Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2017
Сергей Пагын живет в городе Единцы (Молдова). Автор четырех книг стихов: «Обретения» (2002), «Прогулка в ноябре» (2005) «Сверчок в радиоприемнике» (2008), «Перед снегом» (2012). Финалист и дипломант Международного поэтического конкурса имени Н.С. Гумилева «Заблудившийся трамвай» (2010). Лауреат премии «Молодой Петербург» (2011). Победитель Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира» в номинации «Неоставленная страна» (Бельгия, 2012/2013). Член Ассоциации русских писателей Республики Молдова.
* * *
Что человеку осеннему надо?
Света немного из голого сада,
нежности темной,
тепла –
можно печного, а можно людского,
можно лоскутного и шерстяного,
чтобы тихонько текла
жизнь в ожидании первого снега,
чтобы смотреть, как стремится с разбега
лист залететь на окно,
кружит, прощаясь, скворчиная стая,
и в мутноватой бутыли, играя,
в трубочку дышит вино,
как за оградой приятель твой грустный
к дому идет между скирд кукурузных,
к белящей стену жене…
Что человеку осеннему надо?
Света немного из голого сада,
сладкого снега во сне.
* * *
Ты говоришь: «Мороз.
И нужно над подвалом
продушину закрыть,
и лук в сарай убрать…».
Как сладко и темно под старым одеялом
и грушам золотым, и луковицам спать!
И думается мне, что вещи и растенья,
обычные слова и плач ночной, и смех
невидимые нам отбрасывают тени
куда-то вверх.
И тени всё растут – зима им не помеха,
светлеют и поют, и обретают вес.
И ширится для нас продушина, прореха
в стене небес.
* * *
Порою мы как будто из стекла,
чуть тронутого снегом и туманом.
И смертная тогда подходит мгла
к скрипящим рамам.
И что же видит?
Луковичный всплеск –
зеленое растет из золотого.
Стакан граненый вспыхнул и воскрес,
и обратился в слово.
И в небо превращается проем,
и вестью вещь становится нетленной –
и как тогда мы, Господи, поем
самозабвенно.
* * *
Такая во сне уязвимость,
как будто бы сняли с меня
ладони Божественной милость
среди бесконечного дня,
в котором ни ветки, ни птицы,
ни темного дома вдали…
Но можно и здесь заручиться
угрюмой поддержкой земли.
Но можно и здесь надышаться
игольчатым воздухом впрок,
на гиблом ветру удержаться
за светлый репейный комок,
его золотые ресницы
в руке шевельнулись моей,
чтоб в линию жизни вцепиться,
не дав улетучиться ей.
* * *
Из какого глядим мы покоя,
если в злой суете бытия
вдруг на нас налетает такое:
«Боже мой, что здесь делаю я?!»?
Из какой тишины безмятежной
слышим гам у базарных ворот,
лай собак, одинокий неспешный
захолустного времени ход?
Значит, кто-то берет нас легонько
в чудотворное небо свое
на секунду нездешнюю, только
нам до смерти хватает ее.
* * *
Ты стоишь на краешке ноября,
чуя сердцем взгляд – то стальной, то нежный.
Это бездна всматривается в тебя,
это снеговое небо тебя здесь держит,
где несется ветер седым жнивьем,
где вороньи крики темны и глухи,
где в скворечне старой прозрачным сном
детство спит твое на синичьем пухе.
И когда от боли кривишь ты рот,
снег подходит тихо – целуя, лечит,
а потом во мраке тебя ведет
через сад к мерцающей той скворечне.
* * *
Нашепчешь – накличешь такое,
что даже не снилось тебе –
ночное, немое, большое
в твоей маломерной судьбе.
И слово пустивши без страха
по ветру в ночи, по реке,
молчанию, пеплу и праху
ты вновь присягаешь в тоске.
И сбудется все, что накликал:
безвременный снег за окном,
дымящая печка, бутылка
с постылым сиротским вином
и рыжая псина хромая,
и тот, кто, невидим и тих,
из глины лазурь выжимает
для слез помутневших твоих.
* * *
Приходит час и страху увядать
иль рваться пряжей в темноте сердечной,
и скрипке сипло за окном играть
в глухом дворе о временном и вечном,
где плакальщиц воронья суета
у красного раскрытого футляра.
И станет вдруг доступна простота
твоим стихом зашептанного дара
неспешно жить,
смотреть в свое окно,
лущить фасоль,
тянуть за словом слово
и наблюдать, как светится вино
меж пальцами в стакане стограммовом.
Все хорошо…
Еще хранит тепло
сиротское, беспамятное, птичье
карман глубокий старого пальто,
в котором ты найдешь лишь пару спичек
да медный грош с табачинкой сырой,
прилипшей крепко к полустертой решке.
Все хорошо…
Над бездною с тобой
чертополох,
боярышник,
орешник.