Перевод с украинского Марины Гарбер
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2016
Перевод Марина Гарбер
Сергей Жадан родился в городе Старобельске Луганской области в 1974 году. Поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Публикации в журналах «Союз писателей», «Дружба народов», «Знамя», «Новый мир» и др. Живет в Харькове.
Марина Гарбер – поэт, эссеист. Родилась в 1968 году в Киеве. В 1989 году эмигрировала в США. Живет в Лас-Вегасе.
* * *
Покуда пить тебе – не напиться,
покуда тебя еще держит вера,
солнце обрушивается с точностью птицы
и время крадется с осторожностью зверя.
Отчизны поздний вокзал, облава,
теплые руки, январские тропки сада.
Держава болит, как перебитая лапа
щенка, вырывающегося из ночной засады.
Вырывайся, рвись из темноты и тумана,
выгрызай безнадегу подобно зверю.
Я когда-нибудь сам залечу твои раны,
если не опоздаю и насколько сумею.
Я потом уясню, что всё это значит,
если только следом за тобою вырвусь,
всю неприкаянность эту твою щенячью,
всю твою инфантильную верность.
Оставляй их ни с чем, подлую эту стражу,
огибай мастерски расставленные капканы.
Важно бороться, и проигрывать тоже важно,
хотя бы затем, чтобы свалиться в яму.
Звезды должны нависать над тобою,
или взрываться, словно в руке лимонка.
Сердце должно заливаться кровью,
чтобы не стопорилась перегонка.
Крепко должна бы срастись ключица.
Шрамы должны бы прибавить силы.
Что-то с тобою должно случиться.
Что-то случилось и победило.
Покуда тебе уповать на чудо.
Покуда берешь, отдавая, то бишь
всё это держишь в себе покуда.
Пока ненавидишь. Пока ты любишь.
* * *
Помнишь? – спрашиваю.
Нет, говорит, и вспоминать не стану.
Память, говорит, как звук речей иностранных:
их так много, что становится неинтересно.
Толку от памяти? Я всё равно не воскресну.
И ты не воскреснешь, не уповай на это.
Зима будет долгой.
Как говорят, готовь сани летом.
Отчего ж, отвечаю, сани давно готовы.
Видишь черный бушлат, этот дым портовый?
Видишь заточенные ножи, боевые кастеты?
Я десять лет пытался дознаться, где ты.
Я десять лет хотел услышать твой голос.
Если не поняла, о чем я,
то повторю еще раз.
Не стоит, я опять не пойму, как прежде.
Я всё помню. Держусь какой-никакой надежды.
Хотя что мне помнить? Только неверие и упадок.
Память – она как речь. Привкус добычи – сладок –
ведомый лишь тому, кто одержал победу.
В таких-то снегах всегда назревают беды.
Всё так, соглашаюсь, всё помнить – уже не мало.
Память – она как время, его у меня не стало.
Не стало ночных кошмаров, воспоминаний горьких,
я даже не постарел за всё это время, только –
сомнительные выгоды, сомнительные убытки.
Эта подсказка дьяволу
стоит его улыбки.
В таких-то снегах всё начинается снова.
Вдруг замолкаешь, потом прерываешь молчанку словом.
Десять лет напролет я зашивал ветрила.
Десять лет подряд забывал всё, что ты говорила.
Память – она как ты: голос и даты, нить.
Всегда можно вспомнить.
Всегда можно забыть.
* * *
Чего теперь только нет на этих вокзалах:
птичья спевка с утра, солнечный всполох,
черные росы на просмоленных шпалах.
Первыми отсюда поехали бизнесмены –
хитрые ловкачи, невидимые нацмены,
ночные курсанты, шныри-спортсмены.
Поехали ювелиры, поехали адвокаты,
выехали банкиры, обогнув баррикады.
Хотя что еще взять с богатых?
Поехали астрономы, потом поэты.
Ветер разносит заснеженные газеты.
На детских шеях кресты, на головах береты.
Поехали новобрачные после первой ночи,
поехали школьники – прилежные и не очень,
(привкус сладкого и жаркого, грустные очи).
Поехали бандиты, выехали крали.
Позже ЧП, а обычные сплетни в самом начале –
будет что вспомнить в приливе тоски-печали.
Остались разве что мы с тобою.
Вероятность мира, как вероятность боя,
еще не причина, чтобы смываться с поля.
Набожные христиане, безнадежные лица,
нас нелегко уложить, а после – не добудиться.
Никаких препятствий тому, чтобы стать убийцей.
Я такой же, как ты, – и у меня щетина,
такой же загар, жена такая же льдина,
ожоги, порезы, морщин еле видная паутина.
И со мною Господь обошелся несправедливо,
у меня в запасе тоже планы и перспективы,
не упускаю шанса прослыть несгибаемым и сметливым.
Давай, убивай меня за общие наши печали.
Убивай за то, чему нас с тобой обучали,
буди меня среди ночи коваными ключами.
Я тоже тебя в ответ буду сживать со света,
буду припоминать все пороки твои, приметы.
А если не справлюсь – спрошу твоего совета.
Я тоже лишен колебаний или сомнений.
Оплачу по счетам в оправданье надежд и мнений.
Последняя воля тем и утешит, что будет последней.
Где развязка пути? Где шальное его начало?
Ты всегда будешь между, как бы жизнь тебя ни бросала.
Кого теперь только нет в сутолоке вокзала.
Но пока тепло разливается в небе мглистом,
за гудками локомотивов, за птичьим свистом,
пока шум не стихает над нищим базарным людом,
пока житель последний не укатил отсюда,
пусть пойдут под участки земли под этим небом,
пусть селянки потчуют нас молоком и хлебом,
будь дорога легка, будь исход справедливым.
Радости всем несчастным. Разума всем счастливым.
Перевод с украинского Марины Гарбер