Перевод с испанского Алины Дадаевой
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2017
Перевод Алина Дадаева
Алина Дадаева – поэт, переводчик. Родилась в Узбекистане. Стихи
публиковались в журналах «Звезда Востока», «День и ночь», «Звезда», «Новая
Юность». С 2014 года живет в Мехико.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Иногда судьбу поэта
предрешают не абстрактные, а прямые потомки. Так в 1585 году
некто Хуан Баутиста де Помар, наследный принц, сын испанского
конкистадора и ацтекской принцессы, предопределяет фигуру главного
«национального» поэта Старой Мексики, собирая по «кирпичикам», оставшимся от
древних пирамид, сборник «Романсы владык Новой Испании» – первую и фактически
единственную антологию поэзии науа[1].
Центральное место в этой антологии занимает наследство де Помара
– стихи его деда Несауалкойотля (1402–1472),
ацтекского царя-гуманиста, осуждавшего человеческие
жертвоприношения и возносившего к небесам поэмы и храмы.
Несколько
иероглифических рукописей, сбереженных от праведного огня испанских священников
(индейские россказни – от лукавого, поэзия – от Люцифера) де Помар скрупулезно
латинизирует. Спустя четыре века их повторно канонизирует в латинице – и в
испанской мексиканской литературе – переводчик Мигель Леон-Портилья[2].
Песни Голодного Койота (а именно так переводится с науа
имя Несауалкойотля) снова начинают звучать – из всех
тридцати четырех рупоров: именно столько текстов ацтекского владыки обнаружено,
по мнению историков, на сегодняшний день. Тридцать четыре из многих сотен.
Тридцать четыре против пары-тройки стихов, сохранившихся после его великих
предшественников и современников. Тридцать четыре на фоне многих потенциально
великих, после которых не осталось вообще ничего. Несауалкойотль
поистине был счастливчиком.
Главные символы поэзии Несауалкойотля, равно как и других дошедших до наших дней
ацтекских текстов, на первый взгляд незатейливы. «Песнь и цветок» (слово поэзия
– xochitlkuikatl
– в дословном переводе с науа означает «песнь
цветов») становятся, однако, не опорными мазками для описания прекрасного мира
прекрасными красками, но метафорами неминуемого его разрушения, горького и
скорого. Мог ли Несауалкойотль, умерший
в 1472 году, предугадать уничтожение племенем младым, незнакомым всех известных
ему империй, народов и стихов? Едва ли. Мог ли его предчувствовать? Как и
всякий поэт, наверное.
В современной Мексике
высятся десятки бронзовых и каменных памятников поэту. В его честь названы
улицы, площади и даже целый город. Да и язык науа не
перешел в категорию мертвых: на нем в стране говорит порядка полутора миллиона
человек. Но текстов Несауалкойотля в оригинале – а
сколько смыслов, подтекстов, аллюзий, ускользнувших от дешифровщиков и
переводчиков, может быть скрыто в их иероглифических завитках! – они не читают.
Во-первых, потому, что вот уже несколько веков никто, за исключением нескольких
лингвистов и историков, не владеет исконной ацтекской письменностью. Во-вторых,
науа не просто органически изменился с течением
времени, но и расслоился на десятки крайне отличных
друг от друга диалектов. В-третьих, говорят на этих диалектах, как правило,
лишь потомки царя Несауалкойотля и его подданных –
ныне самые бедные и малообразованные слои населения. Так что новую, полноценную
и, увы, единственную жизнь стихи поэта обрели на языке тех, кто когда-то
пытался их уничтожить. С него и были переведены нижеследующие тексты.
* * *
И спрашиваю я, Неcауалкойотль:
Неужто мы корнями в жизнь врастаем?
Ничто не вечно на земле,
Всему лишь миг.
Будь хоть из золота – сотрешься,
Разломишься – хоть будь ты из нефрита,
Растреплешься – из перьев будь кетцаля.
Ничто не вечно на земле,
Всему лишь миг.
* * *
Куда мы идем?
Туда, где уже нет смерти?
Поэтому ли мне плакать?
Пусть расслабится твое сердце:
Здесь никто не живет вовеки.
Даже принцы родятся, чтобы
Умереть и расцвесть золою.
Пусть расслабится твое сердце,
Здесь никто не живет вовеки.
* * *
Наконец, мое сердце постигло:
Слушаю песню,
Любуюсь цветком,
Только б они не увяли!
* * *
С чем я уйду?
Что на земле оставлю?
Что ощутит мое сердце?
Неужто напрасно
Приходим мы жить
И прорастать на земле,
Если все ж оставляем цветы?
Если все ж оставляем песни?
* * *
Не увянут мои цветы,
Не утихнут мои песни,
Я, певец, вознесу их к небу,
И по свету они разлетятся.
И даже когда пожелтеют
Цветы мои, и иссохнут,
Там, вдалеке от дома,
Будут они разноситься
На золотистых перьях
Золотокрылой птицы.