Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2020
Владимир Алейников родился в 1946 году. Поэт, прозаик, переводчик. Один из основателей содружества СМОГ. Публикации в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Звезда», «Континент», «Огонек», «НЛО», «Новый Берег», «Дети Ра» и др. Лауреат премии Андрея Белого. Живет в Москве.
* * *
Ну что за лето! – жар всеядный
И тороват, и ядовит,
Как взгляд, заведомо превратный,
На то, что скрыться норовит.
Крученой жилой повилика
Скрепляет целого куски,
Прохлады малая толика
Рукой ложится на виски.
Пчела мелодии далекой
Не устает еще кружить,
Чтоб глазу с едкой поволокой
Подспудным зреньем дорожить.
Лишь ночью дышится привольней
Тому, кто в полдень не погиб, –
И вьется тропкой своевольной
Реки серебряный изгиб.
Вздымая небо в сердоликах,
Земля топорщится везде,
В коровьих пятнах, в лунных бликах
На застоявшейся воде.
Все с явью кажется несхожим
В стране, где сердцем я гощу, –
И в каждом чудится прохожем
Давид, сжимающий пращу.
* * *
Взглянуть успел и молча побрести
Куда-то к воинству густому
Листвы расплеснутой, – и некому нести
Свою постылую истому,
Сродни усталости, а может, и тоске,
По крайней мере – пребыванью
В краю, где звук уже висит на волоске, –
И нету, кажется, пристойного названья
Ни чувству этому, что тычется в туман
С неумолимостью слепою
Луча, выхватывая щебень да саман
Меж глиной сизою и порослью скупою,
Ни слову этому, что пробует привстать
И заглянуть в нутро глухое
Немого утра, коему под стать
Лишь обещание сухое
Каких-то дремлющих пока что перемен
В трясине тлена и обмана,
В пучине хаоса, – но что, скажи, взамен? –
Труха табачная, что разом из кармана
На камни вытряхнул я? стынущий чаек?
Щепотка тающая соли?
Разруха рыхлая, свой каверзный паек
От всех таящая? встающий поневоле
Вопрос растерянный: откуда? – и ответ:
Оттуда, где закончилась малина, –
И лето сгинуло, и рая больше нет,
Хоть серебрится дикая маслина
И хорохорится остывшая вода,
Неведомое празднуя везенье, –
Иду, насупившись, – наверное, туда,
Где есть участие – а может, и спасенье.
* * *
Конечно же, это всерьез –
Поскольку разлука не в силах
Решить неизбежный вопрос
О жизни, бушующей в жилах,
Поскольку страданью дано
Упрямиться слишком наивно,
Хоть прихоть известна давно
И горечь его неизбывна.
Конечно же, это для вас –
Дождя назревающий выдох
И вход в эту хмарь без прикрас,
И память о прежних обидах,
И холод из лет под хмельком,
Привычно скребущий по коже,
И все, что застыло молчком,
Само на себя непохоже.
Конечно же, это разлад
Со смутой, готовящей, щерясь,
Для всех без разбора, подряд,
Подспудную морось и ересь,
Еще бестолковей, верней –
Паскуднее той, предыдущей,
Гнетущей, как ржавь, без корней,
Уже никуда не ведущей.
Конечно же, это исход
Оттуда, из гиблого края,
Где пущены были в расход
Гуртом обитатели рая, –
Но тем, кто смогли уцелеть,
В невзгодах души не теряя,
Придется намаяться впредь,
В ненастных огнях не сгорая.
* * *
Те же на сердце думы легли,
Что когда-то мне тяжестью были, –
Та же дымка над морем вдали,
Сквозь которую лебеди плыли,
Тот же запах знакомый у свай,
Водянистый, смолистый, соленый,
Да медузьих рассеянных стай
Шевеленье в пучине зеленой.
Отрешеннее нынче смотрю
На привычные марта приметы –
Узкий месяц, ведущий зарю
Вдоль стареющего парапета,
Острый локоть причала, наплыв
Полоумного, шумного вала
На событья, чтоб, россыпью скрыв,
Что-то выбрать, как прежде бывало.
Положись-ка теперь на меня –
Молчаливее вряд ли найдешь ты
Среди тех, кто в течение дня
Тратят зренья последние кошты,
Сыплют в бездну горстями словес,
Топчут слуха пустынные дали,
Чтобы глины вулканный замес
Был во всем, что твердит о печали.
Тронь, пожалуй, такую струну,
Чтоб звучаньем ее мне напиться,
Встань вон там, где, встречая весну,
Хочет сердце дождем окропиться,
Вынь когда-нибудь белый платок,
Чтобы всем помахать на прощанье,
Чтоб увидеть седой завиток
Цепенеющего обещанья.
* * *
Дать речи вылиться – и выситься за ней
Гигантом в мареве долинном,
В пристрастьях путаясь, как в месиве корней,
По расплывающимся глинам,
По чернозему, по солончаку,
По травам, вышедшим с повинной,
Покуда бед с избытком на веку,
Брести сквозь посвист соловьиный,
Чтоб эта летопись погибнуть не могла,
Как западающие ноты –
И нарастающая звукопись вошла
В твои высокие частоты,
В твои заветные, святейшие места,
В твои тишайшие страданья, –
Дать строю зрение – и чуять неспроста,
Что в этом – жизни оправданье.