Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2021
Людмила Херсонская – поэт, переводчик. Окончила Одесский государственный университет. Публикации в журналах «Новый мир», «Знамя», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новый Берег» и др. Живет в Одессе.
* * *
Говорила старая мать:
– Стариков надо обнимать.
Отчего Ильиничну ломает?
Ее старую никто не обнимает.
Не прижмет к себе, не дотронется,
У нее температура и бессонница.
Хоть проси кого прийти и обнять ее,
Хоть плати кому за это занятие…
У нас, у стариков, другие косточки,
Хрупкие, болючие, острые,
У нас что ни кровать, то давят досточки,
Колются простыни.
Вот и кот твой старый, гладишь с отвращеньем,
Шерсть клоками, перевернутая миска,
Он ладонь твою считает угощеньем,
Уши лысые, худой несчастный киска.
И глаза его закисли, и хромает,
А смотри ты, так и просит на колени.
Вот Ильиничну никто не обнимает,
У нее теперь до смерти воспаленье.
Может, доктора бы к ней с хорошим стажем,
Обними, мол, эту старую старуху?
Будто сам, а мы Ильиничне не скажем,
Или ты скажи, а мне не хватит духу…
* * *
Кто я? В ветхих карманах дождь,
веко дергается, пальцы в дрожь,
ноги вместе да ходят врозь,
ты только ничего моего не трожь.
Расстелю газетку что-нибудь есть,
открою кран что-нибудь пить,
и пока я буду сидеть здесь,
не переставай, пожалуйста, меня любить,
не переставляй, пожалуйста, мои башмаки,
не перелицовывай мой пиджак,
не распускай шарф, не штопай носки,
не ищи отложенный на счастье пятак,
ничего моего не отнимай,
не спрашивай меня, как тебе быть,
не стой за моей спиной, не мой меня, не обнимай, –
только не переставай, пожалуйста, меня любить.
* * *
Какому-то сладко-больному, бояться не надо,
достались два краника ржавых, два ржавых от ада,
открыл, повернул и по капле по ржавой, по ржавой
из ада беда засочилась под супердержавой.
И все пропиталось бедой и бедою намокло,
и все леденело бедой на погоде промозглой,
и все пробирало от мозга костей и до мозга,
и трескались хрупкие люди как хрупкие стекла.
А мутные люди мутнели от ада, от ада,
а тусклые люди тускнели от ржавого взгляда,
и все запотевшие люди во время метели,
как в самое жаркое время, опять запотели.
По капле, по капле, по рюмочке адской водицы,
по клювику кровью, по горлу рябой голубицы,
по капле войны, по стакану войны, под закуску,
по пуску ракеты, по ржавому адскому пуску.
И черную землю, и красную землю из глины,
окутывал запах паленый и запах козлиный,
и много всего, что могло убивать, убивало,
и все было мало…
* * *
Пуля в человеческой шее выглядит как вшитый глаз,
как будто человек смотрит глазом из затылка своей судьбы.
Кто стрелял в спину? Кто отдавал приказ?
Кто будет хоронить и почем гробы?
Все человеческое начинается и заканчивается войной.
Кто бы ни наступал, не поворачивайся спиной.
Говорит Господь: – Это от того, что народ Мой глуп, не знает Меня,
неразумные они дети и нет смысла у них.
А дети думают, что они крепки, как броня,
что их массово шьют и на всех хватит портних –
эти латают дыры, сшивают шейные позвонки,
пришивают оторванные пуговицы от руки.
А Господь говорит: – Они умны на зло,
но, – говорит Господь, – не умеют делать добра.
А неразумные дети, если выживут, думают, повезло,
А если умрут, думают, это было вчера,
а сегодня уже другой день,
и портнихи стоят с покрывалом и говорят: – Надень.
Долго ли видеть знамя, слушать звуки трубы?
Что за зверь пробудился? С кем воюет спецназ?
Кто стрелял в спину? Кто отдавал приказ?
Кто будет хоронить и почем гробы?
* * *
– Не маши, – просят из могилы, – не маши деревянным мечом,
Слезь с лошадки, сломано колесо.
– Не мешай, – просит, – мамочка, – отодвигает могилу плечом, –
Делает умоляющее лицо.
Но мамочка еще при жизни была строга,
Он бежит в темноту, тычет в прохожих палкой.
Хнычет, волнуется, воюет на стороне врага,
Падает с лошадки, старый, больной, жалкий.
* * *
ты это ты ребенок, который хотел во дворе играть,
там вождь индейский и враг, с которым биться и умирать.
возьми себе на мороженое и больше не трать.
не рви штанишки
но ты это ты ребенок, идешь в дозор,
ты будешь индеец кампо Орлиный Взор,
или лучше всего Соколиный, не Взор, а Глаз
в чужие кусты не лазь,
не пачкай ладошки
но ты это ты ребенок. индейский вождь
не шлет за тобою отряд, на улице дождь,
не шлет за тобою зонт, мамин непромокаемый капюшон,
ты всего лишен.
намокли сандалии
но ты это ты ребенок. зубы сцепив,
бежишь по лужам, по прериям, по степи,
дети ушли домой, они не будут с тобою играть.
они оставили тебя умирать.
только ты это ты. ребенок. Соколиный Глаз имя твое,
зажмурь соколиный глаз, подними копье.
мамы не ругают индейцев, они пришьют к штанам бахрому,
отмоют ладошки, высушат сандалии. иди, я тебя обниму