Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2016
Алексей Цветков родился в городе
Станислав (ныне Ивано-Франковск) в 1947 году. Поэт,
переводчик, журналист. Один из основателей группы «Московское время». Лауреат
премии А. Белого (2007), премии журнала «Интерпоэзия»
(2013). Автор нескольких книг стихов и многочисленных публикаций в литературных
журналах. Живет в Нью-Йорке.
вещь
на черном заднике созвездия фигурны
осенней мелочью позвякивает ночь
прохожий человек вдруг достает из урны
неведомый предмет и убегает прочь
и даже если сам присутствовал при этом
молниеносен свет секунда как стрела
куда он припустил с неведомым предметом
и то ли он нашел чего искал сперва
в окне над мостовой где сбивчивая тень я
столпились версии сомнение в груди
загадочен объект его приобретенья
хоть на монтажный стол отснятое клади
хрусталика в глазу отсохни чечевица
где прежний ум сиял навеки с толку сбит
к чему бессоннице зеницы очевидца
зачем в стене окно в котором мысль не спит
а в черной хляби туч десантных звезд эскадра
сигналит бедствие и медленно ко дну
с избытком знания что беженец из кадра
себе имеет вещь какую-то одну
наутро брошу все в котомку упакую
картофель соль крупу и весь остаток дней
в пути и поисках чтобы понять какую
он в урне вещь нашел и что он сделал с ней
острова
император наш огнеликий ши хуанди
сорок лет ревнивое сердце носил в груди
а на сорок первый в недугах врача виня
бросил заживо тиграм и звать приказал меня
я к стопам и ни жив ни мертв а он говорит
что к бессмертию путь непрост и тропа не та
гематит и золото киноварь и нефрит
он вкушал как советовал съеденный все тщета
что уже невозвратный дух норовит в полет
и гремит барабан и печаль цисяньцинь поет
собери говорит мой простертый торс оглядев
столько сотен юношей сколько и сотен дев
донесла до наших ушей говорит молва
что за морем бессмертные спрятаны острова
на одном из которых века обитает тот
чья нетленна плоть и алмаза тверже скелет
за мгновение он человеческий держит год
припади к стопам и вымоли нам секрет
снаряжай порезвей караван кораблей и в путь
ну а мы покуда опять наляжем на ртуть
поступил как велели и вечность стала ясна
с той поры как нетленный нам явь отделил от сна
а жестокому ши чтобы сердце разбить верней
мы вернули с отказом обманный корабль теней
дескать за морем только туман а спасенья ноль
и последняя жизнь растаяла в нем как воск
только известь теперь он уголь один и соль
командир терракотовых из подземелья войск
до скончания света недвижен последний полк
барабан прохудился и цисяньцинь умолк
вот уж третья с тех пор накатила тысяча лет
никакого в бессмертии цвета и вкуса нет
ни единой ощупи в нем ни вершка длины
даже тени смертных из вечности не видны
сквозь стеклянный воздух не полыхнет мотылек
терракотовый полк до костей пробрала зима
и земля в которую гибкий мой торс не лег
не дождавшись его постепенно мертва сама
где блуждает с посохом дух переживший мир
озирая вверху караван перелетных дыр
с той стороны
где памяти оголена основа
стоп-кадрами с заиленного дна
реликтовые лица выпускного
плюс девочка на лестнице одна
в чье одиночество помехой впасть я
не рисковал дверным стеклом скрипя
она там пела про возможность счастья
советское смешное для себя
какое-нибудь про тайгу и подвиг
угар высоковольтного труда
и я без непременных мыслей подлых
поверил что вот ей быть может да
она была толста печать печали
на юности хотя в семье уют
но толстых мы в тот день не замечали
ну разве вдруг когда они поют
я вышел в зал а после взял и вырос
но счастье подать временем берет
и скоро анатомия на вынос
истертыми подошвами вперед
но вдруг стоишь перед порталом ада
в орбитах слизь и рот предсмертный сух
на лестнице из никуда в не надо
где эта песня девочкина вслух
как жутко неожиданно и мило
но невозвратна времени стрела
и нечем вспомнить что с ней дальше было
на лестнице с той стороны стекла
* * *
я был всевозможный писатель
рифмованных строф и эссе
читательских душ воспитатель
чтоб льнули к прекрасному все
для вас непростые потомки
ростки из бесформенных груд
бросал семена из котомки
на ваш невозделанный грунт
вся в ссадинах шкура за годы
от мысленных пней и коряг
мне груз непосильной заботы
всю голову перенапряг
все путаней сверстников свора
в ней проблески смысла редки
нутром постигаю что скоро
подамся и сам в дураки
уйду я наверное к этим
к медведкам к неясытям к детям
негодным к борьбе и труду
вот вещи сложу и уйду
присяду в носу ковыряя
на склон где пустая вода
беглянка сгоревшего края
стекает как мы в никуда
кормление кота
при виде нищего щенка
глаза отводишь грустно
и вмиг от жалости щека
соленой речки русло
порой раздавишь муравья
наощупь в спецодежде
его найдя и жизнь твоя
уже не та что прежде
она из дыма и камней
хоть в световых полосках
и с каждым днем все больше в ней
голодных или плоских
уму хоть вон из кожи лезь
события случайны
порой мерещится что здесь
ни истины ни тайны
однако истина проста
мы до нее охочи
как человек кормить кота
встающий среди ночи
в трусах обвисших налегке
идет впотьмах икая
и банка с вискасом в руке
коробочка такая
закрой глаза и ты внутри
а ночью даже хуже
но веки тряпочкой протри
и ты опять снаружи
проходит жизнь минует год
ясней порталы ада
но если сыт хотя бы кот
то истины не надо
lux aeterna
когда они нас убивали
и тьма по бетону текла
которой они омывали
для доступа к небу тела
на каждого в паспорте виза
у них проступала за нас
под радужный свод парадиза
где им начисляли баланс
сперва они нас отпускали
сливая наш сурик в ручьи
потом мы лежали кусками
не помня которые чьи
транзитный терпел и неместный
сойдясь на прощальный привал
откуда отец наш небесный
своих постепенно прибрал
на суд к беспристрастной астрее
сочтя скоротечные дни
мы падали вдвое быстрее
чем нас убивали они
подобно остывшему слитку
остаток сознания гас
в нечаянный вторник навскидку
земля отдохнула от нас
но мы прорастали как злаки
как стебли свекольной ботвы
сквозь землю где наши собаки
и кошки еще не мертвы
после ветра
под потолком паук в подполье мышь
свет на нуле из вычисленных лишь
скитальцы сумрака в своем домене
лес осмелев гурьбой в дверной пролом
и голова над письменным столом
с графой о государственной измене
вниз меж стволов наощупь где река
в ней форма рыб реликтовых редка
их древний дрейф к предсказанному входу
в час нереста стерильная икра
спасибо что вода еще мокра
сам сослепу не опознал бы воду
сквозь фосфор звезд она едва видна
здесь угадай дунай или двина
ориентир на дух прибрежной свалки
ботинок без супруга труп русалки
худые в нашем русле времена
ты нынче ночью лодка ты баркас
снесенный прочь от человечьих глаз
рассыпанных с их непосильной грустью
в траве попарно словно васильки
отсюда ноль названья у реки
рейс выполнен пора спускаться к устью
вода все ближе к звездным небесам
всем поровну кто остается сам
мышам мышьяк а паукам пиретрум
сквозь тленный дух полей и липкий ил
баркас в котором если кто и был
гребцом практически рассеян ветром
* * *
все башку изноравливал прочь
постепенному змею
но кругом начинается ночь
и теперь не успею
за подсчетом чего учинил
наступили кошмары
словно в синее море чернил
напустили кальмары
на посту где осталась верста
в истекающих сутках
спохватись как нехватка остра
совершенных поступков
сам застыл спотыкаясь на дне
рыбьи лица зверины
с роковым плавником на спине
силуэт субмарины
заслонит как сквозь сучья сова
от последнего света
неуспетое неуспева
емое вот все это
контрпример
жесткие атомы необходимости
носят внутри себя все
в каждом коне образец лошадиности
стержень собачества в псе
крылышки кошке хуйня получается
или селедке седло
даже лобковая вошь отличается
от остального всего
тянется в самую древнюю грецию
разница смыслов и рыл
там старина аристотель эссенцию
в каждой субстанции вскрыл
но ничего кроме имени-отчества
у человека увы
он гражданин своего одиночества
строго внутри головы