Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 3, 2016
Игорь Иртеньев родился в 1947 году в Москве. Окончил Ленинградский институт киноинженеров и Высшие театральные курсы. Автор более чем 20 книг стихов. Публикации в журналах «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Арион» и др. Живет в Москве и Кармиэле (Израиль).
* * *
Вокруг, куда ни глянь, мерцанье звездной пыли,
И вакуум сплошной, в котором тонет звук,
Куды ж теперь нам плыть? Считай, уже приплыли,
Закончился круиз, ну что ж, спасибо, друг.
Не ты ли нас призвал, чей разум так беспечен,
Кого в соблазн ввела грошовая цена?
Здесь воля и покой, последний явно вечен,
А воля, извини, нам даром не нужна.
Не ты ли рисовал нам дивные картины,
Что Шилову во сне присниться не могли?
Мы перлись за тобой, несчастные кретины,
Да ладно бы на край, а то за край земли.
Затмение ума, что овладело всеми,
Не в силах объяснить практически никто.
Мы побросали с плеч дома, работу, семьи,
Мы отчие в ломбард отволокли пальто.
Чтоб оказаться вновь за тонкой гранью яви,
На те же грабли вновь со смаком наступив.
Неистребима страсть российская к халяве,
Прочнее скреп любых ее императив.
* * *
Шел как-то от Крестовского моста
Я в направленье Рижского вокзала,
Земля была безвидна и пуста,
И долго жить, похоже, приказала.
Срывал с меня немодное пальто,
Свистя в два пальца, криминальный ветер,
Стояла ночь, как я не знаю что,
Как мало что стоит на этом свете.
И в страшном мире, выжженном дотла,
Где не наступит солнечное завтра,
Внезапно мысль мне в голову пришла,
Но, впрочем, так же и ушла внезапно.
Ее я сформулировать не мог,
И некому помочь мне было в этом.
А как же Бог? – вы спросите, а Бог,
Возможно, мог, но не спешил с ответом.
* * *
Луч пресловутый надежды слегка почадил и зачах,
Не повезло нам, друзья, откровенно сказать, с временами.
Что-то такое кончается прямо на наших глазах,
Что началось не при нас, но закончится, чувствую, нами.
Как-то все стало вокруг непривычно темно,
А ведь отчетливо двигалось к счастью, свободе и свету,
Я до конца не хотел бы досматривать это кино,
Я и попал-то сюда по чужому билету.
Мне его продал у входа какой-то чувак
То ли обкуренный, то ли прилично поддатый,
Даже не продал, а отдал буквально за так.
Я, говорит, уже все это видел когда-то,
Темным ноябрьским вечером, глядя в окно,
Будучи в стадии полу, так скажем, распада.
– Да? Ну и как?
– Если честно, конечно, говно,
Но временами вставляло, а что еще надо?
* * *
Пока мы водку беззаботно пили
И песни голосили дотемна,
Вдруг незаметно как-то наступили
Последние на свете времена,
Те, что так долго мыкались в передних,
Справляя скромно по углам нужду.
Они не то чтоб хуже предпоследних,
Но мы там не имеемся в виду.
* * *
Жизнь продолжается, мой друг,
Жизнь продолжается,
Хоть все быстрее мир вокруг
Тебя сужается.
Хотя все валится из рук
И разрушается.
Земля вращается, мой друг,
Пока вращается.
Когда же наконец она
Вдруг остановится,
Тогда-то мы достигнем дна
И все устроится.
И повернется время вспять,
Пройдя сквозь трещину,
И все наладится опять,
Как и обещано.
* * *
Положа руку на сердце строго –
Что я, собственно, знал про него?
Мы общались с ним очень немного,
Да, пожалуй, и меньше того.
Не из первых, скорее, из сотых,
Незнакомый с понятьем «престиж»,
Он трудился на мелких работах,
Неприметный и серый как мышь.
Заказав себе двигаться в горку –
Что там делать на этом верху? –
Прятал он в свою жалкую норку
Неприкаянных лет шелуху.
Так негромко, бездарно и честно,
Жил он, день отбывая за днем,
Вот и все, что о нем нам известно
Да, пожалуй, не только о нем.
И когда из живущих реестра
Перешел он до срока в другой,
Попрощались мы с ним без оркестра,
Наподдав напоследок ногой.
* * *
Не жизнь, а сплошная зубная тоска,
Ни соли щепотки, ни мыла куска,
И чьей только злою волшбою
Сюда занесло нас с тобою?
Мы жили как люди – и вот тебе на,
В мздоимстве и блуде погрязла страна,
Где песни веселые пелись
И теплые бублики елись.
Где каждого каждый в беде выручал,
При этом на каждого каждый стучал,
И общею были планидой
Повязаны праведник с гнидой.
Мы в черное небо с тоскою глядим
И черствого хлеба краюху едим.
Осталась нам в жизни, кирюха,
Одна только эта краюха.
А в небе том черном геройской звездой
Когда-то Гагарин сверкал молодой,
Но нам уж не вспомнить с тобою,
Что было оно голубое.