Речь на вручении премии «Белла»
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2016
Владимир Губайловский
окончил механико-математический факультет МГУ. Публиковал стихи в журналах «
Эта моя
весьма короткая речь была произнесена 23 мая 2015 года со сцены Калужского
драматического театра во время церемонии награждения лауреатов премии
"Белла" за 2014 год. Представляла лауреата в номинации
"Литературно-критическое или биографическое эссе о современной
поэзии" – председатель русского жюри премии, литературный критик Наталья
Борисовна Иванова.
Критиков редко награждают премиями. И
я хочу в первых словах выразить свою глубокую благодарность прекрасным людям,
придумавшим премию «Белла» и включившим в нее номинацию «Литературно-критическое
эссе о современной поэзии». Я благодарен журналу «Новый мир», опубликовавшему
мою статью «Конец эстетической нейтральности». Я благодарю уважаемое жюри,
которое из большого списка достойных претендентов выбрало мою статью.
Я попробую сказать несколько слов о
специфике работы критика, пишущего о поэзии.
Цветаева писала в статье «Поэт о
критике»: «Народ, в сказке, истолковал сон стихии, поэт, в
поэме, истолковал сон народа, критик (в новой поэме!) истолковал сон поэта.
Критик: последняя инстанция в толковании снов. Предпоследняя».
Истолкование сна поэта, безусловно,
входит в сферу обязанностей критика. Неистолкованное
стихотворение как бы не до конца родилось, даже если
его повторяют на каждом перекрестке. Эмоций недостаточно. Анализ поэзии
необходим самой поэзии, как момент рефлексии и самопознания.
Поэт, создавая стихотворение,
разрывает коммуникацию. Он говорит на непонятном для большинства людей языке.
Даже если кажется, что он кристально ясен. Поэзия
обязана быть непонятной – это ее родовое качество. Понятная поэзия – это поэзия
привычная, то есть вторичная, то есть строго говоря не
поэзия. Она не совершает прорыва, не сдвигает границу познанного.
Поэзия всегда содержит новую идею,
открывающую (приоткрывающую) незнакомую местность, которой не было, пока она не
была названа.
Есть такой афоризм. Сначала о новом
говорят: «Какая чушь!». Потом: «В этом что-то есть». А потом: «Да кто же этого
не знает?»
Критик, мобилизуя весь свой опыт и
воспитанный вкус, говорит: «В этом что-то есть». Ключевое слово в этом
высказывании: «есть». Критик, как независимый свидетель, должен подтвердить: «Перед
нами не пустота, а действительность». Или как говорил Мандельштам: «Реальность».
Поэт в реальности своего открытия убежден всегда – иначе он не сможет работать.
Но его уверенности недостаточно, чтобы отделить действительность от иллюзии.
В открытии поэтической реальности
критику не помогут ни внешняя стихотворная атрибутика, вроде ритма или рифмы
или «тесноты стихового ряда», ни репутация поэта. Критик должен дотронуться до
той неизвестной земли, которую отрыл поэт, и рассказать о ней другим людям.
Критик стоит на той же земле, что и
читатель, и может это сделать. Он в определенном смысле тоже почтовая лошадь
просвещения, как и переводчик. Критик понимает язык поэта и говорит на языке
читателя.
Цветаева не случайно говорит о поэме
критика. Критическое высказывание о поэзии – это именно поэма, потому что иначе
прикоснуться к поэзии невозможно. Но поэма критика должна быть настолько
прозрачна, чтобы не исказить поэму поэта. К сожалению, критик, и я здесь не
исключение, очень часто производит пустоту, и читателю достается не огонь, а только
дым, затмевающий этот огонь.
Я благодарен всем поэтам, о которых
писал. Они открыли мне очень многое. А вот передать эти открытия читателю мне
удавалось не всегда.
Мне посчастливилось писать о Белле
Ахмадулиной. Моя работа о ее поэзии – не столько критический
разбор, хотя я и старался быть последовательным и доказательным. Это –
признание в любви.
Я люблю ее поэзию с ранней юности –
более сорока лет. И благодарен ей за те драгоценные часы, которые я провел,
твердя наизусть ее строки.
Для меня получить премию ее имени –
высокая честь.
Спасибо.