Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2017
Яна-Мария Курмангалина родилась в Башкирии в 1979 году. Детство прошло в Тюменской области, в поселке Хулимсунт, близ г. Березово. Юность – в Краснодарском крае и Ростове-на-Дону. Окончила литературный институт им. А.М. Горького, в семинаре В.А. Кострова, и ВГИК им. С.А. Герасимова, в мастерской сценариста А.Я. Инина. Автор трех книг стихов: «Белые крылья» (Пермь, 2000), «Вид из окна» (Архангельск, 2008), «Первое небо» (Томск, 2015). Публиковалась в российской и зарубежной периодике, в том числе в журналах и альманахах «Эринтур», «Факел», «Паровозъ», «Кольцо А», «Сибирские огни», «Гвидеон», «Октябрь», «Плавучий мост», «Артикль», «Эмигрантская лира», «Гостиная», «Этажи». Стихи вошли в антологию «Литература Югры (1930–2000 гг.»). Живет в г. Одинцово (Московская область).
november
все меньше дни все более устало
встает рассвет все глуше голоса
длиннее сны теплее одеяла
прозрачнее глаза
обрывки речи медленной и близкой
плывут в метро теряются в такси
и радио тоскует на английском
и дворник – на фарси
все ближе снег острее спозаранку
холодный воздух легче голова
и вывернуты в лужах наизнанку
знакомые слова
их двойники что выцвели и сникли
все четче слух и память глубока –
чужие невесомые артикли
снимая с языка
* * *
в кафетерии пахнет цукатным хлебом запах кофе тонок как органза
я сажусь под плакатом наоми кемпбелл переждать покуда шумит гроза
вызревающий вечер обметан синью а напротив у стойки где ярок свет
золотистая девушка в джинсах скинни улыбается парню в бейсболке ред
за окном в отдаленьи звенит столица разбиваются капли искрят вразлет
и горчит в стакане моем корица а у них в бокалах темнеет лед
но когда отгремят в водостоках реки время выйдет за мною в дверной проем
где мерцает воздух как платье бейкер а они останутся здесь вдвоем
* * *
за время пока я пекла пирог
обсыпав мукой края
мой старый знакомый шагнул за порог
постылого бытия
последний свой час не вписал в графу
судьбы но пустил под нож
за время пока в духовом шкафу
мой хлебный томился корж
и небо не сдвинулось ни на грамм
минуты не сбили счет
мы ели пирог и ребенок мам –
сказал мне – отрежь еще
* * *
погаснут огни
и город сойдет с радаров
туман поплывет
испариной по стеклу
в такую погоду
все реки впадают в дао
и птицы снимаясь с места
летят к теплу
туда где макушки гор
утопают в сини
и эхом чужим
протягиваясь во сны
даосские ветры
изгнанники шаолиня
взыскуют в миру
бессмертья и тишины
* * *
дождевой вечерней пылью заметает свежий след
в электричке тусклый свет в рюкзаке звезда севильи
за окном туман и морось лакримоза в плей-листе
осень тащится в хвосте но не сбрасывает скорость
и равны печалью светлой в дождевом своем родстве
все бессонные в москве и неспящие в сиэтле
* * *
длится день в балансе светотени лист кружит на новом вираже
осень это время сожалений обо всем что кончилось уже
что еще тревожило когда-то и о чем так долго не спалось
осень это точка невозврата золотая маленькая ось
в середине темного ненастья где идешь наощупь как фантом
в жизнь влюбляясь заново и насмерть но еще не ведая о том
* * *
над аллеями дым горьковатый и едкий
за деревьями в небе плывут этажи
обескровленный лист отмирает от ветки
но с последнею силой
цепляясь дрожит
угасают цветы завернувшись в бутоны
чтоб сберечь в сердцевине немного тепла
и кусты у дороги в молчании тонут
сберегая от ветра
сухие тела
нет печальнее смерти что краски разбудит
под завесу осенней тоски осевой
так когда умирают красивые люди
видеть их угасанье
страшнее всего
* * *
в темноте ворочаясь и вздыхая
ненадолго выбравшись из сети
он плывет внутри своего шанхая
на ведущей лодке из десяти
он плывет в закатные волны вброшен
как пророк влекущий к себе толпу
длинный шест распугивает рыбешек
в глубине течения хуанпу
над водою мутной ложится низко
желтый смог и в легких горит как яд
достигая берега сан-франциско
где уже закончился листопад
и проснувшись утро во рту катая
под сигналы почты голосовой
он глядит из внутреннего китая
в облака осенние над москвой
* * *
подземный флот уже плывет к тебе
лавируя меж темными корнями
Г. Каневский
мы лежим в середине москвы там где тонок слой
а под нами гудят поезда а над нами поток живой
сообщаемся мы кодировками лет и зим
по грунтовым течениям зыбких земных трясин
и живым не расслышать темной воды рингтон
а нам пишут в ответ куликово и арлингтон
а нам пишет в ответ подземной глуши родня
и мамаев курган и катынская ребятня
мы лежим под москвой где гулко поют ветра
наша почта работает с вечности до утра
вымываясь с последним кальцием в перегной
наше мертвое слово дышит в горсти земной