О книге Игоря Губермана «Девятый дневник»
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2017
Михаил Юдсон – прозаик, критик. Родился в 1956 году в Волгограде.
Автор книги «Лестница на шкаф» (2006), публикаций в журналах «Знамя», «Интерпоэзия», «Нева», «День и
ночь» и др. С 1999 года живет и работает в Тель-Авиве.
Игорь Губерман. Девятый дневник. – Иерусалим:
Агасфер, 2015.
Когда затихает, наконец, окружающий нас дендрарий с зоосадом, а днище дня уже скребет по песку, солнце валится за море, тень склоняется к вечеру – самое время, не впервой советую, откупорить шотландского бутылку и перечесть Губермана.
«Девятый дневник» – книга светевечерняя, чуток грустная, меняющая освещение мира, однако по-прежнему чутко разгоняющая тучи на душе. Посвящение имеется: «Друзьям, которые уже ушли…». Губерман своими строчками точно бы дозванивается в ту страну, где тишь и благодать, куда ведут на закате Девятые врата, он продолжает, длит беседу с друзьями, незримый застольный разговор. Благо стол раскинут, как море, и яств до буя!
Ни лютая злоба текущего дня,
ни прутья пожизненной клетки –
нисколько уже не волнуют меня.
А к пиву сварил я креветки.
«Девятый дневник» – это своеобразный девятый привал, очередной походный стан охотника за стихами, неутомимого перелетного странника Игоря Губермана. Ну, и путевая проза, философствование на разных местах ему явно не чужды – книгу открывает раздел «Заметки вдоль текущей жизни». Здесь нас ждут арабески (не пугайтесь) – «собрание мелких произведений, нанизанных на одну тончайшую нить – личность автора». Выплывают расписные Кипр («очень-очень обитаемый остров, куда меня позвали завывать стишки для русской публики») и Исландия («такой повсюдной красоты нигде не видано»). Город Сочи раскрывает свои курортные тайны, а смачная «Глава благоуханная» повествует о славной истории отхожих мест и их важном месте в эволюции цивилизации.
Любовные пылающие страсти,
порывы увлечений разных лет,
занятия любой высокой масти –
ничто, когда нам нужен туалет.
«Записки из корзины» же, получаемые автором на концертах-выступлениях по разным материкам и весям, можно сконцентрировать так: «Если бы ваши стихи писать на заборе, то получилась бы еврейская Стена смеха».
Кто-то хмыкнул как-то иронически, что «мир спасся, потому что смеялся» – тут вся усмеяльность в утвердительности. Ибо какой уже у нас Спас по счету?.. Живем как на вулкане Эйяфьядлайокюдль – выписываю из Губермана. Ежедневно текущая магма, всюду стучащийся пепел. Мир, звеня и подпрыгивая, катится в бездну, во всяком случае, под гору, словно в мифе о Сизифе, но есть и светлые, некаменистые моменты – все так же эльфы пляшут, а поэты пишут:
Поскольку нас вот-вот поглотит вечность,
учитывая это обстоятельство,
весьма разумно жить, явив беспечность
и полное на вечность наплевательство.
О, вещий дар – радищево глянуть окрест, путешествуя (и не обязательно, как тот человек – из города Эн на гору Го), дабы душа и на дыбе жизни, под вечер существования наполнилась свечением, хождением по-губермановски: «Клокотало что-то радостное, распирало меня счастье несусветное, хотелось петь, подпрыгивать и что-нибудь выкрикивать…» Очень рад, что поэт щедро делится своим даром с толпой подобных мне поклонников! Ведь, кроме свечения таланта, есть у Игоря Мироновича еще и верчение волчка волшебного, четырехстрочного – чудо очередное свершается тут – «гарик» приходит и ухватывает за мозжечок:
Свой век земной избыв почти что дочиста,
я понял – кроме прочего всего:
нет ничего прекрасней одиночества,
но нет и тяжелее ничего.
От стихов Губермана исходит разное важное – аромат мысли, тонкое послевкусие остроумия, букетом шибает (кыш, подражатели-перегарики!), капли трагики, вера в надежду – вот почему они любимы, нужны и близки многим и многим. Не зря Игорю Мироновичу вкладывают записки: «Как Вы думаете, чем все закончится?», «Помогите выйти замуж!»
Поэтому, когда у нас на сердце, в желудочках тоска, или хворь какая прицепится (а хорошо у О. Генри сказано о печали и печени: такие, мол, встречаются болезни, что «даже виски не помогает»), то надобно, подобно друзьям моим, читать очередную недельную главу из Губермана – и будет хорошо! «И в тот же миг насмешливо откликнулась судьба, и горечь мою смыла без остатка». Заметьте, кстати, сколь плавно-ритмична и славная его проза…
Я-то лично ею навечно зачарован: чуть только открыл книгу и начал читать былину, как во городе Вавилоне (есть такой невдалеке от Нью-Йорка) встречается в октябре, в день Колумба, Губерман с приятелем – и уже окутывает блаженство! «Сидят на закате дня два пожилых еврея и неторопливо обсуждают сравнительные качества водки, настоянной на хрене, растущем в огороде хозяина дома. Разумеется, усиленно дегустируя эту дивную жидкость. А закусывая – малиной, густо кустящейся вдоль забора. И настолько ощутимый душевный покой клубится над этим мудрым занятием, что посреди вселенской суеты нельзя не оценить такой оазис». Так и хочется вскричать, собравшись с духом: третьим буду?!. Пустите меня в теремок!
Пущай я вечный скиталец-репатриант, бедный реп, перекатиполярник с облупленным носом и отмороженными ушами, торчащий в Израиле средь кактусов-сабр, колючих здешних уроженцев – но ведь и я, совковая ботва с глазками, чувствовать умею!.. Печаль моя свекла.
Внутренне краснея, особо рекомендую читателям новеллу Губермана про основанный в Исландии фаллологический музей, где экспонаты – «члены земных тварей мужского рода. И это жутко интересно. Вы когда-нибудь видели член слона? А фаллос кенгуру? А пенис белого медведя? Правда, член кита представлен только одной третью – с меня высотой, а я выше среднего роста… Я б такой и у себя повесил, но жена, конечно, не позволит. Хотя моржовый у меня висит, и куда внушительнее он, чем тот, что под стеклом в Исландии». Так что начинается прозаическая часть книжки хреном (на водке) и им же логически заканчивается (моржовым, на обложке). Ну, Губерман известный фаллософ! Стоик!
Игорь Миронович – прирожденный русский поэт, живущий нынче в Иерусалиме, этой столице всея землицы, и терпеливо-терпсихорово сотворяющий свой новый, смешной и дивный мир. В его эзоповых поэзах, четверостишиях-гариках неотвязно возникает столь драгоценное, самородное стихосмешение библейского и расейского – дорогая земля Моава, золотая моя Москва! Книга «Рупь»!
С устройством мира я знаком
уже довольно длительно,
мне смесь бедлама с бардаком
ничуть не удивительна.
Стоп, стоп, это не совсем то, лучше вот это:
Империя внушает восхищение
своим размером и разноязычием,
империя дарует ощущение,
что даже раб велик ее величием.
Пожелаем же Игорю Губерману «Тридевятого дневника»!