Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2018
Ирина Ермакова – поэт, переводчик. Автор семи книг стихов. Публикации в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Арион», «Интерпоэзия», «Знамя» и др. Живет в Москве.
* * *
нет ничего у меня с собой
руки мои пусты
разве что полая камышовая
дудочка так на всякий случай
нет никого за моей спиной
любовь моя только ты
ты и эта уже не новая
жизнь случайностью неминучей
где в пустоте летящей висишь
где в легион стволов
разных калибров шумит камыш
кашей из лишних слов
и раздраженный терзая слух
слушаешь не дыша
мутного времени чистый звук
редкий случайно пробившийся вдруг
в дудке из камыша
РИФМА
крик
звон
взмах рук
истерика занавески
стукнуло окно
сыплется стекло
стихотворение
падает вниз головой
этажи листая колотится о перила
на балконах шарахаются соседи
стихотворение
зависает на миг
и врезается в гущу тополя
тополь вздрагивает
семя его лопается
на земле идет снег
стихотворение
рвется выгибается пытается словить ветер
и раскрывается растекается врастает
а с тротуара глянешь
ветка и ветка
неотличимая от иных
и горят окна до неба
и сугроб катится вдоль бордюра
дерево качается
кричит
машет руками
звякает сребрениками листьев
сучит корнями под асфальтом
ищет рифму
и – опля!
асфальт трещит
и трещина проходит сквозь сердце
тополя
* * *
Что
это было?
Зачем все это
было? Вспоминаешь
разную ерунду. Грязи
присохшей разводы
на ободе колеса, сдутого
с хрупом, скрученного
восьмеркой,
или раздвоенные тупо
иголки некрымской сосны.
Длинно длинные, прилипшие
к мертвым спицам. Ликование
мошкары в луче внезапном, лужицу
розовую смолы в чашке коряги. Клюв
масленки в жирно блестящих каплях и ключ
с шестигранным просветом, дрожащий
в мокрой руке. Муравейник, разбитый
коленом. Вот они снова сюда сбегаются
с вещами: Карфаген должен быть
восстановлен. Мелочи жизни,
педали ее, крылья, ниппель –
в муравьиную гору зарытый. Им
именованная система. Ржавый запах
горячей хвои и солидола. Вся эта жизнь
с ее мелочами. Не мелочами. Что это было?
* * *
Голову повернешь чуть-чуть
и сразу тропа
сразу обрыв кубарем вниз к реке
сказано же не оглядывайся забудь
не оглядывайся никогда
Уже бегу
продираясь в густом береговом ивняке
узких листьев серо-зеленая чехарда
тропка пунктиром в очень горячем песке
память – бег по песку
оглядка – изгиб реки
строгое солнце сверкнет сквозь листву
как бабушкины очки
ветка хлестнет по лицу
больно вспыхнет вода
и никого снова на берегу
Не оглядывайся никогда
Я уже по колено
по пояс
уже плыву
как наяву
как завтра или вчера
Огненный шар стекает в разлив Днепра
* * *
Оживает к ночи трава
и заводится и звенит
голосит глотая слова
мелкий взвод луговых аонид
Влет строчит травяной народ
эхо шарит как на войне
молоточков-иголок взвод
шьет презвонкую радость мне
Боевую кольчугу шьют
из пропущенных звеньев шьют
и плывет над землей гуд
накрывая куполом луг
Абсолютный растет слух
Мол ни гад не пробьет ни зверь
ни снаряд ни взгляд ни строка
полюбуйся галдят примерь
а кольчужка эх коротка
* * *
За ночь нас всех замело во сне
глухо накрыло одним сугробом
грузно рассыпчатым грозно огромным
ветер растет в цене
ветер куражится и грохочет
по ледяному дну
кружит бумажные клочья ночи
свищет на всю страну
и рассекая пространства пустые
буря летит вразнос
белой медведицей спит Россия
бурый в Европу нос
хвост в океан
азиатское брюхо
вздрагивает в снегу
ветер задрал ей мохнатое ухо
гонит в него пургу
вьюжные космы медвежьей шерсти
вздыблены за окном
Перезимуем и это вместе
с елочкой и вином
в лихо закрученном вое стужи
штопоре бытия
тьме предвесенней
Бывало и хуже
что ж убиваться так жизнь моя?
* * *
сеется сверху мерзлое молоко
присыпая смыслы укрывая вещи
снег летит не больно а легко-легко
снег летит легко легче еще легче
будто бы там над тучами высоко
вьюжно-верховное громыхает вече
выключен звук на земле и так легко
как никогда легкость нечеловечья
белизна такая что ничего нет
тишина ледовита но звук и цвет
лишь отмашки ждут и получив свободу
все оттает в миг явится потечет
заревет запестреет завертит возьмет в оборот
выведет этот свет на чистую воду