Перевод с английского Марины Эскиной
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 3, 2021
Перевод Марина Эскина
Ричард Уилбер – американский поэт и переводчик. Родился в 1921 году в Нью-Йорке. Учился в Амхерст-колледже. Лауреат Национальной книжной премии и Пулитцеровской премии. В 1987 году был избран Поэтом-Лауреатом США. Преподавал в Гарвардском, Веслианском и др. университетах. Умер в Белмонте (Массачусетс) в 2017 году.
Марина Эскина – поэт, переводчик. Родилась в Ленинграде. Окончила физический факультет Ленинградского государственного университета. Автор четырех книг стихов и книги детских стихов на английском языке. Автор публикаций в российской и зарубежной периодике. Стихи переведены на английский язык. С 1990 года живет в Бостоне.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Ричард Уилбер (Richard Wilbur, 1921–2017) – один из наиболее почитаемых и признанных американских поэтов. Уилбер родился в Нью-Йорке, учился в Амхерст-колледже, начинал как журналист. К поэзии его повернул солдатский опыт Второй мировой войны. Первый сборник, “The Beautiful Changes and Other Poems”, вышел в 1947 году, а уже третий, “Things of This World”, сделал его лауреатом сразу двух престижных премий – Национальной книжной и Пулитцеровской за 1957 год. Невозможно перечислить все награды и титулы Уилбера. В 1987 году он был избран Поэтом-Лауреатом США. Преподавал в Гарвардском, Веслианском и других университетах. Он также известен как блестящий переводчик комедий Мольера и трагедий Расина и автор остроумных детских книг “The Disappearing Alphabet”, “Opposites” и др.
Я работала в библиотеке юридического факультета Гарварда, когда у нас появилась молодая сотрудница Амелия Уилбур. На рабочем столе дома у меня лежали листки, вырванные из журнала «Нью-Йоркер», с приглянувшимися стихами. Один из них – «Ежевика для Амелии» Ричарда Уилбера. Молодая сотрудница оказалась той самой Амелией. Я, не откладывая, перевела посвященное ей стихотворение. Амелия рассказала, что в семье очень интересуются русской культурой и литературой, и предложила показать мой перевод Уилберу. (Позже я узнала, что в начале 60-х Уилбер побывал в Советском Союзе, встречался с Эренбургом и другими писателями. Потом Уилбер переводил Ахматову, Вознесенского и Евтушенко.) Последние 50 лет поэт жил на «ферме» в крошечном городке Каммингтон, недалеко от Бостона, внучка его навещала. Теперь на листке из «Нью-Йоркера» есть автограф. Появились и новые переводы.
Мой интерес к Уилберу был не случаен, его выделяли Набоков и Бродский, переводили Андрей Сергеев, Григорий Кружков. Но, прежде всего, меня привлекали поэты, использующие «классические» формы и рифму, а Уилбер владеет ими виртуозно. Возможно поэтому Бродский перевел несколько стихотворений Уилбера еще в Ленинграде. Уилбер, сам блестящий переводчик, был благодарен молодому поэту и вернул долг, замечательно переведя несколько его стихотворений, в том числе знаменитое «Шесть лет спустя». Их знакомство произошло уже в Америке, после приезда Бродского, и взаимное уважение переросло в дружеские отношения.
Мне очень близко переводческое кредо Уилбера с его строгостью и упорством в передаче формы и духа оригинала, с пристальным вниманием к каждому слову. Такими я старалась сделать и свои переводы.
ЕЖЕВИКА ДЛЯ АМЕЛИИ
Вдоль каменных оград и троп лесных
Ожили прутья, мертвые вчера,
Раскрылись свежих листьев веера
Под сводами побегов молодых.
В колючих зарослях июнь зажег
Молочно-белые, в пять лепестков,
Скупые звезды крошечных цветков,
Расбросанные вдоль и поперек,
Как звезды, что от нас несутся прочь,
И говорят, чем дальше, тем быстрей,
И те, кто это чувствуют острей,
Нам беспросветную пророчат ночь.
Великих перемен мне не видать,
Но я увижу августа труды,
Нальются ягоды, сойдут цветы –
А терпко-сладких ягод стоит ждать –
И надо, чтобы птиц опередить,
Два кузовка мне приготовить впрок,
Рубаху в пятнах, прятать кровь и сок,
И внучку для беседы пригласить.
ВОРОНЬИ ГНЕЗДА
За лугом группа стройная дерев,
Все летние шторма преодолев,
Как галеонов островерхий флот,
Над сеном разлохмаченным плывет,
Открыты ветру, мчатся всё быстрей,
Надуты паруса до верхних рей.
Нам не узнать безлистою порой
Те корабли, они, как рейд зимой, –
На голых мачтах мокрой снасти гроздь,
И ясен силуэт вороньих гнезд.
СОВЕТ ПРОРОКУ
Когда ты придешь, как случиться должно, в наш город,
От повторения очевидностей очумев,
Не пророча нам гибель, скрывая гнев,
Божьим именем заклиная пожалеть тех, кто дорог,
Не запугивай нас оружием мощным и дальнобойным,
От бесконечнoй цифири избавь, не взрывай наш разум;
Близоруки наши сердца, и дойдет не сразу
Страх до них перед чем-то странным и беспокойным.
И еще, не грози нашему племени скорым концом.
Эти края без нас нам и не снятся,
Солнце будет просто гореть, листья без нас волноваться,
Камень застынет с окаменевшим лицом?
Просто скажи, что мир изменился. Нам осознать не дано
Невидaнное, но понятно, чем чревата гроза
В громыхающей туче, или как от мороза чернеет лоза.
Мы поверим тебе, лишь видя в окно
То, что ты предсказал – уходит робкий олень
В совершенную тень совершенно неслышно,
Жаворонок ускользает от взгляда всё выше,
К ледяному утесу прижалась сосна, что ни день
Ослабляя объятье; подобно Ксанфу, все реки вдруг
Воспылали, и форель в них сошла с ума,
Оглушенная моментально. Что нам жизнь сама,
Без голубки вернувшейся, без дельфиньих радужных дуг,
Без всего, что держало нас, нами пело?
Спроси нас, пророк, что нашу жизнь продлит,
Если природы живой язык дребезжит
И рассыпается, если треснуло и помутнело
Зеркало, глядя в которое, сбросив хитин,
Цикадой заливалась душа, розой любовь называлась,
Честная храбрость скакуном вздымалась,
А мы узнавали, кто мы есть или кем быть хотим.
Спрашивай нас, спроси: беспризорной розой
Не замрут ли сердца в груди; устоит ли величье судьбы,
Когда бронзу истории сбросят дубы,
Расспроси, пока нас еще не смутили угрозы.
В ГЛУХОМ ЛЕСУ
В глухом лесу вдруг озадачат взгляд
Четыре мощных клена, вставших в ряд,
Как будто здесь, столетие назад,
Их высадили затенить фасад
Большой усадьбы, или на краю
Дороги, поискал там колею,
Следов дороги старой не нашел
Я вдоль стволов. Не предъявил подзол
Квадрат фундамента. Путем своим
Побрел я дальше, лесом одержим.
Причудливы сплетения ветвей,
Спирали шишек и рисунки пней,
Весь этот мир лесной – подарок щедрый,
Только не наших черствых геометрий.
PАЗВИВАЯ ЛАМАРКА
Среда формирует орган
Не из глазниц исходит этот свет,
Ошиблись греки, не лучится взор,
То было солнце, что зажгло ответ
Двух наших глаз, двух голубых озер,
Не ухом первый звук предвосхищен,
Но песня птиц свила зародыш уха,
Как из гекзаметров воспрянул Илион,
Звучащий мир настроил орган слуха.
Твердость скалы, воды податливость,
Плод ядовитый, розы обаянье,
Вот что снабдило осязаньем кость
И пробудило вкус и обонянье.
Все чувства нам нечаянно даны,
Ракушку равновесия колышет
Волнами мысль над бездной глубины,
И тело умное плывет, как дышит.
Расчеты Ньютона к нам приближали
Вселенский хор неведомых миров,
И головы кружил нам шквал желаний,
Предчувствуя Сирен манящий зов.
Перевод с английского Марины Эскиной