Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2020
Фаина Гримберг (Гаврилина) по образованию филолог и историк. Автор более чем двадцати книг стихов и прозы, в том числе романов «Клеопатра», «Золотая чара», «Своеручные записки Элены фон Мюнхгаузен», «Судьба турчанки, или Времена империи» и др. Сборники стихов: «Зеленая Ткачиха», «Любовная Андреева хрестоматия», «Четырехлистник для моего отца», «Повесть о Верном Школяре и Восточной Красавице» и др. Лауреат премии «Различие».
СПОКОЙНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Фантазия
Валентине Стефаненко и Венсану Молли
Мы бродили вдоль Енисея
Мы поднимались в горы
Валя жила в детстве на берегу Енисея
в поселке Черемушки
Теперь она туда ездит каждое лето
Я поехала с ней
Я уговорила моего сына-подростка поехать с нами
И вот мы идем
мы живем
Валя, хакаска Зоя, мой сын Венсан и я
Утром Зоя здоровалась с восходящим солнцем
поднимала к нему руки
Дома у нее был цветной телевизор
потому что ее русский муж работал на золотых приисках
Она научила Валю есть зимнюю рябину и не бояться медведей
Это были горы Западные Саяны
Тайга
Десять километров
Мы идем от поселка по гравийной дороге
до тропы
идем по лесу до курумника
идем по торчащим из-под камней корням кедров
Подъем на курумник
И вот луга высокогорья
Вот маленькие кедры и хребет Борус
Только на самом деле кедр – это такая сосна
это сибирская сосна
А пока до курумника дойдешь по лесу
оводы преследуют, как войско летящих врагов
Но вот уже на высокогорье только редкие осы
и пауки ползучие на камнях
И какие-то еще существа существуют под корнями деревьев
А река
она даже не текла
она шла, она катилась вдоль гор
она виделась сине-серой и темно-голубой
А небо виделось беловато-серым
И клочковатые, немного прозрачные облака
И сладкая черника поздним летом
Валя собирала ее скребком в такую деревянную посуду
У Венсана пальцы и губы почернели от черной черники
Это детское что-то в нем
и у меня нежность до слез
Почему-то я вспомнила
как мой маленький сын вставал в кроватке
на матрасике
застеленном белой чистой простынкой в мелких бледных цветочках
голенький вставал на ножки
толстенькие ножки
и сердито вцеплялся пальчиками в перильца
У него были такие мягкие маленькие волосики
Я схватывала его на ручки и целовала нежные щечки
А сейчас он худенький и узколицый
с каким-то своим миром в голове
неоткрытым мне
Мой сын становится все более незнакомым мне
Я это поняла
и страдала от этого своего понимания
Часто когда он говорил
он как будто говорил сам себе
Однажды, когда мы все сидели у костра,
он вдруг сказал, что хотел бы заниматься музыкой
хотел бы научиться играть на саксофоне
А в горах наверху вдруг становилось холодно
Я просила Венсана надеть куртку
Он взглядывал мрачно
ему была неприятна такая мелочная опека
Он нарочно не надевал куртку
Я училась терпеть
Валина собака гоняла бурундуков и пищух
Я смотрела на моего сына
Он бегал из стороны в сторону за собакой
Собака громко лаяла
Я боялась смотреть на него
потому что ему не нравилось, когда я так пристально смотрела на него
Поэтому я быстро водила глазами сверху вниз –
от его черноволосой, коротко стриженой головы
и насмешливой улыбки
к быстрым ногам в черных спортивных штанах
Его кроссовки взлетали низко над землей
Мы все так одевались, ходили здесь –
в футболках, спортивных штанах и кроссовках
А я еще повязала голову цветастым платком
по-мусульмански
закрывая лоб
и надевала еще платье
Я и тогда была толстая
и мне было бы стыдно,
чтобы штаны обтягивали зад
А когда я повязывала платок, я вспоминала быстро мамину маму
мою татарскую бабушку
она так любила меня
Но платок она так не повязывала
А еврейскую бабушку, мать отца,
плакальщицу на еврейских похоронах
я никогда не видела
она давно умерла
Я боюсь за Венсана
потому что в тайге ползают гадюки
и если на них не наступать, они не тронут,
но ведь нечаянно возможно ведь наступить
и летом клещи
Валя их выдергивает из шерсти своей собаки
Из-за этих клещей и гадюк я совсем не могла наслаждаться
красотой реки и тайги
потому что я боялась за Венсана,
и надо было сдерживаться
и не говорить ему, чтобы он был осторожен
Но вдруг я ни о чем не могла думать, даже о сыне
я была вся – странное наслаждение этим воздухом, водой реки,
тайгой
Я была как будто живое дерево,
редкая в этих местах береза
я была стая бабочек светлых над лужей на дороге
я была муравьиная тропинка с мелкими черными муравьями
и неведомым зверем из дальней чащи я тоже была
и красивой рысью с кисточками на ушах
и курумником я была –
каменной россыпью
сползающей медленно вниз
со склона горы
я была
В малиннике мы собирали малину
Мы поднимались на большой и малый Борус
и ходили к горному озеру
И ночевали жили в приюте имени Пелихова
Это была изба, там были сени, и нары, чтобы спать
Пелихов основал этот приют
для тех, кто в тайге
Он потом погиб
А в этой избе всегда готовили чай и еду
и не ругались матом
Там бывали разные люди
Мы там жили и не боялись
Потом эту избу-приют сожгли,
но мы сейчас об этом не знаем
Валя и Зоя сбивают кедровые шишки
большой деревянной колотушкой
собранной из двух стволов деревьев
Они сами сделали колотушку
Шишки сыплются на землю
Мы завтракаем за длинным дощатым столом
Мы обжариваем шишки в костре,
чтобы не замараться смолой,
и едим орехи из шишек
На рассвете Зоя поднимает руки и голову к солнцу
и какое-то время так стоит
Она приветствует солнце
На обед мы варим суп в котелке на костре
жарим грибы-лисички в сковороде
Мы добавляем в наш чай три листочка шаманской травы сайган-дайля
«Это Россия» – задумчиво и серьезно сказал мой сын
привыкший проводить лето в одной французской деревне
где живут родные его русского отца
возле города Лангр в Шампань-Арденнах
А я думаю, что мой сын не ошибся
он сказал правду.