Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2015
Сергей Соловьев родился в Киеве в 1959 году. Автор книг «Пир», «Книга», «Крымский диван», «В стороне» и др., романов «Аморт» и «Адамов мост». Лауреат Бунинской премии, премии «Планета поэта», финалист премии Андрея Белого. Живет в Мюнхене.
* * *
Пишется «жизнь», слышится «смерть»,
пишется «смерть», слышится «сметь»,
пишется «сметь», слышится «жизнь»,
точатся света кривые ножи.
Пишется «я», слышится «ты».
Из пустоты, во все края
видятся сны. Тише слезы
пишется «Бог», ближе – не слы..,
дальше – туман. В сердце – коан,
а не закон. Слышится звон,
пишется «зван», слышится «swan» –
белый, как Сван, стелется дым,
клювик – огнем, пишется «дом» –
этот на том, слышится «дам».
То, чем дышу, то, чем пишу –
мир без тебя, минус-Адам,
шелест и шум, шелест и шум…
* * *
Видно, они расходятся еще при жизни – душа и тело.
Ну не то чтобы, но понемногу начинают готовиться,
перекладывать вещи украдкой, исподволь отчуждаться,
не испытывать близость в молчании, разговорах,
прикосновеньях. Нет, они слишком долго вместе,
чтобы глаза в глаза, когда и спиной это чувствуют.
То есть они едины все еще и будто бы на одном пути,
только он незаметно расходится, видимо, чтобы потом
не было так врасплох, по-живому. И безотчетно
стелют соломку в полосе расхожденья. Это легкое
неузнаванье друг друга, терпимое, от «возлюби»
(что-то есть недостойное в этом, с хитроумным подвохом –
«как себя самого». Что-то жизни противное:
ей не сдвинуться с места с этой цацей в себе и губами,
к ней прильнувшими. Да, возлюби,
чтоб других не терзать той же мерой, которую сам
еле терпишь в себе. В этом дело? Ну так и скажи).
Незаметно расходятся, а когда началось – и не скажешь.
Даже зеркало делает вид, что они еще вместе.
Кто «они»? Кто им ты, говорящий все это, и где ты?
На незримой соломке меж ними?
* * *
Наше всё – без отца и матери. Сильное положенье в сюжете.
Время из будущего, как искры, метет у русичей.
И дороги – скатертью. Жить бы –
да, видно, нельзя никак. Сколько ты ни стучи –
не откроется. Будто сдал Он нас в гардероб,
будто все происходит не здесь, а за дверью прикрытой.
И висим, перевернуты, и гадает на нас, как на картах таро
гардеробщик меж раем и камерой пыток
на дрожащей изнанке своих полусомкнутых век.
Не откроются, сколько б ты ни стучал. Ни отца тут, ни сына.
За углы собирается скатерть. Узелочек искрящей косынки
без лица. За прикрытою дверью ангел падал как снег.
* * *
Хорошо, что небо вверху,
а могло бы внизу быть
или где-нибудь сбоку,
и мы бы не удивлялись.
Где, родная, твой падме хум?
Хорошо, что жизнь – сквозь зубы:
это значит – любовь от бога.
Может, счастье – не горе,
а, Янус?
Хорошо, что смерть впереди,
где-то рядом и позади.