Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2018
Наталия Елизарова родилась в городе Кашире (Московская область).
Выпускник Литературного института имени А.М. Горького. Член Союза писателей
Москвы. Соредактор сербского журнала «Жрнов». Автор
поэтических сборников «Осколок сна» (2006) и «Черта» (2014), книги для детей
«Мой ангел» (2015) и публикаций в периодике. Живет в Москве.
Чтобы залезть на рябину, нужно ухватиться
руками за удобный нижний сук, затем подпрыгнуть, зацепиться ногами,
подтянуться, вывернуться вправо и, уже оседлав его, переместиться выше, к
развилке, где можно спокойно усесться среди трех толстых сучьев. Вообще-то,
сидеть там вовсе не интересно. Рябина растет близко от подъезда, тебя видно
каждому выходящему на улицу и с балконов тоже: «Ишь,
залезла! А еще девочка!»
Куда спокойнее сидеть на одной из яблонь
в конце сада, к тому же и сами яблоки вкусные: мельба,
коричневка. На дереве погрызешь, потом еще рассуешь
по карманам: домой, на шарлотку. Жаль только, что все яблони довольно низкие. Зато
раскидистые: можно втроем сидеть.
А с этой рябины круто прыгать!
Поднимешься еще выше на пару суков, повиснешь как раз на том, что со стороны
подъезда, и летишь вниз на черную мягкую землю. Взрослые ругаются, малыши
завидуют. Когда идет дождь, лучше не прыгать. На этом месте под деревом как раз
лужа. Да и кто туда в дождь полезет: ствол мокрый, скользкий, с листьев на
голову капает.
В дождь мы в подъезде стоим, буквы на
стене ключом выцарапываем. Инна вчера написала «Слава», а я просто «Д». Это
ребята, что приходят во двор по вечерам, играют в карты, поют под гитару. Мы
иногда прячемся на яблоне в саду и их дразним, например: «Пашка-замарашка»,
«Толик-алкоголик». Иногда яблоки в них кидаем. Они особо на нас не обращают
внимания, только если уж совсем достанем. Но совсем доставать страшно, а то
Славик вон длинный, подтянется, за ногу схватит, и нас самих с яблони достанет.
И достанется нам на орехи!
Я вообще больше липу люблю. Она выше
яблонь. Ствол у нее прямой, шершавый и много сучьев по бокам. Взлетаешь по ней,
как белка, на самую макушку. Видно далеко: парк за детским садом, лес, и
дальше, на той стороне оврага – больницу. Жаль только, что липа с другой стороны
дома, с его торца, оттуда не подразнишься.
Инна каким-то образом узнала телефон
Славки, и мы стали ему звонить. Сначала молчали в трубку, потом стали ему
музыку включать – песенку из «Петрова и Васечкина»: «Петров, скажи? Да,
несомненно». Фамилия-то у него как раз Петров и была, а если бы была Сидоров,
мы бы что-нибудь другое придумали, но точно бы не отстали.
Еще мы оставляем им на лавочке в саду
глупые записки. Про любовь там ни слова, хотя у Инны к Славке
несомненно любовь. А я даже и не знаю, если мне хочется Димке по макушке
яблоком попасть, это – любовь? Он ходит мимо такой высокий, улыбается, ну
просто напрашивается на яблоко.
Соседки маме моей нажаловались, что мы к
старшим ребятам пристаем, она мне нотацию читала: «Ты же девочка! Веди себя прилично»,
ну и так далее…
Прилично – это как? Ходить в пышном
платьице и белых гольфиках? Мама поначалу гладила мне
на прогулку китайские платья с выбитыми на груди квадратиками и цветами, но
потом поняла, что джинсы практичнее.
В куклы играть? Играли мы тут как-то с
девчонками в семью, дом у нас был в кустах возле забора. Мы с Инной были, Аня с
третьего этажа и Ленка из дома напротив. Только мамами были Аня и Лена – у них
куклы немецкие, которые плакать и говорить умеют, им из-за границы привезли. А
у нас с Инной таких кукол нет, нам пришлось папами быть. Мы сено в бумагу
заворачивали и курили.
А еще мы в ежиков играли. На поляне под
яблонями в траве домики делали для резиновых ежиков. Связывали аккуратно
длинную траву, с ней надо поосторожнее, чтобы не порезать
пальцы, и получался этакий шалаш. Сажали туда ежиков и придумывали разные
истории, как они ходят друг к другу в гости. Это с
Маринкой из соседнего подъезда, терпеть ее не могу, она-то меня потом и обманула.
Я юбилейные рубли собирала, долго, мне родители их всегда отдавали. Собирала я
их в голубую коробочку, она уже почти полная была. И тут Маринка говорит: а
давайте купим еды для игры? Давай, Юлька, тащи рубли, я тебе потом отдам. Она
же старше меня на четыре года, я и поверила, что отдаст. Принесла рубли, пошли
мы в татарский магазин за едой.
Всегда думала – почему же его назвали
татарским? Магазин как магазин посреди города, небольшой, перед ним палатка с
мороженым. Белое – десять копеек; мое любимое фруктовое – пятнадцать, в
вафельном стаканчике – двадцать. Брикеты дороже. А эскимо вообще не было, его
иногда на желтой машине привозили из Москвы, и очередь стояла – хвост в конце
площади. А за домом, где татарский, было бомбоубежище.
Соседские ребята рассказывали, что залезали туда, но мне кажется, что они врут,
потому что страшно. Даже мне страшно, а уж я-то вечером, в темноте, на кладбище
ходила на спор!
В общем, накупили мы с Маринкой в
татарском хлеба: булок разных, с изюмом и без, с орешками, сахаром и чем-то еще,
оттащили все это во двор и играли до вечера: еду продавали. А денег она мне так
и не вернула, плакали мои юбилейные рубли…
А мама меня за такую ерунду отругала – за
записки эти. Теперь придется в выходные тащиться на дачу, а я так не хочу! Уж
лучше вечером идти ночевать к бабушке, смотреть с ней «Коломбо» и пить чай с
вишневым вареньем. Зато днем – свобода попугаям! Можно целый день играть во
дворе в карты, или пойти к Ленке за настольной игрой, или смотреть видеомагнитофон
у Оксаны, и ждать – с нетерпением ждать вечера, когда можно будет испробовать
вновь придуманные шутки и подвохи против врагов.
Они приходят вечером, где-то после
шести. Садятся на лавочку, болтают, курят. Им лет по шестнадцать, некоторые
старше. Славик высокий, крупный, его темные волосы вьются и никак не хотят
ложиться на место. Инна уже все перила в нашем подъезде изрезала его именем. Ромка
маленький, коренастый блондин. Пашка – рыжий. Димка… Я
уже говорила, что он часто мне улыбается, что-то говорит, а я отвечаю резко и
убегаю. Иногда он поет, тогда я тихо сижу на яблоне и слушаю.
Правда, недавно мы с Инной учудили. Идея
была в том, чтобы получить сок из дикой войлочной вишни, растущей во дворе. Конечно,
мы и до этого ставили подобные опыты, например, отжимали сок из цветов-колокольцев глаксиньи, но
нам и в голову не приходило его пить. Но это же была вишня! Мы собрали ягоды,
положили их в марлю, отжали в кастрюлю и выпили. Потом нам было плохо, вызывали
врача, и было много шума.
Раньше я любила ездить на дачу. Там
речка, лес, можно было устраивать пешие походы, переправу, ловить раков,
залезать ногами в ледяной родник, да много чего интересного. Там у меня были
друзья: Сашка – внук тети Вали, и Даша – дочка учителя.
Там у меня тоже есть любимое дерево – черемуха.
Она еще выше, чем липа во дворе, раскидистая, можно на одной ветке посидеть,
потом на другую перелезть, а посередине, где разветвляется ствол – такое
удачное сплетение – ну просто кресло. Я брала с собой виноград, яблоки, бананы
или другие фрукты, что-нибудь попить – и лезла в свое убежище. К тому же, летом
поспевали ягоды, и можно было рвать черные сладко-вяжущие точки черемухи прямо
на месте.
Сейчас мне скучно на даче. Я в основном на
черемухе и сижу, когда меня туда тащат. И думаю, чем бы я занималась в городе в
это время, что происходит во дворе.
На прошлой неделе все ребята были на
городской дискотеке, а я уже поздно, в темноте, вышла позвать собаку. Он
появился тихо, выделяясь на фоне темного сада белой рубашкой: «Привет!» Я
вздрогнула и обернулась. Отчего-то гадостей говорить не хотелось.
– Юль, а ты Славика не видела?
– Нет. Они, наверное, все на дискотеке.
– Наверное.
– А ты?
– А я… здесь, с тобой разговариваю.
Он улыбнулся.
Потом мы сидели на лавочке и о чем-то долго
еще болтали, точно не помню, о чем.
А вообще мне очень нравится тополь: он
крепкий, высо-окий, голову устанешь задирать. Я бы с
удовольствием на него залезла, только у него сучьев внизу нет, а наверху ветки
слабые. Я по вечерам выхожу на балкон, смотрю в темноте на тополь: как листва
колышется, словно шепчется, нахожу звезду рядом с кроной и мечтаю о чем-нибудь…
Тут у нас в соседний магазин
игрушек завезли гномиков – на елку вешать: в колпачках обычных – синих в
полоску, а еще серебряных и золотых. Ну вот Инна и
говорит: «Пойдем, золотых гномиков купим». Приходим, даем деньги продавщице, а
она нам – двух гномиков в синих колпачках. Мы ей еще денег, она нам снова
синих. Мы еще. Она нам одного серебряного. А как мы одного гномика будем на
двоих делить? Да и золотого хотели-то… В общем, отдали
мы ей все деньги, что были. В улове было: два золотых, три серебряных и с
десяток синих. «Лишнего» серебряного Инна себе забрала, по старшинству, а мне
было не жалко, я думала – отчего мы сразу не догадались попросить у продавщицы
золотых? Но денег все равно уже не было…
Гномиков потом растеряли,
конечно. Но гномики – это так, какая это мечта… Я мечтала, чтобы Димка увидел
мой полет с рябины и бросился меня ловить. А я бы обнимала его за
шею и смеялась: глупый, мол, там же не высоко.