Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2015
Рафаэль Шустерович родился в Подмосковье, до 1993 года жил в Саратове. Публикации в журналах «Зарубежные записки», «Волга», «Крещатик», «Интерпоэзия», «Иерусалимском журнале». В настоящее время живет в Израиле.
джаз
Не испытывающие боли, выживающие по ошибке
сохраняют подобие декоративной улыбки –
неугасимой, непереносимой,
запечатлённой неумолимой трясиной.
Что за привычка: каждый сегодня и присно
дожидается своего катаклизма.
Ритм синусовый, сто шестнадцать и семьдесят,
небо сердится… небо, почто ты сердишься?
Дом песчаный, дом ледяной, пуховый,
дом из мечты – непостижимый, греховный.
но рождаешься разве
для того, чтобы рядом
рушилось всё под немигающим взглядом?
Пока музыканты, море лизнуло берег,
бормотнул контрабас, звякнула медь Америк,
карибские клавиши дразнят лице урагана.
Не перестану.
новый анчар
они приползли к властителю на коленях
и умоляли дай нам карту пустыни
той где укрылся анчар смертоносное древо
полное сладким ядом сладостным ядом
дай нам карту пустыни всесильный властитель
дай по ковриге хлеба посохи воду
и допусти напоить этим ядом стрелы
чтобы твоих врагов разить беспощадно
нет у меня врагов произнёс властитель
пряча радостный взгляд от рабов простёртых
но вот вам карта возьмите воду и стрелы
и луки на которых грозное имя
1 сентября 2014 года
Сжечь учебник истории. Память мешает успеху.
Поднимите шлагбаум – новым варварам на потеху.
Это ангел загаженных подворотен.
Он бесплотен.
Он висит над равниной на манер циклона,
Напоминая, что время – оно,
Что оно возвращается вместе с жаждой
Бесконечно правым побыть однажды.
На КП перекуривают орды,
Отмечая грядущие учебные годы,
И сворачивает мордатый кочевник
Самокрутку, единый порвав учебник.
* * *
Когда молчали музы, говорили
другие сущности. Так, бог герильи,
завистливый и злобный, подбивал
итоги дня. Дежурный генерал
докладывал о взорванном, сожжённом –
и богу, и ближайшим приближённым.
Молчали музы, говорили пушки,
причастным раздавали побрякушки,
отмытые от крови и печали.
И музы
молчали.
врата ада
В порту, где грузят ящики Пандоры,
негаданно случилась забастовка:
рабочие потребовали долю
от прибылей. Портовый комитет
с завидным мужеством, презрев угрозы,
отстаивал союзный интерес:
жгли шины, стёкла выбили в конторе;
сбежались репортёры; полицейским,
вначале бравым, отступить пришлось –
иначе карго подвергалось риску.
Пришлось пойти начальству на попятный,
возобновился трудовой процесс,
и бороздить просторы океанов
вновь принялись заветные суда.
лед
С точки зрения ледника
здесь избыток тепла.
Стужа была,
но ушла на века.
Он смотрит в гранитные зеркала.
Стужа была.
Стужа ушла.
Он отступает
в моренный сор,
на произвол
оставляет простор,
трещины затихает струна.
Впереди весна.
Что-то в пространстве пошло не так,
сбрасывает объятия нунатак,
рушится тело голубизны,
как государство на склоне войны.
Мир не нуждается в синеве,
он утверждается в пожелтевшей траве,
хламом заваливает города,
не подозревая о даре льда.
Когда поймёшь,
что жар – это ложь,
когда в ледяную
шкуру войдёшь,
когда сольёшься
с ледником
последним рывком…
утешение музыкой
Ведьма Марта, под крышкой рояля,
где бежит деревянная кровь,
отвори нам далёкие дали
и напиток любви приготовь.
Там, в империи медленных звуков,
что повсюду гудит и нигде,
смех греховен, плач горек и луков,
смерть стоит в деревянной воде.