Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2020
Наталья Резник родилась в Ленинграде. С 1994 года живет в Колорадо (США). Публикации в журналах «Арион», «Нева», «Интерпоэзия», «Новая Юность» и др.
* * *
Прямо за воротами у второй парадной
Жду тебя безропотно сорок первый день.
Жарит пекло адское, а в раю прохладно.
Приходи из ада в рай, курточку надень.
Знаю, что загружен ты адскими делами,
Занятость чертовская, там не до любви.
А у нас бездельники хлопают крылами.
Приходи из ада в рай, пропуск предъяви.
О, как здесь безоблачно, рай на небе сущий,
Ах, как добродетельны все до тошноты!
Приходи без пропуска, в нашей райской куще
Будет двое грешников адских: я да ты.
Водят тут отарами грешников прощенных.
Только непрощенного встретить не дано.
Приноси каких-нибудь книжек запрещенных,
Притащи крамольное, вредное кино.
Но учти: в безвременье вечности не будет.
Может статься, выпадет несколько минут.
Праведники встретят, вычислят, осудят.
Если в ад не вышлют, то в раю распнут.
* * *
Я рассказала гуманоиду,
Приняв немаленькую дозу,
Что удаляли аденоиды
Советским детям без наркоза.
Спросил он с ласкою отеческой:
– Да как же выживали дети
На этой к жизни человеческой
Не приспособленной планете?
– Ах, ты, глаза твои бесстыжие,
Что ты в планетах понимаешь!
Да мы на ней не просто выжили,
А нас и ломом не сломаешь.
Мы в издевательствах бесчисленных
Наверняка сильнее стали.
А в испытаниях бессмысленных
Мы закалились крепче стали.
Да я свою планету гордую
Не вспоминаю без веселья.
Он мне налил рукою твердою,
И я заплакала под зелье.
* * *
Хочешь, в страну невозвратной скорби
Вместе поедем с тобой однажды?
Много ли надо в походной торбе:
Водки для утоленья жажды,
А на закуску возьмем салями
Или – хочешь – дешевой польской.
Денег еще не забудь – рублями.
Ну и мой значок комсомольский.
Там не будет нас беззаботней,
Там заживем с огоньком и песней.
По субботам – всегда субботник,
По воскресеньям всегда – воскресник.
Ровно в девять – программа «Время»,
Через дорогу – мой садик детский.
В общем, поедем туда на время,
Если паспорт найдешь советский.
СТАРУХА
Вот идет по улице старуха,
Разгребая палкой грязный лед.
У нее морщинистое ухо,
На губах обветренных налет.
У нее в тяжелых венах руки,
Сгорбленная жалкая спина.
Нету никого у той старухи,
Ковыляет старая одна.
Дома у старухи телевизор,
На плите остывшая еда,
Потому что к ней соседка снизу
Помогать приходит иногда.
У экрана долгое сиденье
И бутылка кислого винца…
Та старуха – вечное виденье
Моего грядущего конца.
* * *
Я сочувствую педофилам,
Как их, бедных, ни назови,
Потому что им не по силам
Вдруг избавиться от любви.
Вдруг избавиться от влеченья,
Не рассказанного жене.
Вам бы этакое мученье –
Вы бы дыры грызли в стене.
Вы б выкручивались и врали,
Чтобы только грешилось всласть.
Что, поборники злой морали,
Вам известно о слове «страсть»?
Что вы знаете о несчастье
Тех, кто сам безнадежно слаб,
Кто всегда и везде во власти
Вечной страсти, несчастный раб,
Кто в кровати, как будто в гроте,
Долго смотрит на свой живот,
Наблюдая, как демон плоти
Душу в мелкие клочья рвет.
СИНЯЯ БОРОДА
В деревне у нас говорили, что я горда,
Независима, свободна и весела,
Пока не пришел Синяя Борода,
Сказал: «Пошли со мною». И я пошла.
Он запер меня в своем огромном дому,
Приходил иногда ночами как муж к жене.
Он делал со мной такое, что никому
Я б не позволила в самом кошмарном сне.
А потом он себе другую найти решил,
Потому что был молод еще и вполне здоров,
И однажды ночью он меня задушил
И сбросил около дома в глубокий ров.
Нас тут много таких, мы частенько его честим:
Мол, маньяк и убийца без совести и стыда.
И сумел же вкруг пальца дурочек обвести,
Вот если б опять, так мы бы с ним никогда!
Я тоже в этом клянусь на чужой крови,
Которая с грязью смешалась в проклятом рву,
Но если придет и скажет он: «Оживи», –
Клянусь, что в ту же минуту я оживу.
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ
Пишет красавица чудовищу письмо
Про хозяйство, детей, завтраки и обеды,
Мол, ты уж расколдуйся как-нибудь пока само,
В этот раз, к сожалению, не приеду.
Отвечает чудовище красавице,
С трудом заставляя писать свою мохнатую руку:
«Рад наконец от тебя избавиться,
Видеть тебя не могу, проклятую суку!
Не приезжай, ненавижу тебя все равно
За то, что устал столько лет без толку дожидаться,
За то, что понял давным-давно,
Что не в силах самостоятельно расколдоваться».
Пишет красавица чудовищу: «Не хочу тебя больше знать,
Гад, мерзавец, подлец! (и всякие другие ругательства).
Ты же обещал, что всю жизнь меня будешь ждать.
Не ожидала от тебя подобного предательства.
Будь ты проклят, невменяемый зверь.
Ты же клялся, что будем непременно вместе.
Ну, держись, завтра же приеду теперь,
Выдерну остатки твоей свалявшейся шерсти».
Пишет чудовище: «Прости за звериную бесчеловечность,
Я же чудовище, человечности не учился.
У меня впереди в самом деле целая вечность,
Не знаю, почему внезапно погорячился».
А жена чудовища говорит: «Опять пишешь своей одной?
Хочешь со свету меня сжить, урод и скотина?»
И чудовище плачет рядом со своей женой,
А она чешет ему его горбатую спину.
А красавица читает ответ,
Меняет дату на затертом билете,
Как обычно, встает чуть свет,
Работает, готовит, улыбается детям.
И сходит, сходит, сходит, сходит с ума
До следующего письма.