Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2017
Александр Феденко – прозаик, сценарист, автор сборника
«Частная жизнь мертвых людей». Публикуется в литературных журналах «Дружба
народов», «Октябрь», «Юность» и др. Лауреат Международного Волошинского
конкурса 2016 года в номинации «Проза». Живет в Москве.
ТРОЛЛЕЙБУС
Троллейбус. Люди. Уставшие вечерние люди. Механический
гул движения, в котором прячутся друг от друга уставшие вечерние люди.
Механический гул движения вдруг разрывается заливистым чистым смехом.
Все оглядываются, но не видят того, кто бы мог
смеяться заливистым чистым смехом в вечернем троллейбусе. Они испуганно жмутся
в спинки кресел. Спинки кресел вминаются и прячут в себя испуганных людей.
Заливистый чистый смех продолжает разрывать
механический гул движения.
Спинки кресел. Вокруг меня уставшие вечерние спинки
кресел.
Лицо!
Женское лицо. Спинка кресла шевельнулась улыбкой
женского лица.
Нет. Нет, это не она смеется заливистым чистым смехом.
Но она видит его. Того, кто смеется. Видит!
Я смотрю на женское лицо. Я смотрю на женщину и
улыбаюсь. Улыбаюсь ей, потому что вижу ее.
Кажется, в ее глазах я вижу того, кто смеется. Мне
кажется, что вижу. Маленький мальчик. Кажется.
Она поворачивает голову и смотрит на меня. Ее лицо
меняется.
Теперь я вижу в ее глазах надрезанную спинку кресла.
Женщина больше не улыбается. Она смотрит на меня. Она испугана. Троллейбус
дергается в повороте – я слышу, как тот, кто смеялся заливистым чистым смехом,
больно ударяется зубами о поручень. В повороте.
Ничто не разрывает механический гул движения.
Женщина зло смотрит на меня. Я вижу, как она исчезает.
Вминается. Я вижу пустую уставшую спинку кресла. Много одинаковых пустых
уставших кресел.
Я отворачиваюсь к окну.
Пустой троллейбус едет куда-то, слепой ощупью выбирая
по проводам свой маршрут.
Ничто. Ничто не разрывает механический гул движения.
Механический гул движения…
ПОСЛЕДНЕЕ ЯБЛОКО
Старик вышел в
сад, в котором росла лишь одинокая яблоня, и собрал с нее созревшие плоды.
Медленно покачиваясь на худых ногах, он занес корзину в дом. До одного яблока –
на самой верхней ветке – он не дотянулся, и оно осталось висеть.
Лето кончилось,
яблоко налилось чрезмерной медовой спелостью и ждало старика, готовое само
упасть в его руки.
Августовское
тепло незаметно растаяло, и ветер ободрал с дерева пожелтевшие листья. Только
яблоко держалось за ветку последними силами и все смотрело на дверь дома –
ждало старика.
Наступили
холода. Ветка вздрогнула от внезапно нахлынувшей легкости – сморщившийся,
высохший плод упал на землю, и первый снег тихо, без суеты начал покрывать его
белым пухом. Стало тепло. Снег скрыл яблоко целиком. Старик так и не пришел.
МЕЛОДИЯ
Электрокардиограф
дотянулся до нужной ноты и, вцепившись в нее, уже не отпускал.
Нота,
оказавшись безвыходно запертой в собственной монотонности, обезумела,
заметалась, распалась отражениями, извернулась никому не
слышной мелодией. Жердев вспомнил, узнал ее,
пошел за ней. Стало темно, и в темноте поплыли неторопливые белые титры.
Когда
титры кончились, человек все еще шел и слушал мелодию, которая никак не
кончалась.
Шел
и слушал.