Публикация и вступительное слово Александра М. Бродского
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2021
Ольга Бешенковская (1947–2006) родилась в Ленинграде. Окончила факультет журналистики Ленинградского государственного университета. Работала в заводской газете, впоследствии кочегаром. Автор нескольких книг стихов. Публикации в журналах «Октябрь», «Звезда», «Нева», «Зарубежные записки» и др. С 1992 года жила в Германии.
Ольга Бешенковская приходилась мне двоюродной сестрой. Она была десятью годами младше, и мне довелось видеть, как она росла, читала философские работы, книги по истории, изучала труды Соловьева и Бердяева, эстетику античного мира. Она заочно окончила ЛГУ, занималась в известной литературной студии Давида Дара.
В предисловии к своей первой книжке Ольга написала: «Мы, дети, царили в александровских креслах ленинградского Дворца пионеров, где, среди прочих кружков, особенно славился клуб юных поэтов, и никто не взимал с родителей плату за износ позолоты и мрамора и даже за обучение… Дворец пионеров был, если так можно выразиться, “поэтической Снегиревкой”: здесь, благодаря отеческой заботе советской власти, родилось целое поколение противостояния ей».
Не было в российской поэзии тех трудностей, через которые не прошла бы эта талантливая поэтесса. Став журналисткой, Ольга работала в заводских газетах – до тех пор, пока не обратила на себя внимание КГБ. И работать в советской печати ей раз и навсегда запретили.
Жить на пенсию престарелых родителей Оля не желала. Устроилась кочегаром в газовой котельной – как и многие тогда литераторы и художники неофициального искусства. Сутки – работа, три – отдых. Впрочем, отдыха у нее не было. Она училась сама и учила других начинающих поэтов. Организовала в Ленинграде беспрецедентный самиздатский журнал ТОПКА – «Творческое объединение пресловутых котельных авторов».
Стихи свои Ольга публиковала в неофициальных журналах «Часы», «Обводный канал» и других, начавших появляться в ленинградском андерграунде. И стихи пошли по рукам.
«Пожалуй, никто из диссидентов так горько и несамооправдательно не исповедался, как Ольга Бешенковская. Она это сделала за них за всех. Она, в сущности, была диссиденткой нравственной, то есть просто жила не по лжи, не участвуя в конспиративно-организационной деятельности, в громогласных “акциях протеста”, куда заранее приглашали иностранных корреспондентов. Само дыхание нравственных диссидентов, даже если они так себя не называли, составляло все уплотнявшийся воздух духовного сопротивления». Так написал об Ольге ленинградский поэт Виктор Кривулин.
Она изредка выступала, рукописи складывались в стол. Ее не публиковали, хотя и заметили: о ее стихах с похвалой отозвались Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский.
В котельной Ольга проработала почти двадцать лет. Мать убеждала ее подписываться фамилией Бродская. Она отказалась: один Бродский в поэзии уже есть.
С началом перестройки Бешенковскую стали публиковать «Октябрь», «Звезда», «Новый мир», последними – питерские «Нева» и «Аврора».
«Я предвижу злорадство “писателей”, укравших у меня литературную жизнь (писателей в кавычках и скобках, потому что писатели без кавычек и скобок могут слямзить библиотечную книгу, но не чью-то судьбу) и обиженных на то, что им об этом сказали, – писала Бешенковская. – Не обольщайтесь! Мы, уехавшие последними, угодившие в “колбасный вагон” и не слишком радушную атмосферу переполненного дармоедами капитализма, еще скажем свое слово. И о себе, и о вас, и о мире, который все же увидели. А ведь могли так и помереть с необъяснимой ностальгией по Западу… Необъяснимой, потому что не только мы, но и заранее заготовленные для нас судьбой гены там не бывали…»
Эти горькие слова были написаны тогда, когда уже не было выбора. И все подталкивало к тому, что пора уезжать: из-за самого настоящего голода, из-за болезни сына, неустроенности и тоски новых времен. Даже обитать негде было: в единственной комнате коммуналки все дышало памятью о родителях и ненавистью соседей к писателям-интеллигентам.
С 1992 года Ольга жила в Германии, осела в Штутгарте. Организовала журнал русскоязычных писателей «Родная речь». Выступала на радио «Свобода», на Би-Би-Си, рассказывала о неподцензурной литературе западным и российским слушателям. Писала стихи по-немецки и переводила для немцев свои собственные. Немецкий, говорят, изучила в совершенстве. Возможно, поэтому стала первой русскоязычной писательницей, принятой в общегерманский союз писателей.
Ее последняя, хорошо изданная в Нью-Йорке книга «Беззапретная даль» вышла в 2006 году. В том же году Ольга умерла от рака легких. Ей было всего пятьдесят девять.
Александр М. Бродский
НОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО
Как торжественна музыка в 24 часа…
Даже можно поверить, что наше злосчастное время
Называют великим… что были и мне голоса,
И утешно взывали тянуть эту лямку со всеми.
Где еще так пирует, как в нашем раю, нищета!
Полыхает судьба в закопченном подвальном камине.
Мы свое отгорели. Нам черные риски считать…
И котельных котят неприрученной лаской кормили…
Что российским поэтам на ярмарке медных карьер,
Где палач и паяц одинаково алы и жалки…
О, друзья мои гении: дворник, охранник, курьер,
О, коллеги по Музе – товарищи по кочегарке!
Что играют по радио? Судя по времени – Гимн…
Нас приветствует Кремль в преисподних ночных одиночках…
Мы уснем на постах беспробудным, блажным и благим,
И слетятся к нам ангелы в газовых синих веночках…
Г.С. СЕМЕНОВУ
Эти черточки, точки, черты
Грустной Родины – взгляд запрокиньте,
Крылья чаечьи – черные рты,
Что размножены на ротапринте.
И оберточный серый туман
(Изомнется, пропитанный влагой)…
Это все нелегальный роман,
Осужденный остаться бумагой…
Д.А. ГАРБУРУ
О смерти – рано… Поздно – о любви.
Жизнь пересохла как зубная паста.
Не пошлость ли: салатом Оливье
Закусывать печаль Экклезиаста?..
Свеча горела… Все еще горит…
Сквозняк росток светящийся колышет…
Блажен, кто о пустом не говорит:
Он, может быть, сподобится… Услышит…
* * *
Папа видел Берлин в 45-м году,
И с тех пор никогда не хотел за границу.
По горячим камням, не касаясь, иду,
И темнеют готически острые лица.
Мы похожи с тобой на дневных мертвецов,
Что слоняются между жующих сосиски…
Выпьем, брат мой немецкий, за наших отцов
И за их холодящие кровь обелиски.
* * *
Не могу отрешиться от горестной нашей судьбы…
Поднял каменный лев волевую угрюмую лапу…
Больно плакать и петь. Бесполезно идти к эскулапу.
Как ты давишь, о Рим, мы варяги твои и рабы.
Что нам радости в том, что могучи твои колоннады.
Только злее трещат под классической ношей хребты…
Приходи же, о Рим, поскорей в неизбежный упадок,
В грязь лицом упади с высоты…
Вот тогда-то и пустим по кругу певучую чашу
И расслабим запястья в наручниках типа «Заря»…
Здравствуй, нищее время, божественно голое, наше!
Мы явились и жили не зря…
Публикация Александра М. Бродского