Вступительное слово и перевод с английского Санджара Янышева
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2020
Перевод Санджар Янышев
Роберт Фрост (1874–1963) – классик американской поэзии XX века, единственный поэт, четырежды удостоенный Пулитцеровской премии, самой престижной литературной награды США. Его творчество воспринималось как вызов «поэзии отчаяния», которая стала преобладающим веянием в годы после Первой мировой войны, и как олицетворение архаизма, принципиально отвергающего художественные искания, отмеченные духом экспериментальности.
Санджар Янышев – поэт, переводчик, музыкант. Родился в 1972 году в Ташкенте. Автор книг: «Червь» (СПб., 2000), «Офорты Орфея» (М., 2003), «Регулярный Сад» (М., 2005), «Природа» (М., 2007), «Стихотворения» (М., 2010), «Умр. Новая книга обращений» (М., 2017). Живет в Москве.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Перевод стихов, на мой вкус, – это ПЕРЕСОЗДАНИЕ, когда текст полностью разбирается на элементы и заново собирается на новой почве, с новыми основаниями: задача вполне шахматная (для тех, кто понимает). Почти все переводы Фроста грешат желанием скрупулезного следования оригиналу (при этом довольно часто меняется стихотворный размер – дань советской переводческой школе, которая тоже с этим особо не миндальничала), в результате теряется их естественная «разговорность» [1].
Фрост для американцев – мужик с соседней фермы, эдакий деревенский философ (ну да, буквально «от сохи») со своей причудливой думкой, обманчиво простой. Суровый и нежный одновременно. Как природа Новой Англии.
Высокий штиль и любого рода книжность, вроде «сомнений, не исчерпанных до дна» в прежнем переводе «Бука», для данного поэта – как дирижерский фрак на пахаре. Впрочем, и Фрост порой прикладывает к своим героям манишку «городской» (университетской) культуры. Итак.
БУК
Представь невидимый пунктир –
Отсель досель; ориентир
На поворот – игла стальная
Как бы вершиною угла…
Торчит во мраке та игла,
А рядом смотрит не мигая
Свидетель: дерево с одним
Глазным порезом – только им
Я утвержден в своих пределах.
Не так же Правда ли дает
Сомненьям мутным укорот –
Недвижная, но всё при деле?
ЗАКРОЙ ОКНО
Закрой окно – и пусть молчат поля,
Пусть мечутся деревья в тишине.
Птиц все равно не будет, и земля
Поет не мне.
О, сколько голосов еще внутри
Меня застынет, будто в наказа…
Закрой окно, слух затвори – смотри
Во все глаза.
РВАНЬ СНЕГА
В углу двора – вот эта рвань.
(Обмылок света.)
Как бы дождем изжаленная ткань
Газеты.
Пыль угольная, грязный пот:
Петитом набран
Вчерашний новостной компот;
Точнее – навран.
СНЕЖНАЯ ПЫЛЬ
Тот вран, что с ветви
Внезапно взмыл,
Летучим светом
Меня омыл.
Был час постылым –
А стал простым.
Был день бескрылым,
А стал – ТАКИМ.
ПАСТБИЩЕ
Я лишь слегка почищу наш родник:
Листву пограблю; только постою,
Как чист – понаблюдаю на краю.
Я скоро. Тоже приходи.
Я за теленком только – и назад.
Он там стоит под мамкой, и одно,
Кажись, дыханье валит его с ног…
Я скоро. Тоже приходи.
МГНОВЕНЬЕ ДЛИТСЯ
«Что это было? – замер. – Темный лес –
И вдруг пятно белесое… Не призрак?»
(Да, в марте каждый зрительный каприз
приветствуешь как перемены признак.)
«Окстись, прими обетованный рай
во всем великолепии! Иначе –
вообрази: вперед апреля май
расцвел – день грянул среди ночи».
Мы постояли: впечатленный друг
Самообман берег нехитрый свой.
А после я признался: это бук,
С умершей не расставшийся листвой.
НЕ ВЗЯЛИ
Побудьте, говорят, пока вот тут,
Раз облажались, как вас там… понятно?
И вот мы прибираем свой закут,
Гадая: приплывут, но не спасут.
Или спасут. Но уплывут обратно.
ПАХАРЬ
Смеются: плуг – чтоб снег пахать…
Не в смысле – сеять или жать;
Тут горький, как бесплодье, грех:
Разделать землю под орех.
ВЕРНОСТЬ
Нет большей верности, чем сущий
Порядок меж волной и сушей:
Та век за веком набегает –
А эта знай себе считает.
ЖИВЕЙ НЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ МЕРТВЕЙ
Дождь ветру: «Не жалей!
Как смерть меня развей!»
И вот по клумбе он со всей
Так лупит мощи, что – ей-ей! –
Мертвей не хуже, чем живей…
Побуду-ка я с ней.
ПТАШКА
Летела бы, что ли, куда-нибудь, чем
Всю ночь верещать под окном ни о чем.
Ну, я шуганул ее, чтоб не пела,
Одним хлопком (веришь, накипело!);
А после подумал: чего это я? –
Будто под хвост угодила шлея…
И в целом: как-то неправильно вот
Так затыкать чьей-то песне рот.
СЛАДКАЯ БОЛЬ
Я песню нес, и чудотворный лес
Ее впитал гремучею листвой.
И ты пришла (мне это снится) – твой
У края леса образ, как порез,
Под кромкой веток чудился: не без
Помех, но полный нежности, живой.
Ты медлила: ступить ли внутрь, за мной…
Ты чуяла, что я уже не здесь.
«Пусть сам меня поищет, раз он так…
Пусть исправляет то, что натворил…»
Я в двух шагах стоял, но я хранил
Молчание как боль, как артефакт
Того, что вот, я рядом, и не след
Шуметь: мы здесь в той мере, что нас нет.
Перевод с английского Санджара Янышева
[1] См. также эссе «Фросту Фростово» (Новая Юность, № 5, 2020): http://new-youth.ru/upload/iblock/df2/7_%E2%84%96158_%D0%AF%D0%BD%D1%8B%D1%88%D0%B5%D0%B2.pdf