Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 4, 2015
Хелен Джонс выросла в Москве. По образованию инженер. В настоящее время живет в Нью-Йорке.
КРЕЩЕНСКОЕ
Как раз под крещенье, когда закрутили метели,
В деревню, где пили без меры, а жили без цели,
Где каждую вёсну сажали картошку с морковью,
Где сиплые крики в ночи называли любовью,
Где билась без счета (на счастье, должно быть) посуда,
Бездомная сука пришла непонятно откуда.
Пришла и завыла, подняв исхудалую морду,
И вторила вьюга ее доминантсептаккорду.
Достигнув последней, тревожной, четвертой ступени,
Собака ступила беззвучно в промерзшие сени.
Достаньте тот узел. Он спрятан в скрипучем комоде.
В нем платье в цветочек по вечной старушечьей моде,
Простые чулки цвета глины, платок, панталоны.
Как много нас вышло из этого темного лона,
Омоем, оденем – как надо, как должно, по ГОСТу,
И двинемся молча по белой дороге к погосту.
* * *
А давайте скинемся по рублю,
Построим корабль из сухой сосны,
Да жребий бросим, кому на нем плыть
В страну с молочной рекой.
Там каждую ночь говорят «люблю»,
Там нежны и легки, как манна, сны,
Там можно в реке ребенка омыть,
И вот он опять живой.
Кто знает, вернутся ль они назад…
Но мы, проверив наличность снастей,
Молча встанем ждать сорок лет в порту:
Ни слова про молоко.
Пусть дует им в паруса пассат,
Пусть растят зачатых в любви детей.
Но потомков их по сжатому рту
Мы опознаем легко.
НА ДАЧЕ
Полз, словно слизень, день, чертил свой влажный след,
Вытягивая тень. Мы кончили обед.
Кто детектив читал, кто вышивал крестом,
Кто просто так не думал, что потом.
Последний наш редут – усадебный уклад.
Нас вряд ли тут найдут, и все пойдет на лад.
Довольно наблюдать холодный ход часов,
Нас, жаворонков, превративший в сов.
Отрезанный ломоть, закрыт на карантин,
Троичен, как Господь, но так же и един,
Наш дачный мир – союз земли, воды, небес,
А в старой бане обитает бес.
Похож он на козу, а пахнет, словно мох,
Устроил раз грозу, да сам же и оглох.
Короче говоря, нет от него нам бед,
И главное событие – обед.
Мы наберемся сил от сизых кислых слив.
Наш вечер наступил, ни весел, ни тосклив,
Вы правы, кто читал, кто вышивал крестом,
Кто просто так не думал, что потом.