Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2023
Анастасия Бугайчук родилась в 1996 году в Обнинске (Калужская область). Окончила Московский государственный университет печати им. И. Федорова. Редактор двух альманахов литературной студии «Полиграфомания». Публикации в журналах «Новая Юность», «Прочтение», на сайте «Полутона» и в других изданиях. С 2013 года живет в Москве.
* * *
излишки памяти
заусеницы истории
мелкие неурядицы
незаметных людей
если можешь
не спрашивай ни о чем
слова на свету
рассыпаются как горох
шелестят внутри
просятся подышать
ничего не могу удержать
ничего спасти
хоть трава не расти
хоть расти
* * *
клубилось бесплотное и тяжелое
на чужой территории с нерезким запахом,
бабушка плакала, мама плакала, я летала,
ничего не знала, себя не слышала, пропускала
потоки воздуха, дурь небесную, синь проточную;
это не точно, но я бы хотела прожить все заново
маленьким мальчиком
жуком-короедом
березовой почкою
чтобы не видеть
как мало любви
осталось нам
* * *
Записываю слова не чтобы проговорить,
но чтобы они, отпущенные,
преломлялись в другом человеке.
Приснилось, как некогда близкий друг
написал посредине ночи:
«Настя, все хорошо, и хрен с ним,
но как мне разобраться,
где в России утро, а где в ней ночь?
Постоянно светло, ничего не могу понять».
Я просыпаюсь, морщусь и снова
проваливаюсь в сон,
хватаю своего друга за руку,
подбираю слова,
чтобы не выглядеть дурой,
но все растворяется
в этом названном свете,
существующем в одной его голове.
Так и сцеживаю свою радость по капле,
я бы только спала, спала и спала,
разговаривала во сне
со стекляшками и воробьями,
необозначенными друзьями,
которые подразумеваются.
Маленькие-маленькие воробьи.
Сколько ни говори –
речь уводит в сторону,
завязывает узелок,
задергивает шторку.
А мне бы хотелось
ранним январским утром
открыть окно
и долго-долго молчать
в пространство двора,
в синее тревожное ничего,
наливающееся нежностью,
медленной, как мой друг,
исчезающий, незаметно перелетающий
с ветки на ветку,
из жизни в другую жизнь.
* * *
есть несколько смертей,
которые сделают меня абсолютно несчастной,
и даже их я переживу.
ведь все вещи на свете приходится переживать
и пережевывать,
как невкусную,
но полезную пищу.
вот и ваша воображаемая смерть,
которая непременно наступит, –
что-то вроде обязательного приема пищи:
ложечка за маму, ложечка за папу,
вставшая костью в горле
твоя маленькая розовая смерть,
обуглившаяся по краям.
думаю, было бы здорово
подготовиться к ней заранее,
принимать дозированно,
усваивать твою смерть день за днем,
год за годом,
пока она не станет частью моей экосистемы,
не будет высеиваться на анализах.
ничто другое в принципе примирить меня
с твоим существованием
не умеет.
* * *
красота, покинувшая пределы контроля,
море, вышедшее из берегов,
черный реющий флаг
над дистиллированным пространством мысли.
мы всё еще здесь,
за этой решеткой вен,
в Латвии и Литве,
Польше, Чехии и Москве,
Воронеже и Калининграде.
и воздух такой, что можно скатать мякиш
и кинуть им в затылок мальчика,
сидящего впереди.
я люблю тебя – в переводе на наш язык:
прошу тебя, главное, не оборачивайся.
вряд ли я сумею сказать тебе что-то важное.