А ее фарфоровый заводик
Лыбится, как падла, всем постам.
К вам претензий не было и нету
В час, когда тонка до звона нить
Та, что держит на весу планету,
И уже готова уронить.
Ни ее тупому интернету,
Ни твоим возвышенным соплям
В небе не застопорить монету,
Не отсрочить сочное «блям-блям».
Говорят: «Вот раньше были люди!»
Мы везде себя лишь застаем.
Судный День, и Мир дрожит, как студень,
Но на чай без лихости даем.
* * *
Въезжают люди, начинают жить.
Мне нравится бродить у них под носом,
С тем трепетом считая этажи,
С каким изгнанник тянется к березам.
Я всюду жил, да только позабыл.
Читал сынишке, люстру где-то вешал…
Я из окна рассветного любил
Расслышать залп лирический скворешен.
Пусть ни на что не сохранил я прав
Здесь, окромя пичужьей перестрелки,
На свалку выносимый книжный шкаф
Оставил шрам глубокий на побелке.